Анатолий Дрофань - Загадка старой колокольни

• Название: Загадка старой колокольни
• Автор: Анатолий Дрофань
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1976

Повесть о дружбе украинских детей из интернационального клуба «Глобус» с немецким пионером из г. Дрездена Вилли Кюнте, об истоках этой большой дружбы.

Для младшего школьного возраста.

---

Сошли мы на ярус ниже, снова в окно глядим. Слышим, а тот весёлый голос ругает сторожа:

— Да как же это так, чтобы ключа не было?

— А вот так, — сокрушается сторож, — никакой надобности в колокольне нет, а потому и ключ у директора в сейфе…

— А где он живёт?

— А это вам без надобности, потому что его всё равно дома нет. Завтра же воскресенье, поэтому они поехали рыбу ловить. А без него никто ключей не даст…

Весёлый голос помолчал, потом обратился к нам:

— Так кто же вы такие, казаки, будете?

Ну, тут я уже взял всю ответственность на себя.

— Кто, — говорю, — я и Лёнчик.

— А кто такой «я»?

Мне стало понятным, что дальше уже нечего строить тайну, и совсем откровенно говорю:

— Володя Корниенко из восемьдесят шестой школы, или проще — Жужу. И Лёнчик Зинченко — мой товарищ…

— А ещё кто?

— Ну и ещё Круть — наш пёс… Ну, чтобы веселее…

— И больше никого?

— Мы только втроём… Да ещё птица огромная была здесь, но улетела…

— Вот так, — молвил тихо тот весёлый голос. — А их по всему городу ищут…

КОНЕЦ ОПЕРАЦИИ

Из этого разговора мы поняли, что нам придётся оставаться здесь по крайней мере до утра, а то ещё может случиться и такое, что придётся ждать ещё сутки, пока явится какой-то директор на работу.

Прожектор на милицейской машине продолжал освещать нас, а сторож с двумя милиционерами исчезли в сторожке.

У нас заболели ноги, и мы сели на пол. Время от времени я посматривал на свой дом. В его окнах уже почти ни у кого не было света, лишь в нашей квартире тревожно пламенели огни.

Что просто нам не выбраться из этого плена, вскоре стало совсем очевидным.

Два милиционера и сторож подошли снова к машине, и тот самый голос, что раньше звучал весело, почти хмуро спросил:

— Ну, десантники, страшно там?

— Совсем нет, — соврал Лёнчик.

— Если вы такие храбрые, то посидите без света. Только смотрите, чтобы никто из вас не плюхнулся вниз…

Прожектор погас, заурчал мотор, и машина поехала.

Теперь сторож уже не прицеливался в нас из своей дубинки, не кричал, и вообще куда-то вскоре исчез. Умолк собачий хор, ночная тишина окутывала город, а плотнее всего старый монастырь, и нам стало как-то не по себе.

От реки повеяло прохладой. Мы прижались с Лёнчиком друг к другу и не знали, что делать. Наверху, возле часов, в круглой комнате можно было хотя бы прилечь. А здесь площадка железная, и даже сидеть холодно.

— Так, может, полезем назад, Лёнчик? — говорю ему.

— Тебе хочется воевать с тем чёрным страшилищем?

— Но ведь тут высидеть до утра не так-то просто… Лёнчик вздохнул.

Лишь один Круть не горевал. Он свернулся калачиком, подвинулся как можно ближе ко мне и уже спал.

Вдруг видим, по улице с включёнными фарами едут несколько машин. И гудят так тяжело, натужно, что даже колокольня дрожит. Подъезжают ближе, присматриваемся, а их всего две: первая, большая, красная, поняли — пожарная, а за нею — милицейская.

— Вот так дела, ещё и пожар где-то, — качает головою Лёнчик. — И во всём обвинят нас… Ведь слышал же — де-сант!.. Вот тебе и операция «Голубь». «Смирный «Голубь»!..

Сторож открыл ворота. Въехали машины на подворье, подрулили к дверям колокольни, остановились. Стоят, кто-то тихо говорит. Нам ничего не слышно, потому что красная пожарная машина очень гудит.

Неожиданно снова сразу несколько прожекторов ударили в нас лучами, ещё более мощными, чем первый, на милицейской машине. Видим, а в том ослепительном сиянии лестница к нам поднимается. Упёрлась в карниз, и тотчас по ней человек в блестящей каске полез.

— Вот тебе, — говорю я, — и бесславный конец операции «Голубь»…

— Да молчи уже, — сердится Лёнчик, — хватит тебе, а то ты скоро расплачешься…

Хотелось мне на это хорошенько ответить Лёнчику, чтобы он не считал себя героем, а меня каким-то капитулянтом, но не успел. Человек в блестящей каске вмиг оказался возле нас…

— Ну и артисты, — усмехнулся, перелезая через перила. — Доброго здоровьичка! Так рассказывайте, каким ветром вас сюда занесло?..

Мы уже начали исповедоваться, но он махнул рукой:

— Ладно, потом. А сейчас поди-ка сюда кто-нибудь один. Я шагнул вперёд.

— Вот ты лучше скажи мне, как мы будем спускаться на землю? А? Сюда вы сумели. А назад? Вот я вам и скажу, что не тот герой, кто глупость сумеет сделать, а тот, кто сумеет из неё выпутаться умно, кто из воды умудрится сухим выйти. А вы? Вот ты как выйдешь?

Я не знал, что ему ответить.

А Лёнчик — такой смельчак — выступил вперёд, глянул вниз и говорит:

— Я бы тоже по такой лестнице полез…

— Ты? — удивился пожарник. — Да знаешь ли ты, как она качается во все стороны? Легче промчаться верхом на необъезженном жеребце, чем ступить шаг по этой лестнице. Она тебя, как лягушку, сразу же с себя сбросит…

Лёнчику, видно, очень хотелось на лестницу. Он надеялся показать свою смелость.

— Если ты такой храбрец, — начал расстёгивать пожарник на себе широкий ремень, — то давай мне на спину… — и присел.

Лёнчик, правда, не сплоховал. Ухватил пожарника за шею и повис на плечах.

Пожарник прикрепил его поясом к себе:

— Ну вот так, теперь полезли…

Он не торопился, медленно руками и ногами перебирал перекладину за перекладиной. Я и Круть следили за ними, и чем дольше, тем большее зло поднималось у меня на Лёнчика. Ну зачем ему надо было вырываться вперёд? Как бы пожарник и действительно не подумал, что я из малодушных.

Ну так я же вам докажу!

Когда Лёнчик и пожарник уже были невысоко от машины, я недолго думая перелез через перила, встал на лестницу. И чуть не покатился грушею вниз. Лестница и вправду так качнулась под ногами, что если бы я крепко не держался за перила, не знаю, что бы и было.

Всё внутри у меня похолодело. Но возвращаться — это было бы позором. И я решил: будь что будет.

Всё моё тело будто кто стиснул в комок. Я даже дыхание задержал в груди, схватился руками за лестницу и полез.

Внизу что-то кричали, вверху лаял и визжал Круть. Но для меня в этот миг ничего не существовало. Я лишь думал о том, чтобы ногой попасть на перекладину и чтобы никакая сила в мире не вырвала бы у меня лестницу из рук.

Я не знаю, дыхнул ли я хоть два раза за всё это время, когда спускался по лестнице, или как набрал на колокольне воздуха в лёгкие, так на земле его и выдохнул.

Когда кто-то подхватил меня сильными руками под мышки и поднял, я ещё продолжал крепко держаться руками за перекладину и не мог никак выпустить её из пальцев.

— Спускайся, спускайся уже смело, — услышал я сзади чей-то голос.

Это был пожарник. Он взял меня, словно маленького, на руки и крикнул тем, что стояли внизу возле машины:

— Ну, братцы, уж коли эти артисты такие смелые, ей-богу, не надо их ругать, а только с миром отпустить домой!..

Лишь теперь я услышал, как отчаянно лаял, скулил Круть. Пожарники сначала хотели было оставить его там. Но потом смилостивились, и один из них полез вновь на колокольню.

Но пёс в руки чужому человеку не дался. Так и заночевал на колокольне.

НОВЫЙ СОЮЗНИК

Нас с Лёнчиком не отпустили с миром домой, как советовал пожарник, а посадили в милицейскую зарешеченную машину и повезли.

По дороге, хоть как ни страшно было, я всё же успел шепнуть Лёнчику:

— А сувенир?

— Есть! — ответил он едва слышно, но победно.

В милиции нас держали не долго. Записали только наши фамилии, домашние адреса, номер школы и класса, где учимся, коротко — как попали на колокольню и с какой целью, и отпустили. Не только отпустили, а снова посадили в дежурную милицейскую машину, отвезли домой. Ну конечно, всё происходило так, как я предполагал. Мама плакала и считала, что мы не вернулись с речки. Дедушка, который уже успел обыскать всё пустое побережье, сейчас ходил по комнате. А папы не было, он ещё и в эту минуту надеялся напасть на наши следы.

Не знаю, как кому, а мне видеть мамины слёзы во сто крат тяжелее, чем пережить самое суровое наказание папы, дедушки или кого-нибудь другого.

На душе была невыразимая горечь, и я вынужден был раскрыть весь секрет нашей операции. Потому что действительно непонятно, почему нас, как говорит мама, «нелёгкая понесла в монастырь на высокую башню, да ещё и ночью». Одним словом, настала последняя минута бесславия операции «Голубь».

Как раз и папа вернулся и тоже слушал мою исповедь.

Мама собиралась ругать меня. Дедушка только ходил по комнате и хмурился. А папа неожиданно встал на мою защиту.

Я вам не сказал, что он военный. Майор. И, может, это спасло меня.

— Ну что ж, ничего-ничего, Жужу… Не ругайте его. В конце концов, надо попробовать побыть ночью и на колокольне. И повоевать с птицей, и летучих мышей не испугаться. Это, может, и хорошо; в солдаты пойдёт — пригодится. Но, Жужу, помни…