Жанна Бурен - Май любви

• Название: Май любви
• Автор: Жанна Бурен
• Издательство: Авангард
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-86394-025-5

Жанна Бурен — историк и журналистка, автор многих популярных романов. Роман "Дамская комната" отмечен Гран-при читателей журнала мод "Эль", по французскому телевидению с большим успехом прошел фильм, созданный по этому роману.

---

— Надо сильно любить Божии создания, чтобы так преданно заниматься ими! — воскликнула она. — Убирать за больными, что само по себе занятие отталкивающее, переворачивать и поднимать их, укладывать, мыть, вытирать, кормить с ложки, поить, переносить с одной кровати на другую, следить, чтобы они не раскрывались, стелить и приводить в порядок постели, нагревать белье, перед тем как в него одеть, усаживать на судно; зимой поддерживать огонь в огромных каминах каждой палаты, возить по палатам четыре железные тележки, наполненные раскаленными угольями, чтобы поддерживать тепло, следить за уровнем масла и за фитилями стеклянных ламп, горящих у каждой кровати, на алтарных столиках, в общих спальнях перед фигурками Богоматери; каждую неделю приготовлять воду с содой для стирки тысячи простыней, сотен комплектов пижам, немыслимого количества бинтов, полоскать их в чистой воде из Сены, развешивать на галерее летом и сушить у сильного огня в холодное время года, складывать их, обворачивать умерших, накладывать и снимать повязки, подстригать волосы, выливать содержимое горшков! Никто не может представить себе жизнь этих девушек, посвятивших себя Богу, которые чаще всего получают в благодарность за все лишь грубость, нарекания и упреки.

В комнатке, куда Шарлотта привела Матильду, не переставая со свойственным ей пылом восхвалять терпение монахинь, царила полная тишина. Обставленную лишь сундуком, столом, заваленным книгами, тремя стульями, небольшой этажеркой с книгами у окна, эту комнату скорее можно было принять за келью, чем за кабинет врача.

— Мне приятно, что вы так пунктуальны в своих посещениях больных, дорогая, — снова заговорила Шарлотта. — Я люблю эти минуты, когда нам удается поговорить вот так, вдвоем.

Это доверие, выходившее за границы обычных родственных отношений, взаимная нежность объединяли золовку и невестку. С этой абсолютно надежной женщиной Матильда могла говорить, оставив все опасения, о своих тайных муках. Шарлотта со своей стороны с такой же откровенностью рассказывала ей о сложностях, о разных периодах своей жизни, которая со времени исчезновения Жирара не раз становилась для нее далеко не безоблачной. Она была охвачена теперь страстью к студенту-медику, который был младше ее на двадцать лет и которого она одновременно учила и любви, и медицине.

— Что вы хотите, — говорила она, — я свободна, одинока, никому на свете ничем не обязана, что же до кары Божией, то почему я должна о ней беспокоиться? Разве наш Господь не проявил наивысшей терпимости к самаритянке Магдалине, нарушившей супружескую верность? Нет неискупимого греха, кроме греха перед душой. Честно говоря, я не думаю, что мне суждено быть отнесенной к числу тех, кто совершает этот грех. Я убеждена, что для меня более важно как можно лучше заботиться о моих несчастных больных, нежели о том, чтобы думать, как порвать с Реми. Этот мальчик нравится мне. Да и ему, по-видимому, со мной неплохо. Чего еще надо?

Как и всегда, когда она говорила о том, что касается непосредственно ее, Шарлотта терла пальцем довольно рельефную родинку в уголке губ. Это было ее привычкой.

— Пусть та, которая ни разу не мечтала любить красавца студента, первая бросит в вас камень, дорогая! Уж, во всяком случае, не я, в этом-то вы можете быть совершенно уверены!

Сидя одна напротив другой в платьях, складки которых падали до пола, Матильда со скрещенными на коленях пальцами, а Шарлотта безостановочно жестикулируя, они наперебой посвящали друг друга в свои сердечные дела, удовлетворяя настоятельную женскую потребность излить свои переживания.

— Как теперь у вас с моим братом, милая?

— Увы! Все по-прежнему! Одновременно и жертвы, и палачи, мы лишь мучаем друг друга!

— Если Господь подвергает вас такому испытанию, дорогая, это значит, что у него нет ничего более эффективного, чтобы вас спасти.

— Я с этим согласна, но, видите ли, Шарлотта… владеющая мною чувственность, захватывающая меня целиком, моя самая горячая, пылкая надежда, мои самые сильные наслаждения… я не могу привыкнуть к мысли о том, что должна навсегда от них отказаться.

— Не знаю, найдете ли вы, Матильда, утешение в том, что я вам скажу, но я знаю несколько таких случаев.

— Какая чудовищная насмешка! Чем больше муж боится, что не сможет больше доказать мне свою любовь, тем больше слабеют возможности его, доходя до полного упадка!

— Так часто и бывает, когда мужчина дорожит женой больше, чем собственным наслаждением, и больше всего боится ее обмануть.

— Ах, Шарлотта, это ужасно! Я зачахну около этого человека, питающего ко мне самую искреннюю, самую пламенную любовь, но который больше не в силах подтвердить мне ее, что делает его таким же несчастным, как и меня!

Уже много лет несостоятельность Этьена не раз приводила к сценам, прорывам злобных чувств, к выяснениям отношений, тщательно скрываемым в глубинах супружеского ложа, к примирениям, попыткам, ухищрениям, применению бесполезных лекарств, к бесконечным мучениям. Для Шарлотты это не было тайной. К этому времени между ними все было сказано, испытано, перепробовано и понято.

— Только нежность, одна лишь ласка может спасти ваш союз, Матильда. Вы это отлично знаете — вы, которая с такой решимостью пытаетесь сохранить то, что еще может быть хоть похоже на нее, то стараясь удовлетворить собственные наклонности, то пренебрегая ими.

— Нежность… да, разумеется. Я не лишаю ее Этьена, но она решает далеко не все. Сколько раз говорила я себе, что я не в силах больше выносить этого омерзительного воздержания! Сколько раз молила Бога даровать покой моему телу или же дать мне умереть… Я столько плакала, я вся изломана!

Шарлотта взяла в свои руку невестки и сильно ее сжала. Матильда глубоко вздохнула и тряхнула головой.

— Нехорошо предаваться жалости к самой себе, дорогая. Моя ошибка в том, что я уступила этой потребности, в которой таится некоторое малодушие. Поймите меня, однако: мне так плохо, когда меня раздирают пополам чаяния моей плоти и моей души!

Она немного помолчала. Губы ее дрожали.

— Порой, — заговорила она вновь, — мне кажется, что я обрела покой, приняла эту ампутацию самого непосредственного, самого живого во мне, кроме, разумеется, любви к моим детям, которая, слава Богу, меня никогда не оставляла!

— Это уже Его большая милость, вы понимаете, сестра? Не иметь детей, чувствовать себя бесповоротно бесплодной — это приговор женщине, который очень трудно перенести. Верьте мне, я говорю об этом не случайно.

Думая об одном и том же и понимая, что мысли их шли в одном направлении, что бывает не так уж часто, они помолчали.

— Я рассказывала вам, — заговорила наконец Матильда, — каким было мое детство с отцом и матерью, связанными глубокой плотской гармонией. Хотя ни они, ни я никогда об этом не задумывались, царившая в доме атмосфера, насыщенная любовью, пропитывала меня, формировала, ориентировала мои самые интимные чаяния. И если я так рано вышла замуж, то лишь для того, чтобы поскорее познать наслаждения, о которых мечтала как о единственном желанном благе. Став женой Этьена, я решила, что эта потребность навсегда удовлетворена. Увы! Мой враг — целомудрие подстерегало меня впереди!

Голос ее прервали рыдания.

— Я молилась. Боже, как я молилась о том, чтобы Он освободил меня от этой навязчивой идеи!

— Не всегда получаешь то, что хочешь.

— Послушайте меня, дорогая: впервые с момента замужества я на днях почувствовала искушение, увидев лицо и манеры мужчины. Вот уже два дня, как я увидела такого мужчину, какого не надеялась никогда встретить на своем пути, настолько опасна для меня его обольстительность. Не скрою от вас, что он произвел на меня сильное впечатление.

— Вы! Быть не может!

— Да! Послушайте же.

Матильда рассказала о Гийоме Дюбуре, о его появлении утром в день свадьбы, о том, как он ее очаровал, и о своем смятении.

Ее золовка лишний раз убедилась в том, насколько дружеские чувства, любовь, в том числе и самых дорогих для нас людей, почти всегда остаются для нас непонятными.

— Не бойтесь, Шарлотта. Кто-то хранит меня. И на этот раз я найду в себе спасительные силы. Этот прекрасный анжерец не посмотрел на меня, даже не заметил. Из всех женщин, приглашенных на свадебные торжества, он заметил и проявил особый интерес лишь к одной. И знаете к кому? К Флори!

— К Флори! С ума сойти!

— Вот именно. Что вы хотите — у любви свои дороги, самые непредсказуемые! То, что произошло, — глупость, нелепость, безумие, бред и со стороны этого юноши, и с моей стороны тоже. Однако все именно так и есть. Единственный вывод, который я должна сделать из всего этого, это то, что Гийом Дюбур никогда не проявит интереса ко мне. Несмотря на все мое воображение, которое так быстро оказывается заблуждением, я всегда возвращаюсь к целомудрию, границ которого не должна переступать. Я безупречная супруга и безупречной же должна оставаться. Такова моя судьба. Я не могу ее игнорировать с тех пор, как изучаю каждый закоулок той невидимой, но герметичной клетки, в которой оказалась. Как крыса в крысоловке.