Жанна Бурен - Май любви

• Название: Май любви
• Автор: Жанна Бурен
• Издательство: Авангард
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-86394-025-5

Жанна Бурен — историк и журналистка, автор многих популярных романов. Роман "Дамская комната" отмечен Гран-при читателей журнала мод "Эль", по французскому телевидению с большим успехом прошел фильм, созданный по этому роману.

---

— Артюс лежал на полу, — снова заговорил рассказчик, — в неподвижности. Под головой, при падении ударившейся об острый угол каминной облицовки, расползалось красное пятно, превращавшееся в кровавый нимб вокруг косматой головы.

— Он был мертв? — спросила Матильда неверным голосом.

— Сначала мы подумали так, но, подойдя ближе, поняли, что он еще дышал.

— Странное начало… все почти так, как несколько месяцев назад, в тот июньский день, когда Арно оставил его там не в лучшем состоянии!

— Мы все так же подумали об этом. Это повторение казалось нам какой-то галлюцинацией, но кое-что было и по-иному: на этот раз не могло быть и речи о том, чтобы раненый исчез, и человек, ранивший его, был не из нас; как это ни парадоксально, это была та, которая в прошлый раз встала между Артюсом и нами! Это не вызывало сомнений. С длинной железной кочергой в руках, рядом со сраженным телом, склонившись над ним словно для того, чтобы лучше удостовериться в том, что противник обезврежен, Гертруда смотрела, не отрываясь и не пытаясь ему помочь, на того, как тот, кто был ее другом, испускал дух у подола ее юбки. Измятая и разодранная в нескольких местах ткань говорила о жестокой борьбе, в которой два бывших сообщника пытались взять верх один над другим. Произошло нечто странное, необъяснимое, повергшее всех нас в неприятное недоумение. Уронив кочергу к своим ногам, безразличная к металлическому звуку, прозвучавшему в этой обстановке почти кощунственно, она протянула руку, указывая на меня пальцем, показавшимся мне более длинным и заостренным, чем он, вероятно, был на самом деле, и расхохоталась, но смех ее был похож на плач!

Флори содрогнулась всем телом. По спине ее пробежал холодок. Филипп благоговейно поцеловал крепко сжатый кулачок, ощутив губами ее нервную дрожь.

— Да, дорогая, сцена эта была настолько же ужасна, насколько и озадачивающа. Как, впрочем, и то, что за ней последовало. Приступ хохота кончился, и Гертруда овладела собой. Насколько это было возможно, она привела в порядок свою одежду, поправила волосы и подошла к нам, по-прежнему стоявшим в нескольких шагах от Артюса. Все еще бледная, она старалась ценой больших усилий сохранять самообладание. Не проявляя теперь никакой агрессивности и не пытаясь отрицать очевидное, она в нескольких словах рассказала нам о том, что только что произошло в ее доме. Артюс, которого она пригласила на дружеское, чисто дружеское свидание — это она подчеркнула несколько раз, — попытался овладеть ею. Со времени весенних событий он в своем убежище не видел женщин…

— Где же было это убежище?

— Об этом она отказалась нам сообщить.

— Почему?

— Не знаю. Разумеется, позднее мы об этом узнаем. Во всяком случае, это должно быть очень изолированное место, поскольку, если верить словам Гертруды, Артюс месяцами находился там без всякого контакта с женщинами, что, принимая во внимание его темперамент сатира, сделало его наполовину бешеным!

— Он вышел сегодня впервые?

— Ну да! Ему не повезло: он отважился наконец вылезти из своей норы, решив, что достаточно поправился, чтобы быть способным защищаться, и тут-то его и заметил Рютбёф. Он надеялся на то, что за это время его преследователи устали его разыскивать, забыли о нем… Эта его ошибка была фатальной! Поэтому-то он и принял не раздумывая приглашение, мотивам которого также не придал значения.

— Чего в действительности она от него хотела?

— Об этом я узнал из последующего. Сначала она ограничилась тем, что рассказала, как развивался их разговор, как потом ей пришлось защищаться от все более и более настойчивых поползновений и в конце концов вступить в борьбу с мужчиной, словно сорвавшимся с цепи после долгого воздержания. Она давно решила, как утверждает, не уступать никому без любви, а здесь сразу поняла, что для нее было бы унизительно оплатить такой ценой прихоть изголодавшегося приятеля. Когда ей удалось вырваться из его рук, она схватила кочергу и ударила его в припадке ярости, удвоившей ее силы, так внезапно, что он не успел уклониться от удара. Он свалился как подкошенный. К несчастью для него, падая, он сильно ударился об угол камина. А потом появились мы.

— Так, значит, после того, как она так старательно прятала его от правосудия, да и от нас, — заметила Матильда, — нашла ему убежище, кормила, лечила и так рисковала при этом, Гертруда сама выдала того, кого ото всех защищала! Странный поворот дела, странная женщина…

— У нее не было выбора!

— Насколько я знаю Этьена, он должен сожалеть о том, что ее вмешательство лишило его в последний момент роли, которую он надеялся сыграть сам.

— Он действительно был крайне раздражен поведением Гертруды, упрекая ее не только в предательстве семьи, чего она не могла отрицать, но и в том, что она помешала нам наказать Артюса так, как мы были намерены это сделать. По-моему, он долго не простит ей, наряду со всем остальным, вмешательства в дело, касавшееся прежде всего нас, и того, что она взяла на себя роль судьи, на которую рассчитывал он сам.

— Занялся ли кто-нибудь раненым, пока вы были там? — поинтересовалась Флори. — Ему чем-нибудь помогли?

— Рютбёф, а он в этом кое-что понимает, взял кружку воды, какую-то ткань с крышки кофра и немного вина. Промыв рану, выглядевшую довольно неприятно, он наложил повязку, ловко обмотав крупную голову Артюса, не проявлявшего признаков жизни. В свою очередь ваши братья связали веревкой, приготовленной специально для этой цели, ноги и руки с громадными кулаками раненого голиарда. Его связали в хороший пакет. Для большей надежности его привязали к кровати.

— Он пришел в себя при вас?

— Нет. Когда я уходил, он еще не открывал глаз.

— Что же вы решили с ним делать? И с Гертрудой?

— Он слишком долго обводил нас вокруг пальца, чтобы мы не приняли всех мер предосторожности. Пока Рютбёф и Бертран перевязывали нашего пленника, метр Брюнель, несмотря на ранний час, отправился сообщить о случившемся аббату, который не мог быть этим недоволен, так как захват Артюса был важным делом. Что касается меня, то мне поручили, пойдя навстречу просьбе Гертруды, отвезти ее к Изабо. Эта неприятная обязанность не приводила меня в восторг, но она хотела как можно скорее уйти из этого дома, в котором больше не чувствовала себя в безопасности. К тому же она заверила нас, что не уклонится от встречи с бальи.

— Как вы думаете, ее будут судить?

— Не знаю. Как это ни парадоксально, она искупила свое сообщничество попыткой убийства, совершенной вдобавок в условиях законной обороны, что оправдывает ее в глазах многих, в том числе и судей!

— Почему Гертруда указала на вас пальцем и расхохоталась, когда вы появились в ее доме? — спросила Флори вполголоса. — Вы знаете почему?

— Увы!

Настал момент, которого он боялся, с тех пор как понял, что ему оставалось сказать. Как сообщить жене, тем более в присутствии Матильды, об открывшейся ему нелепости? Он решил рассказать все без обиняков.

— Увы, тайна Гертруды таилась всего в нескольких словах. Выйдя из своего дома, она мне во всем призналась.

Он сжал губы, чтобы собраться с духом.

— Когда я направился с привязанной лошади, готовый отвезти Гертруду в Париж, она, вместо того чтобы подождать меня у двери, пошла за мною и быстро меня догнала. Она, должно быть, чувствовала себя лучше в темноте, наступившей за время нашего пребывания у нее в доме, чем при свете выгоравших свечей. Я не удивился, увидев ее рядом с собой. Я думал, что для нее, как и для нас, все решено.

Филипп вздохнул и с неловкостью во взгляде сокрушенно посмотрел на Флори, для которой взгляд этот остался непонятным.

— Разбитая борьбой с Артюсом, она шла с трудом, и я уже держал отвязанную лошадь за повод, когда она подошла ко мне. В другой руке у меня был фонарь, который я, выходя, зажег от взятой из камина головешки. Я протянул фонарь ей, чтобы она посветила мне, когда я буду усаживаться в седло, прежде чем поднять на лошадь в свою очередь и ее. Вопреки моему ожиданию, она поставила фонарь на землю и, приблизившись, прикоснулась ко мне рукой: «Вы не знаете, вы не догадались, почему я уже несколько месяцев веду себя так, как вы видите?» — спросила она со сдержанной досадой в голосе, которую я отнес за счет пережитого потрясения. Она в волнении заговорила снова. Боже мой! Мне не забыть этой истовости тона, совершенно отличавшегося от ее обычной манеры, которым эта женщина, силуэт который я едва различал в темноте, бросила мне в лицо признание в том, чего я не мог бы вообразить себе ни за что на свете! Посудите сами: все то, что она придумала для спасения Артюса, было результатом любви, но любви не к нему, как можно было бы подумать, а любви ко мне!

— Господи! Гертруда вас любит! — воскликнула Матильда. Дочь же ее оставалась безмолвной. — В это невозможно поверить!