Жанна Бурен - Май любви

• Название: Май любви
• Автор: Жанна Бурен
• Издательство: Авангард
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-86394-025-5

Жанна Бурен — историк и журналистка, автор многих популярных романов. Роман "Дамская комната" отмечен Гран-при читателей журнала мод "Эль", по французскому телевидению с большим успехом прошел фильм, созданный по этому роману.

---

Матильда последовала за золовкой. В запертой комнате, где день и ночь горели благовонные травы, царил умиротворенный покой; служанка что-то шила у кровати, следя за Кларанс.

Не без удивления Матильда увидела Флори, стоявшую у изголовья больной. Глаза молодой женщины были красными от слез, следы которых виднелись на лице. Увидев входивших мать с отцом, она шагнула им навстречу.

— Я прошу вас, дорогая дочь, перестаньте терзаться, неотвязно думать о нашем несчастье, — ласково проговорила Матильда, готовая сообщить Флори об их новой надежде. — Не время поддаваться скорби. Есть новость: господин Вив только что заверил нас с отцом, что болезнь Кларанс излечима. Он займется ею и говорит, что уже вылечивал людей с такими же отклонениями, как у нее. Так или иначе, уже первая его консультация принесла свои плоды: посмотрите, насколько спокойнее теперь ваша сестра.

— Да услышит вас Бог, мама! Я отдала бы десять своих лет за возвращение ее к жизни!

Тон, которым были произнесены эти слова, удивил Матильду глухой силой, не вязавшейся ни с характером дочери, ни с надеждой, о которой шла речь.

— Даже если удастся ее вылечить, — продолжала она тоном, выдававшим надежду на отмщение, — все равно ее мучителей надо схватить! Но все наши попытки их разыскать оказались тщетными!

Действительно, Арно после столь же тщательных, как и бесполезных, поисков вернулся, так и не обнаружив убежища Артюса Черного. Он огорчен этим, но не сдается.

— Мы, наверное, ищем не там, где нужно, — сказала Матильда. — Но мне кажется, что все это скоро может измениться.

— Смотрите-ка, вам как будто известно больше, чем нам, дорогая, — заметила Шарлотта, присоединившаяся к обеим женщинам, убедившись в том, что ее племянница немного успокоилась.

— Не исключено. Перейдемте в мою молельню.

Чтобы не беспокоить Кларанс, они ушли в тесную комнатку, где у стены стояли четыре деревянных табурета и аналой с раскрытым часословом. Большая подушка с золотыми кистями лежала в ногах деревянного изваяния Богородицы. Еще одна дверь вела отсюда в комнату Матильды.

— Когда я вызываю в памяти каждую деталь последних событий, — заговорила она после того, как все трое расселись по табуретам, — проясняются некоторые, по-моему, важные факты. Вот, например: вы помните, дочь моя, что во время визита к нам Изабо упрекнула Гертруду за дружбу, которую она с недавних пор завела с Артюсом?

— Да, конечно. И Гертруда показалась мне при этом довольно смущенной.

— Больше чем смущенной. Она пришла в ярость!

— Возможно, но я не вижу…

— В тот момент меня тоже не поразили признаки противоречия, которое, такое явное, не должно было меня не встревожить. Но каким-то таинственным образом оно проложило себе дорогу в моем сознании. Теперь мне все настолько ясно, что я могу сказать, что это наводит меня на след.

— На след? На чей, сестра? — спросила Шарлотта.

— На след Артюса; мне кажется, я поняла, где следует его искать.

— Вы думаете, Гертруда знает, где он прячется?

— Я в этом уверена! Больше того: помните, как она напирала на то, что никто не узнает, где он скрывается? Эта уверенность выглядела очень неестественной, это-то и заставило меня надо всем задуматься. Ее вызывающий тон можно было объяснить лишь одним: либо я сильно ошибаюсь, либо Артюс нашел приют под ее кровом!

— Вы подумали, сестра, об опасностях, которыми грозило бы ей такое соучастие?

— Да, но я не уверена, что их было бы достаточно, чтобы заставить отказаться от этого такую фантазерку, такую чувственную женщину, как Гертруда. Ее скучная жизнь не может не казаться ей пресной, и я верю, что она способна оценить жгучий вкус стручкового перца, явившегося так кстати, чтобы скрасить ее жизнь.

— Замешательства и волнения, выказанных ею тогда и не прошедших мимо меня, достаточно, чтобы признать вашу правоту, мама! Несомненно, ее поведение в понедельник не было естественным.

— Допустим. Вы поняли, что сговор такого рода означал бы открытую войну против всех нас?

— Разумеется, но я сомневаюсь, чтобы ее могли остановить такие соображения. Она связана с нашей семьей лишь чисто случайно, отношения наши — чистая условность. Нас не сближают ни какая-либо привязанность, ни родство.

— Да, это так! — убежденно согласилась Флори. — Больше того, я подумала вот о чем: она высказала тогда показное раскаяние, довольно для нее необычное, давая понять, что чувствует свою вину в том, что пригласила нас в тот день к себе.

— Допустим, что вы обе правы, — сказала Шарлотта, — остается в этом убедиться. Ведь нет же полной уверенности, что Артюс у нее. Как быть? Человек, которого повсюду разыскивает полиция короля, не мог не принять тысячи мер предосторожности.

— Если он действительно скрывается у Гертруды, то, во всяком случае, не в ее маленькой парижской квартире прямо над лавкой Лувэ, — заметила Матильда. — Его тут же обнаружили бы. Значит, он в том самом загородном доме — нигде больше она укрыть его не могла.

— Похоже, что вы правы, но в этом нужно убедиться.

— Этим займусь я, — сказала Флори, охваченная лихорадкой деятельности. — У меня, увы, слишком много оснований заняться Артюсом! Я найду, черт побери, способ все разузнать…

VIII

Всю ночь настоящая апокалиптическая гроза сотрясала громом и заливала водой Париж, долину Сены, лес Руврэ и ближайшие предместья. Последние раскаты грома отгрохотали только на заре.

Вытянувшись в постели рядом с Филиппом, время от времени просыпавшимся лишь для того, чтобы ласкать жену в свете молний, Флори, страдающая от сильной жары, с которой не могли совладать даже водяные смерчи, не могла уснуть. Когда ее отпускали торопливые объятья, она была не в силах заставить себя не мечтать о том, что испытала бы в объятиях Гийома. Она догадывалась, что существует столько же способов любви, сколько и любовников. С мужем все было тихо, с нежностью, тяготевшей к развлечению. С человеком же, одно прикосновение которого ее волновало, это не может не быть пароксизмом, яростным неистовством урагана, взрывом блаженства… От этих мыслей, означавших измену, ей стало стыдно.

В ночной темноте, с которой слабо боролся рассвет, Флори раскрыла полные ужаса глаза. Так вот, значит, до чего, до какого безумия она распустилась, и всего через полтора месяца после свадьбы! Неужели это коварное, постыдное чувство изгонит из ее сердца Филиппа, этого очаровательного мужа, кому она отдала с такой радостью свою жизнь, Филиппа, с нежностью ее любящего и которому она желала счастья?

Яростный гнев, порожденный отвращением к себе, страхом, удручающим бессилием, протестом, потряс молодую женщину. Неужели она позволит себе поддаться влечению плоти, как разогревшаяся в жаркий день на солнцепеке кошка? Неужели она всего лишь самка?

Флори в ярости соскочила с кровати, чтобы помолиться на коленях. Но ей это не удалось. Она почувствовала, как слабеет, теряет силы; по телу пробежала судорога тошноты, и она без чувств упала на выстилавшую паркет комнаты траву.

…Когда в ее глазах рассеялся туман и она пришла в себя, оказалось, что она снова в постели. Над нею склонились два лица — тетушка Берод, бесчисленные морщинки которой сложились в взволнованную и одновременно радостную улыбку, и Филиппа.

— Вы можете поздравить себя, душа моя, с тем, что так вас напугало.

— Не знаю, что со мною случилось…

— Зато, как мне кажется, это знаю я, дорогая племянница.

Филипп с улыбкой повернул голову. Она вдруг тоже поняла, в чем дело. Ребенок! Стало быть, теперь она спасена! У нее будет ребенок! В самую черную минуту стыда ей ниспослан спаситель. Между ним и ею не может встать никто, решительно никто. Осознав поддержку того, кто был в ней самой, как бы он ни был слаб, она почувствовала себя сильной и защищенной. Это крошечное существо наделено всеми правами, включая право на то, чтобы оградить ее честь, отогнать от нее мерзости, вызванные ее фантазией. Такое крошечное и такое могучее!

— Я схожу за вашей теткой Шарлоттой, дорогая, когда станет посветлее. Она придет и займется вами.

— В этом нет нужды, мой друг. Я теперь чувствую себя вполне хорошо. То, что со мною случилось, это самое естественное, что только может быть.

— Конечно. Но вы должны отдохнуть.

— Хорошо! Я отдохну. Начну с того, что немного полежу, а уж потом пойду в Центральную больницу. Это не самое важное… Самое важное — это дар Господа, это слияние наших жизней, Филипп, это маленькое существо, которое у нас родится!

Она с любовью и с чувством раскаяния смотрела на мужа, лицо которого освещало выражение любви, уважения, серьезности и восхищения, перемешавшихся так тесно, что произошло поразительное преобразование: остававшиеся до этого нежными, как у подростка, черты его приобрели законченность взрослого мужчины, охваченного совершенно новым для него чувством ответственности.