Жанна Бурен - Май любви

• Название: Май любви
• Автор: Жанна Бурен
• Издательство: Авангард
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-86394-025-5

Жанна Бурен — историк и журналистка, автор многих популярных романов. Роман "Дамская комната" отмечен Гран-при читателей журнала мод "Эль", по французскому телевидению с большим успехом прошел фильм, созданный по этому роману.

---

Пробираясь через толчею пешеходов, всадников, навьюченных ослов и мулов, овец, которых гнали на Новый рынок, разносчиков, монахов, нищих, бродячих комедиантов, расталкивавших толпу, перекликавшихся между собой и останавливавшихся поболтать среди возгласов жонглеров, призывов к милосердию, окриков бурлаков, доносившихся от Сены, — через эту давку возбужденных и насмешливых парижан, манеры которых ее вовсе не шокировали и среди которых она чувствовала себя как дома, Матильда перешла на правый берег.

Внезапно она изменила намерения.

— Еще не очень поздно, Маруа, — проговорила она, — есть время заглянуть до ужина к бабушке Марг. Я давно к ней не заходила.

Между нею и этой старой женщиной с трудным характером существовали какие-то двусмысленные отношения. Некоторая привязанность, которую она продолжала питать к бабке, чаще всего наталкивалась на бесконечные приступы раздражения. Матильду охватывало то очень сильное чувство долга перед ней, то жалость, то приступы гнева, то порывы нежности, и все это накладывалось одно на другое. Характеры их были совершенно противоположными, но Марг Тайефер, с обезоруживавшей наивностью считавшая себя образцовым человеком, самым преуспевшим в своем окружении, не желала с этим считаться.

Сделав крюк по улице Пьер-а-Пуассон, Матильда прошла через площадь л'Аппор-Пари, где несмотря на дождь шла бойкая торговля на скромном открытом рынке, и пошла по улице Сен-Дени.

Она не любила эту оживленную торговую улицу, где всегда стоял доходивший до предела шум и царила суета, но хорошо знала, что бабка, прожившая здесь всю жизнь, никогда не согласится отсюда переехать. Она жила здесь с детства с родителями-ювелирами, потом с мужем, компаньоном отца. Человек мягкий и спокойный, Луи Тайефер рядом со своей властолюбивой половиной умел сохранить независимость духа, позволявшую ему с одинаковой приятной улыбкой сносить как любовные натиски, так и многочисленные выходки Марг. В семье говорили, что он позволял себя любить, как и властвовать над собой, никогда не открывая свою душу, а лишь идя навстречу претензиям той, с которой связал жизнь, с таким глубоким безразличием, что жена ни в чем его не подозревала.

Теперь никто не смотрел за домом. Крыша протекала, винтовая лестница на второй этаж далеко не сияла чистотой.

Зала с высоким потолком, в которой постоянно пахло немытым телом и старой одеждой, была заставлена сундуками, кофрами, посудными шкафами, стульями, которых были слишком много; на стенах висели траченные молью гобелены. У распахнутого на улицу окна, в кресле с высокой спинкой, обложившись свалявшимися подушками, словно в гнезде, сидела бабушка Марг. Выглядевшая еще вполне хорошо, она подставила Матильде все еще розовую, почти без морщин, щеку.

— Добро пожаловать, девочка. Как муж? Как дети?

— Слава Богу, хорошо. Да и вы, бабушка, выглядите вполне бодрой.

— Если бы не ноги, которые меня плохо держат, у меня не было бы причины жаловаться на возраст. Однако это не очень мешает мне ходить. Вы же знаете мою энергию!

Глаза ее горели удовлетворением. Каждому, кто ее знал, была известна ее склонность к похвальбе. В глубине души несомненно понимая, что к ней относятся не с тем почтением, какого бы она желала, она не переставала ставить себя всем в пример.

— Не дальше как вчера мой фармацевт-травник, принесший травы для отваров, говорил мне: «Право же, мадам Марг, вы необыкновенная женщина! Не сыщешь и двоих в вашем возрасте с такой волей и характером!»

Матильде не стоило труда убедиться в том, что воображение бабушки, очень активное в отношении собственной персоны, с годами создавало в ее сознании некий мужественный образ, исполненный смелости, почти героический, с которым она себя отождествляла, которым восхищалась и страстно защищала.

— Вы действительно редкий образец Мужества, бабушка, — согласилась она, в очередной раз потакая совершенно детской потребности старухи в лести.

Она по опыту знала, что было бесполезно, даже, может быть, жестоко хотя бы попытаться вызвать у Марг чувство смирения. Эта трудно дающаяся добродетель была ей, без сомнения, чужда, ибо Матильда так часто наталкивалась на стену ее самодовольства и самодостаточности, что с некоторых пор отказалась от надежды проделать в ней хоть небольшую брешь.

— Дочка, — проговорила Март Тайефер, — что вы думаете об этом юном меховщике из Анжера, который ухаживает за Кларанс?

Не наделенная даром прозорливости, что не мешало ей, однако хвастать самой тонкой проницательностью, старуха любила высказывать свое мнение, которое всегда оказывалось столь же неопределенным, как и ошибочным. Не составлял исключения и этот случай: ее бестактность внучка восприняла как удар хлыста. Чувствуя, что краснеет, Матильда пересела в другое место, спиной к окну.

— Я не могу ничего об этом сказать, ничего определенного, — заявила она, не слишком при этом солгав. — Мы его совсем не видим.

— Он не нравится тебе как возможный зять?

— Ему двадцать восемь лет, а нашей дочери всего четырнадцать. Я предпочла бы претендента, который не был бы вдвое старше ее.

— Во всяком случае, он нравится мне больше, чем этот жаворонок Филипп, годный лишь на то, чтобы петь да сочинять стихи! Это несерьезное занятие!

— Он мягкосердечный, умный парень и обожает Флори.

— Не понимаю вашу дочь. На ее месте я не обратила бы внимания на такого хилого ухажера.

— Однако между ними, по-видимому, полное согласие и оба счастливы.

— В мое время предпочитали более мужественных мужчин. Ваш дед был настолько же крепко скроен, насколько и красив.

— Вам повезло, бабушка, только и всего.

— Должна признаться, мало женщин могут похвастаться, что их любили так, как была любима я. Луи обожал меня. Да, Луи — это был мужчина! — продолжала старая дама с двусмысленным самодовольством. — Мы не оставались без работы в постели, уж поверьте мне на слово!

— Тем лучше для вас, бабушка, тем лучше для вас.

Матильда опустила глаза. Ей не удалось выслушать эту доверительную сентенцию без внутренней дрожи раненого животного, которого бьют по тому самому месту, где вот-вот закровоточит рана. Она повернулась к окну и стала смотреть на улицу, где со всех сторон раздавались крики и громкий шум.

— Сейчас зазвонят к вечерне, — вернулась наконец к действительности Матильда. — Мне пора домой, надо успеть к ужину.

— Когда же вы придете пообедать со мной?

— Уж и не знаю, бабушка. Поговорю об этом с Этьеном, но ведь вы знаете — у него сейчас очень много дел. Близится время больших ярмарок. Завтра утром он едет в Шампань. В Провин его сопровождает Бертран. По возвращении начнется ярмарка в Ланди. Все несколько следующих недель я одна буду заниматься и лавками, и мастерскими. Не будет и минуты свободной. И так из года в год одно и то же.

— Но вы вполне можете выбрать одно из воскресений…

Внезапно в изменившемся взгляде старой женщины мелькнуло отчаяние. Матильда почувствовала, как ее протест сменила жалость. Так бывало всегда.

— Мы как-нибудь к вам соберемся, бабушка. А теперь я вас покидаю. Мне пора.

— Надеюсь на скорую встречу, внучка.

Покидая дом бабки, Матильда ощутила на своих плечах часть того бремени, которое накладывала на Марг старость.

Дождь перестал, но над Парижем по-прежнему висели тучи, набрякшие водой.

— Пошли быстрее, Маруа. Вот-вот снова начнется ливень.

Женщины заторопились и скоро были уже дома. Каждый раз, когда за ней закрывалась кованая дверь, Матильда ощущала покой, равновесие, которыми, казалось, дышали все эти строения, островерхие крыши, лужайки, цветы. После гремящих, лишенных зелени улиц и улочек ее сад, такой зеленый, такой цветущий, казался ей прибежищем благодати. В своей первозданной свежести аромат увлажненной дождем земли вызывал настоящее наслаждение после запахов улицы.

Вечерняя трапеза была важным моментом в жизни семейства Брюнелей. Матильда и Этьен любили беседовать с детьми в этой большой зале, где стоял аромат жареного мяса и пряностей, поджаренного хлеба, соусов с травами. Теперь, когда в доме уже не было Флори, а Жанна и Мари спали, их оставалось пятеро с каждой стороны прямоугольного стола, и ничто не стесняло их разговоры и Взаимные объяснения, Это был час беседы, обмена мыслями, споров, порой горячих, в которых редко кто брал верх, между людьми, связанными одной кровью, но разных поколений. Считая важными эти моменты семейного общения, каждый вносил в него свой искренний вклад, несмотря на неизбежные расхождения во мнениях, восприятии или во вкусах. И те, и другие отстаивали свое, горячо, но без тени враждебности.

Зимой они собирались вокруг светильников, освещавших лица несколько таинственным светом, а поужинав, подсаживались к камину. В хорошую погоду ужинали при открытых дверях и окнах, чтобы было как можно больше света, а заканчивался вечер в саду, где рассаживались кто прямо на траве, а кто на скамейках.