Юрий Мухин - Подонки истории. Самая зловещая тайна XX века

• Название: Подонки истории. Самая зловещая тайна XX века
• Автор: Юрий Мухин
• Жанр: Публицистика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9955-0230-2

Культовая книга ведущего историка и публициста патриотических сил! Опровержение самых подлых антироссийских мифов, придуманных врагами народа, чтобы сделать нас «без вины виноватыми»! Сенсационное расследование самых зловещих тайн XX века. Разоблачение преступного заговора против России. Пощечина клеветникам-ревизионистам, этим либеральным подпевалам гитлеровцев, которые готовы на любую низость, лишь бы опорочить великую Сталинскую эпоху и представить СССР главным зачинщиком Второй Мировой войны, а Польшу – «невинной жертвой кровавых диктаторов».

Но так ли уж невинна была эта «жертва»? За что панскую Польшу окрестили «гиеной Европы»? Кто подталкивал ее к эскалации конфликта и мешал Сталину создать антигитлеровскую коалицию еще в 1939 году? Какие силы, развязав всемирную бойню, сфабриковали и так называемое «Катынское дело» – самую грязную, гнусную и бесстыжую фальсификацию XX века?

Проделав колоссальную аналитическую работу, обнаружив в официальной версии Катынской трагедии массу нестыковок, противоречий и прямой лжи, Юрий Мухин неопровержимо доказывает, что на самом деле пленные польские офицеры были расстреляны не НКВД, а немецкими оккупантами! Это расследование не только раскрывает механику провокации, наглядно демонстрируя, как именно была состряпана Катынская фальшивка, но и выводит на чистую воду заказчиков клеветы, призванной рассорить русских с поляками и вновь раздуть «давний спор славян между собою…».

---

В Красной Армии до войны было 994 генерала[213], у разных авторов есть разница в счете их потерь, но небольшая. Боевые потери – 345 человек, общие – 421[214] (только на территории Смоленской области погибло 17 генералов)[215]. От довоенной численности боевые потери – 34,7%.

Немцы в 1941 г. на Восточном фронте потеряли убитыми 10 генералов, в 1942 г. – 20, в 1943 г. – 27[216]. Причем до Сталинградского окружения 6-й армии немцев Советская армия не могла взять в плен ни одного немецкого генерала. А возможности, казалось, были. В ноябре 1941 г. маршал Тимошенко под Ростовом разгромил 1-ю танковую армию немцев. О масштабах разгрома свидетельствуют трофеи: немцы каждый свой танк эвакуировали с поля боя и ремонтировали, а тут оставили 154 танка, 8 бронемашин, 244 орудия, 93 миномета и 1455 автомобилей[217]. За этот разгром Гитлер сорвал с фельдмаршала Рундштедта Рыцарский крест и снял его с командования группы армий «Юг», снял командующего 17-й армией генерала пехоты Штюльпнагеля, с главнокомандующим сухопутных войск Браухичем случился сердечный припадок[218]. Но ни одного немецкого генерала под Ростовом в плен взять не удалось. Под Ельцом в декабре 1941 г. войска Тимошенко окружили 34-й пехотный корпус немцев, захватили штаб, но командир корпуса улетел на самолете связи. Оказавшийся в безвыходном положении, командир 134-й пехотной дивизии немцев генерал Кохенхаузен повел дивизии корпуса на прорыв и был убит в неудачной атаке на советских кавалеристов[219]. Да и после Сталинграда взять немецкого генерала в плен было проблемой. В Белорусской операции 1944 г. на 21 взятого в плен генерала пришлось 10 убитых и застрелившихся.[220]

Стойкость советских и немецких генералов определялась не только их моральным уровнем, но и пониманием руководителей этих стран, что генералы нужны не для того, чтобы в мирное время обжирать свой народ. В ходе войны 20 генералов Красной Армии, не понимавших этого, были расстреляны[221], что не могло не придать остальным боевого энтузиазма. В декабре 1941 г. командир 46-й пехотной дивизии немцев генерал граф Шпонек отвел дивизию с Керченского полуострова без приказа и был приговорен к расстрелу[222]. А как иначе? Это ведь война, а не соревнования по бегу. Впрочем, полякам этого не объяснишь, у них свои критерии.

Как подсчитал Ч. Мадайчик: «По некоторым данным, в сентябрьской кампании погибло… 4 генерала»[223]. Как погиб один из них, Й. Ольшина-Вильчинский, нам сообщила академическая часть бригады Геббельса – его расстреляли злобные Советы. В память об этом славном польском герое следует несколько подробнее остановиться на деталях его смерти.

В 5 часов 22 сентября танко-артиллерийский отряд майора Ф.П. Чувакина перехватил польскую часть, шедшую из города Гродно в гродненскую крепость то ли для того, чтобы в ней закрепиться, то ли для того, чтобы пограбить находящиеся в крепости склады. Поляки приняли бой и дрались храбро: в отряде Чувакина было 11 убитых и 14 раненых, поляки сожгли 4 танка БТ-7. Сожгли бутылками с зажигательной смесью, а это действительно требует храбрости. Из одного загоревшегося танка выскочил экипаж в составе красноармейцев Сатковского, Шиталко и Шатко и сдался полякам в плен, а поляки сдавшихся расстреляли[224]. У меня к этим полякам претензий нет, поскольку по Уставу советские солдаты в плен не сдаются, кроме этого, экипаж танка был свободными людьми и мог свободно выбрать между продолжением боя личным оружием и сдачей в плен. Он выбрал последнее, следовательно, все последующее – это результат его свободного выбора, и только. На это у меня нет претензий, а у Женевской конвенции такие претензии есть: пленных расстреливать запрещено. Об этом нам подробно поведала прокурорская часть бригады Геббельса. Она сообщила, что главным условием применения законов войны является требование того, что военнослужащие «1) имеют во главе лицо, ответственное за своих подчиненных», – т. е. лицо, несущее наказание, если эти подчиненные нарушают Женевскую конвенцию от 18 декабря 1907 г. И отряду майора Чувакина такое лицо немедленно попалось – на отряд выскочила автомашина, на которой удирал в Литву генерал Ольшина-Вильчинский вместе с женой, адъютантом и чемоданами. По приказу комиссара отряда Григоренко жену и чемоданы в Литву пропустили, а генерала с адъютантом расстреляли[225] в полном соответствии с Женевской конвенцией – отвечай, козел, за то, что твои солдаты творят! Правда, поскольку Польша отказалась заключать с СССР военный союз, то Григоренко мог и не оказывать ей услугу по расстрелу ее дезертиров казенными советскими патронами, пусть бы поляки за свой счет его повесили, но вокруг же шастали остатки бывшей польской армии во главе со своими «ответственными лицами», и этим лицам полагалось знать, что с ними шутить не будут, если они не удержат свое воинство в рамках Женевской конвенции.

Бригада Геббельса, убеждая вас в своем исключительно тонком понимании Женевской конвенции, как водится, забыла упомянуть о таком предусмотренном конвенцией понятии, как «репрессалии». Конвенцию ведь не дураки писали. Вы исполняете ее, а противник – нет. Что делать? Заставлять его исполнять Женевскую конвенцию мерами, нарушающими ее.

Докладчик Специального комитета по обычным видам оружия на Дипломатической конференции 1974—1977 гг. в Женеве, ведущий специалист в области права вооруженных конфликтов голландец Фриц Кальсховен в своей монографии пишет (выделено мною):

«Репрессалии, или ответные меры воюющих сторон, – второе проявление принципа коллективной ответственности. Репрессалии определяются как намеренное нарушение определенной нормы права вооруженного конфликта, совершаемое одной из сторон, находящихся в конфликте, с целью принудить власти противной стороны прекратить политику нарушений той же самой или иной нормы из того же свода законов. (Из этого следует, что такая мера, как репрессалии, должна быть прекращена сразу же, как только противная сторона откажется от проведения политики, вменяемой ей в вину.)

Согласно обычному праву вооруженного конфликта, репрессалии, осуществляемые воюющими сторонами, принадлежат к официально признанным мерам по обеспечению соблюдения законности».

Прервем на этом месте мысль Кальсховена. 28 февраля 1948 г. газета «Правда» в статье «Есть еще судьи в Нюрнберге» выразила возмущение вот по какому поводу. В феврале того года в Нюрнберге под председательством американского судьи Венерштурма проходил процесс над немецкими генералами, отличившимися в расстреле пленных югославских партизан. «Трибунал констатировал, что партизаны, которые предпринимали нападения на немецкие оккупационные войска, действовали незаконно и не могут рассчитывать ни на какую поддержку со стороны международного права». Заботясь о безопасности бандитов, американский судья Венерштурм писал в приговоре, что «немецкие солдаты были жертвами (!) налетов врага, который не мог бороться против них в открытом бою… большая часть партизанских банд (!) не считалась с международными правилами ведения войны и, таким образом, поставила себя вне закона… Взятые в плен члены этих незаконных (!) групп сопротивления не могли претендовать на обращение с ними как с военнопленными. Поэтому подсудимых нельзя обвинять в том, что, убивая такого рода пленных – членов движения Сопротивления, – они совершали преступления». Далее в приговоре говорится даже о том, что расстрел заложников якобы не противоречит международному праву, и т. д.», – возмущенно писала «Правда». Можно понять ее возмущение по существу, но формально – по законам международного права – американский судья был прав. Поскольку запрет на применение репрессалий к покровительствуемым лицам (пленным и мирному населению) был принят уже после Второй мировой войны. Кальсховен продолжает: «Так, в соответствии с вышесказанным, репрессалии по отношению к покровительствуемым лицам и имуществу недвусмысленно запрещены во всех четырех Женевских конвенциях 1949 г. и в Гаагской конвенции 1954 г. о защите культурных ценностей».[226]

Как видите, отряд Чувакина действовал в полном соответствии с международным законом, применив принцип отрицательной взаимности, чтобы добиться от поляков положительной взаимности.

Должен сказать, что чемоданы в этот эпизод с генералом Ольшиной-Вильчинским я добавил от себя, поскольку в донесении об этом случае о чемоданах не говорится. Но добавил потому, что польские генералы и офицеры если в чем и были специалисты, то это в вопросах сдачи в плен – красиво сдавались, с комфортом. Уже упомянутый Г. Гожеховский, сидевший в лагере для военнопленных Павлищев Бор, вспоминает о сидевших с ним полковниках, в частности примечательны такие его слова о полковнике Букоемском: «К Букоемскому было не подступиться, да и само его появление в лагере с чемоданами, мебелью и серебряными сервизами вызывало недоверие»[227]. Но об этом позже.