Петр Фролов - Откровения палача с Лубянки. Кровавые тайны 1937 года

• Название: Откровения палача с Лубянки. Кровавые тайны 1937 года
• Автор: Петр Фролов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9955-0264-7

На их руках кровь сотен тысяч приговоренных к «высшей мере социальной защиты». Их жестокое ремесло было одной из главных тайн СССР. Они не рассказывали о своей страшной работе даже родным и близким, не вели дневников, не писали мемуаров… так считалось до издания этой сенсационной книги. Но, оказывается, один из палачей с Лубянки все же нарушил «обет молчания»! Конечно, он хранил свои записи в секрете. Разумеется, они не могли увидеть свет при жизни автора – но после его смерти были обнаружены среди личных вещей покойного и переданы для публикации ведущему историку спецслужб.

Эта книга – один из самых шокирующих документов Сталинской эпохи. Подлинные мемуары советского палача! Сенсационные откровения члена расстрельной команды, который лично участвовал в сотнях казней, включая ликвидацию бывшего наркома Ежова, и беспощадно-правдиво, во всех кровавых подробностях, поведал о своей работе, считая ее почетной обязанностью и не сомневаясь в необходимости уничтожения «врагов народа».

---

Внезапно вызовы на допросы прекратились. Это наводило на грустные мысли. Возможно, что мое дело передано в суд и теперь осталось только дождаться вынесения приговора. Я не сомневался, что он будет очень суровым, возможно, что даже и высшая мера наказания. Ведь я не только помог сбежать за рубеж высокопоставленному «врагу народа», но и способствовал ослаблению обороноспособности нашей страны. Ведь начальник УНКВД и пограничными войсками Дальнего Востока в силу своего служебного положения знал множество секретов. В том, что война между СССР и Японией неизбежна, я не сомневался. На границе это ощущалось особенно остро. Может быть, мои товарищи по погранотряду уже сражаются с проклятыми самураями, а я тут сижу на нарах. И от этого становилось еще тоскливее.

О том, что японцы напали на нашу погранзаставу, а ее начальнику посмертно присвоили звание Героя Советского Союза, я узнал только через год, когда вышел на свободу.

Находясь в заточении, я старался поддерживать физическую форму: приседал, отжимался от пола, часами ходил (мысленно при этом представляя, что нахожусь на границе). Иногда ощущения были такими яркими и отчетливыми, что я испытывал сильный шок, когда возвращался в замкнутое пространство камеры. В первый месяц я пытался считать дни, а потом сбился со счета и отказался от этой идеи. Постепенно я привык к новой жизни. Служба на Дальнем Востоке мне казалась всего лишь сном, красивым и иллюзорным. Я мог часами неподвижно сидеть, расфокусировав взгляд и ни о чем не думая. В голове вместо бурного потока мыслей – неподвижная чернота безмолвия. В такие моменты не знал – я жив или мертв. Когда возвращался в реальность, например во время мытья в бане, то понимал, что долго не смогу балансировать на грани между жизнью и смертью. В какой-то момент я сойду с ума, навсегда погрузившись в черноту безмолвия, или умру. Будет тело продолжать существовать в качестве биологического объекта или начнет разлагаться в сырой земле – разуму будет все равно. Он навсегда обретет покой, погрузившись в вечную черноту безмолвия. Рай и ад, куда якобы попадают души умерших, – сказки попов. Нет загробной жизни, и всех, вне зависимости от их земных дел, ожидает один финал. Когда я впервые осознал это, что-то сломалось во мне. Воспоминания о прошлом резко потускнели, а мечты о будущем куда-то исчезли. Острым и ярким был лишь миг жизни, который я проживал в тот момент. После этого я перестал испытывать дискомфорт от нахождения в заточении. Наоборот, я обрел ощущение внутренней свободы. Больше я не цеплялся за свою жизнь. Зачем ею дорожить, если финал заранее известен и неизбежен. После этого я стал равнодушно относиться к своей и чужой жизни.

Однажды утром в камеру ко мне пришел тюремный брадобрей с бидоном горячей воды, тазиком, полотенцем, кружкой с мыльной пеной, опасной бритвой и машинкой для стрижки волос. Он ловко превратил меня из длинноволосого попа в призывника. После бритья и стрижки меня отвели в баню. Затем мне выдали свежее белье, гимнастерку со споротыми знаками различия, галифе и сапоги.

В таком виде я предстал перед наркомом внутренних дел Берией.

Одетый в скромный костюм, без галстука, в пенсне Берия был больше похож на школьного учителя, чем наркома внутренних дел. Говорил он тихо, с едва заметным грузинским акцентом:

– Как же вы упустили такого матерого врага, лейтенант Фролов? Почему в нарушение всех инструкций позволили ему пройти в погранполосу? Я читал ваши показания. Что там на самом деле случилось? – спросил нарком. Чувствовалось, что он хотел лично разобраться в произошедших на погранзаставе событиях.

Я лаконично рассказал о появлении Люшкова и о своих подозрениях о наличии у беглого чекиста сообщника в руководстве УНКВД Дальневосточного края. Просто ничем другим я не мог объяснить тот факт, что начальник краевого управления мог в одиночку посещать погранзаставы и встречаться с ценными агентами из числа граждан сопредельных стран.

– С этим мы уже разобрались. Хотя за сигнал благодарю. Побольше бы нам таких бдительных сотрудников, а не тех ротозеев и подхалимов, которые привыкли беспрекословно выполнять любой, даже преступный приказ начальства. Ничего, сейчас мы почистим гадюшник, который после себя оставил Ежов и его сообщники. Вот только людей не хватает. Инициативных и честных, таких, как вы. Хотя за то, что вы Люшкова упустили, вас расстрелять надо. – Произнося эти слова, Берия внимательно наблюдал за моей реакцией. – Расстрелять вас мы всегда успеем. А пока я вам даю шанс реабилитировать себя. Есть один человек, который подозрительно активно общался с многочисленными «врагами народа». Может, кто-то из них завербовал его или посвятил в свои преступные планы. А мы об этом не знаем, или враги народа Ягода с Ежовым скрыли от товарища Сталина и партии этот факт.

Я пытался понять, куда клонит нарком и за кем мне предстояло следить. Куда меня теперь могут направить служить – с клеймом «враг народа». Если только в тюрьму или лагерь в качестве «стукача». И словно прочтя мои мысли, Берия заявил:

– Служить вы теперь будете в Москве. Личным помощником коменданта НКВД СССР Блохина. Он как раз просил прислать нового сотрудника. Вот вы им и будете. Нюх на «врагов народа» у вас есть. Характеристики и анкета хорошие. В партию еще не успели вступить, но это из-за вашего юного возраста. А чтобы не повторилась истории с Люшковым, обо всем будете лично мне докладывать. Теперь ваши рапорты никто не сможет в сейфе мариновать. Я их сам лично буду читать. А в моем сейфе ваше следственное дело будет храниться. Если редко или скучно писать будете, я его читать начну. Ясно?..

– Да, – глухо произнес я, осознав, в какую я попал передрягу. Личный агент наркома внутренних дел в среде чекистов, которые научились разоблачать любых «врагов народа». А если кто-то из них на самом деле противник советской власти? Так он меня не только мгновенно разоблачит как стукача, но и сделает все, чтобы меня отправили в камеру смертников – откуда меня и нарком не сможет вытащить. Смерти я не боялся, просто обидно второй раз не суметь разоблачить «врага народа». Ведь сколько вреда может такой человек нанести стране!

– Вот и хорошо, будешь служить в спецкоманде, – произнес собеседник, переходя на «ты». – Она врагов народа расстреливает. Правда, ты будешь не за ними присматривать – к ним претензий нет, а за их начальником – комендантом Блохиным. Засиделся он на своей должности – уже восемь лет, и уходить не собирается. Вопросы есть?

– Никак нет! – машинально отрапортовал я, пытаясь сообразить, что это за такое странное подразделение – «спецкоманда». То, что кто-то приводит в исполнение смертные приговоры в отношении «врагов народа», было понятно. Правда, до сих я не задумывался о том, что занимаются этим обычные люди – сотрудники НКВД. Застрелить человека во время задержания на границе – это понятно. Там выбора нет – ты убьешь или тебя застрелят. А в Москве, где нет войны и враги разгуливают по улицам не с пистолетами, а с портфелями, – не укладывалось это в моей голове. Интересно, кто эти люди, готовые стрелять в затылок преступникам. Отец, прошедший дорогами Гражданской войны, однажды признался, что самое трудное для него было расстреливать белогвардейцев. Когда стоят они перед строем красноармейцев, презрительно смотрят на своих врагов и хором исполняют «Боже, царя храни» или молитву.

– Зато у меня есть, – назидательно произнес Берия. – Сразу видно, что не был на подпольной работе. Я ею в Гражданскую войну занимался. Знаешь, на чем чаще всего попадаются агенты? На странных деталях своей биографии. Вот что мы имеем у тебя? Службу на границе на заставе, которая участвовала в боях с японцами. Потом твое нахождение под следствием. Освобождение и назначение в центральный аппарат наркомата. Что это значит? Кто-то хочет тебя внедрить сюда. Что бы ты сделал, узнай об этом?

– Немедленно доложил бы вам, – бодро отрапортовал я, еще не понимая, куда клонит собеседник.

– Правильно, а как можно было бы тебя обмануть? – задал провокационный вопрос Берия.

– Ну, наверно, я бы не обратил внимания на сотрудника, которого просто перевели с Дальнего Востока в Москву, например на повышение. Обычная история, и никаких «темных пятен» в биографии.

– Правильно мыслишь, Фролов. Жаль, что ты Люшкова упустил, а то бы взял к себе в аппарат, – искренне восхитился нарком. – А если бы тебе нужно было человека с твоей биографией устроить в центральный аппарат, что бы ты сделал?

– Я бы оформил ему документы на офицера Красной Армии, который до своего назначения в Москве служил где-нибудь на Дальнем Востоке, – предложил я.

– Интересно, – Берия внимательно поглядел на меня. – А ведь ты не так прост. Хотя у вас у всех пограничников мозги специфично работают. Почему в Красной Армии, а не в НКВД, на Дальнем Востоке, а не в Средней Азии?