Олег Воронин - Искатель. 1983. Выпуск №2

• Название: Искатель. 1983. Выпуск №2
• Автор: Олег Воронин
• Издательство: Издательство «Молодая гвардия»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1983

Ha I, II, IV стр. обложки и на стр. 2, 23, 67 и 75 рисунки Ю.МАКАРОВА. На III стр. обложки и на стр. 76, 84, 85, 90, 91 и 127 рисунки В.СМИРНОВА.

---

— Мили-иция-я! Мили-иция-я! — «Каракуль» выводил рулады, как хозяйка ночлежки в пьесе «На дне». И в голосе его, визгливом, было какое-то такое пакостное торжество кляузника, что я на миг даже невольно пожалел пацана. Но у меня это вспыхнуло и прошло. А Петрович…

— Мили!.. — Неторопливым движением Бортковский протянул руку, снял с голосившего его каракулевую ушанку, изогнулся над ним, будто что-то разглядывая, и сожалеючи покачал головой.

— Так и есть.

«Каракуль» удивленно смолк, хотя добычу и не выпустил. Петрович так же неторопливо водрузил ушанку на место и грустно повторил.

— Так и есть.

— Что так и есть? — послышался чей-то недоумевающий голос.

— Протез он на плечах носит, вот что! — с великолепным возмущением рявкнул Петрович. — Отпусти парня, ты, псих на свободе. Видали Пинкертона? Племянник это мой, понимаешь, племянник. Сын сестры. Бывают такие, сестра, тетя, бабушка; Слыхал? Гостил он у меня, домой собирался, хотел я его самолетом отправить, а уж теперь — дудки. С этим Аэрофлотом сам скоро станешь на людей кидаться. Пойдем, Вася, пойдем, милый…

Так мы познакомились с Малышком — мальчишкой-старичком, который в свои пятнадцать с небольшим хватил такого и столько, что и взрослому можно навсегда позабыть про улыбку. Сирота-приемыш, выросший в доме не то баптистов, не то трясунов — разница всегда была мне не очень понятна, — нещадно «поучаемый» за строптивость и непокорство, он сбежал, спутался со шпаной, начал подворовывать…

Мы забрали его с собой, привезли в Город и прописали, сначала у меня, потом в общежитии, поставили на канатку учеником и погнали в вечернюю школу. Неожиданно, во всяком случае для меня, все пошло хорошо с самого начала. Видно, Юрка — так звали «племянника» — достаточно щедрой Аферой хлебнул натуральной, не из книжек уголовной романтики и возненавидел ее отчаянно. Но, по совести говоря, мы бы никогда не ввязались во все это, если бы не Петрович…

Я сижу у окна. Сумерки быстро, совсем как засвеченная бумага в ванночке с проявителем, набирают сочную черноту. Она поднимается снизу от города и разом стирает теневой рисунок рельефа на склонах Пика. По густеющему этому фону дрожкие светлячки матовых фонарей намечают ломаный график, схему канатки в вертикальном разрезе. Впрочем, на них я не гляжу — схема известна наизусть, бессчетно, в туман и пургу, исхожена сверху и донизу.

Я смотрю туда, где на опорах «пассажирки» сегодня, как и в тот день, тревожными частыми вспышками перемигиваются парные огоньки штормовых сигналов. Они зажглись недавно, видно, снова задувает, и я машинально отметил про себя время — двадцать тринадцать. Что ж, третья смена уже разъехалась, последняя только-только заступила, сейчас «пассажирка» может и постоять. Тогда — не могла.

* * *

Мы сидели в дежурке, все пятеро, и время от времени подходили к дверям, чтобы глянуть на небо, — весь день над перевалом бушевала гроза. А когда воздух насыщен электричеством, не очень-то приятно лазить по железным опорам. Но грузовая была в порядке — линии вперебой курлыкали роликами подвесок и не слишком частили, и мы скучали понемногу.

Бражелон, ковыряясь в очередном своем сверхкарманном приемничке, высвистывал что-то на редкость заунывное, Сергей по обыкновению углубился в учебник, Малышок и Петрович ладили дверцу к печушке. Я лежал на жесткой лавочной доска под самым селектором, закинув руки за голову и предаваясь воспоминаниям.

Печурка затрещала, и Юра, достав замасленную тетрадку, присоединился к Пешке — вслух начал бубнить косолапые формулировки техминимума: «Несущий канат — это канат, по которому движутся подвесные транспортные средства. Тяговый канат — это бесконечный канат, к которому замками крепятся ходовые тележки подвесных транспортных устройств, приводимых в движение тяговым канатом. Подвесные устройства транспорта состоят из ходовой тележки, шарнирно соединенной с подвеской и саморазгружающегося вагона, шарнирно соединенного с развилкой подвески. Ходовая тележка состоит из рамы, к которой на серьгах крепятся каретки, каждая из которых имеет по два несущих ролика. Ролики крепятся…»

Потом, помню, я стал составлять словарь одинаковых по звучанию и совсем несходных по смыслу технических терминов. Таких, кстати, немало. Металлурги обкладывают огнеупорным кирпичом свод доменной печи, а мы — дубовыми чурками желоб шкива, чтобы улучшить его сцепление, с канатом. Но и то и другое — футеровка. Траверс для моряка — направление на ориентир, для альпиниста — участок маршрута, для канатчика — ролик, бегущий по тросу. Эта и еще какая-то похожая забавная чепухе крутилась у меня в голове…

Шел уже третий час смены, и по-прежнему погромыхивало над перевалом, и все было до тоскливости благополучно, когда по-змеиному зашипел «зуммер» полевого телефона. «Наверное, кто-то из Гивиных поклонниц, — подумал я (диспетчеры вызывали нас по селектору) и протянул руку. — Проведу я сейчас разъяснительную работу. «Полевка» все-таки не для светского трепа».

Но в трубке послышался характерный гортанный басок начальника цеха канатных дорог Ибрагима Ашотовича Хохова.

— Кто это?

— Дежурный Байкалов у аппарата. — Я уже вскочил, понимая, что что-то стряслось: у Хохова были замы и по эксплуатации и по ремонту. С «самим» мы общались нечасто.

— Немедленно с инструментом самым коротким путем к Руднику! От шахтоуправления навстречу идет грузовик.

— Скольким выходить? Что понадо… — Одной рукой придерживая трубку, я придвинул журнал, чтобы зафиксировать вызов, но Хохов не дал закончить:

— Все, кто есть. Всё, что есть. И быстро, понимаешь, быстро.

Мы выскочили из дежурки, застегиваясь на ходу, и, срезая полуверстную петлю серпантина, сразу рванули по скороходке. Крутая и каменистая, местами с хилыми дощатыми ступеньками, зато с «перилами-тросиком, натянутым на железных колышках, — эта тропинка сбивала дыхание, но позволяла выиграть минут десять-двенадцать.

Где-то посредине я приостановился, глянул вверх — обе линии работали нормально. Над предохранительной сетью, чуть покачиваясь, непрерывной чередой бежали вагоны. В чем же дело? Авария на Руднике? Но горноспасателей там хоть отбавляй, да и наш инструмент ни к чему. На «пассажирке»? Ну, чудес-то все-таки не бывает. Однако раздумывать было некогда.

Навьюченные ящиками со всем аварийным набором, бензорезом, домкратами и талями, мы выбрались наконец на дорогу. До следующего места, где можно было срезать петлю, оставалось метров сто, когда навстречу, стреляя из-под колес щебенкой, вылетел куцемордый вездеход.

— Что стряслось? С кем? Где? — Но водитель знал немногим больше нашего. Стала «пассажирка». Повреждение неподалеку от опоры, у Нижней станции. Нас вызывают на Верхнюю. Но что же конкретно произошло?

Запаса прочности в «пассажирке» — на два землетрясения, система безопасности — высшего класса. Ходовая тележка — с автономным тормозным приводом, в гондоле — проводник, ручная лебедка, люк в полу и «штаны» — подвесная беседка-мешок на одного человека. Даже если случится что-нибудь совсем уж невероятное — станет ГЭС, сгорит генераторная и одновременно лопнут тяговые канаты, — все равно и в этом случае пассажирам ничего не угрожает.

За двадцать минут в скачущем кузове мы чуть не остались без языков, пытаясь хоть до чего-то договориться, к чему-то прийти, но толку все равно не было. А на станции, у шахтоуправления, все оказалось неожиданно спокойно и чинно, только народа чуть больше, чем обычно бывает в это время. Дежурный оператор, встретивший нас на пороге машинного отделения, даже не подавал виду, что что-то случилось, и я на мгновение подумал, не разыграл ли нас какой-то лихой чревовещатель. Но только на одно мгновение.

Заперев за нами дверь, оператор метнулся к селектору:

— Прибыли, Ибрагим Ашотович.

Хохов, видно, не отходил от аппарата.

— Байкалов, слушай меня. Гондола стала в семи метрах над нижней опорой. Был сильный удар в подвеску. Очень сильный. Тяговый не проворачивается. Когда пытались, проводник доложил, что рвет оплетку несущего. Из окон ничего не видно, вылезать на кабину проводнику я запретил. Когда стукнуло, посыпались стекла, его порезало. Думаю, повреждены ролики. Клинят, вероятно, осколки. Метеорологи дали штормсигнал. Ветер дойдет до критического минут через сорок. В гондоле семнадцать человек. Что думаете?

Это была классическая манера нашего начальника. Он отдавал приказы, только выслушав тех, кому предстояло их выполнять. В любых случаях.

Петрович, запыхавшийся, чуть побледневший, на обтянутых скулах резко проступили въевшиеся порошинки, легонько отодвинул меня от селектора:

— Как со второй кабиной?

— Было двадцать три человека, сейчас эвакуируются по одному на беседке. Должны успеть.