Евгений Габрилович - Искатель. 1982. Выпуск №2

• Название: Искатель. 1982. Выпуск №2
• Автор: Евгений Габрилович
• Издательство: Издательство «Молодая гвардия»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1982

Ha I, IV стр. обложки и на стр. 2 и 47 рисунки В.ЛУКЬЯНЦА. На II стр. обложки и на стр. 48 и 83 рисунки Ю.МАКАРОВА. На III стр. обложки и на стр. 84 и 127 рисунки В.СМИРНОВА

---

«…в заводской части Сталинграда, — продолжал диктор, — немцы силою до полка пехоты несколько раз атаковали наши позиции. Все атаки противника отбиты…»

Эх, как неладно получилось с этой девочкой: чего она испугалась, почему убежала? Я ведь ото всей души, а она… Из-за забора, куда она скрылась, раздался громкий, многоголосый хохот. А вдруг ее кто там обижает? И я пошел вслед за нею.

По всему, это был школьный двор. Самодельный, скрученный из тряпок мяч плюхнулся рядом со мной. Я машинально отфутболил его и охнул, схватившись за ушибленную ногу. Кирпич они в тряпку завернули, что ли? Мяч подхватил кто-то из стриженых новобранцев и самозабвенно погнал его, едва не натыкаясь на товарищей, блаженно дремавших на солнышке.

Не обращая ни на кого внимания, солдат-армянин, годившийся всем этим вчерашним школьникам в отцы, что-то строгал из куска дерева.

— Здравствуйте, — сказал я ему и смутился, когда этот пожилой человек отложил работу и вскочил, пытаясь встать по стойке «смирно». — Да вы сидите, сидите… Издалека, земляк?

— Все мы тут земляки, — пожилой солдат вновь уселся, — видишь, форму дали, чтобы все одинаковые были… Сижу и думаю: зачем мы сыновей растили?

— Ты ж говорил, что у тебя дочка, — вмешался лежавший рядом сухощавый, остроносый солдат.

Ничего не ответив, пожилой солдат снова углубился в работу.

— Что режешь, отец? — полюбопытствовал я.

— Ложку.

— Зачем?

— Чем кашу есть будешь?

— Вам же дадут.

— Дадут… — проворчал солдат. — Винтовку мне дадут, а ложка у человека своя должна быть, как и голова. — Он полюбовался своим изделием. — Бери, командир, на память.

— Спасибо, отец, сюда девушка только что забежала, не видел?

— Это Ануш… Бедная девочка… Глупый Левон… Это ее брат. Последний мужчина в семье. Девочка за ним едет. От самого Ахтала едет. За братом едет. А он стыдится, гонит ее…

— И правда, еще б мамку привез — портки стирать, — встрял в разговор остроносый солдат.

— Ты, Федулов, глупый человек. Недобрый человек.

— А ты больно добрый, Ашот. Добреньким на войне делать нечего!

Много ты знаешь про войну…

В воротах появился приземистый старшина с большим кульком из газеты в руках:

— Ка-анчай перекур! Третий взвод ко мне, построения не нада-а…

Нехотя, еще пиная тряпичный мяч, подтягивались к нему молодые бойцы.

Тут я увидел Ануш. Она шла, словно привязанная, за долговязым худым пареньком, который то и дело бросал ей через плечо какие-то резкие слова.

Плотное людское кольцо окружило старшину.

— Внимание, товарищи бойцы, — заорал он и вытащил из кулька пластмассовый патрончик. — Всем смотреть сюда!

Парни оживились:

— Гляди, какая-то хреновина…

— В винтовку, точно, не влезет…

— Дай, старшина, мне парочку, не жмись…

Старшина был обескуражен весельем, не соответствующим серьезности момента.

— Разговорчики, а то всех поставлю по стойке «смирно»! — ткнул ближайшего к нему бойца этим патрончиком в живот. — Товарищи красноармейцы, внимание! Сейчас вам будут розданы медальоны для ношения на шее. Для этого к каждому медальону приделан мотузок. С этого момента он должен быть постоянно на вас и днем и ночью. Даже когда нагишом пойдете в баню, не снимать. В медальон каждый должен вложить от такой шматок бумаги с личным номером. Дополнительно можете поместить туда адрес родных,

— Зачем адрес? — недоуменно спросила Ануш брата.

— Затем! — отрезал Федулов. — Чтобы ясно было, куда похоронку слать.

— Какую похоронку? — еле слышно спросила Ануш.

— Бумажную, по установленной форме: «Ваш брат Левка, дорогая девушка, пал смертью храбрых».

— Федулов! — грозно зашипел Ашот. Но Ануш уже никого не слушала. С криком вцепилась в худые плечи брата, прижалась к его спине.

— Разговорчики! — прикрикнул было старшина и растерянно остановился перед пылающим от стыда Левоном:

— Чего она? Говорит чего?

— Два брата, говорит, под Москвой пропали, — тихо перевел Ашот, — Левон последний… Говорит, что за нами в горы пойдет…

— Смирна! — прикрикнул на девушку старшина, но она даже головы не подняла. — Да с твоим братом, может, и ничего не случится! — Старшина в поисках поддержки пошарил взглядом вокруг, увидел меня. — Его вот спроси. Человек, видать, с самого фронта пришел. Живой!

Ануш продолжала плакать. И тогда мне в голову пришла странная мысль. Я взял в ладони ее лицо, повернул к себе:

— Слушай, ты стихи такие знаешь? — И произнес по-армянски четверостишие, включенное в школьную хрестоматию. — Учила в школе? Так это я написал.

Девушка смотрела на меня с недоумением, не веря. Тогда я вытащил из полевой сумки журнал, где были напечатаны мои стихи и фотографии.

— Вот видишь, стихи Арама Петросяна. А это я. Похож?

Она отрицательно замотала головой. И правда, в запыленном политруке трудно было признать того пижона при галстучке.

— В штатском, оттого и непохож, — поддержал меня Ашот. — Ты слушай его, Ануш, это — уважаемый человек.

— Факт, Пушкин, — съехидничал Федулов.

— Так вот, говорю тебе точно, вернется брат. Вернется, — продолжал я, почему-то очень веря в свои слова.

В это время по двору разнеслась команда:

— В колонну по четыре, повзводно…

И вот недружно затопали сапоги. Кто-то запел строевую песню, бойцы подхватили припев.

— Вы с ними? — с надеждой спросила меня Ануш.

Я промолчал. И тогда она бросилась за колонной, за братом. А я смотрел вслед, понимая, что помочь ничем не могу.

2

Лишь через два месяца я вновь очутился в этом городе. Командировки носили нас, газетчиков, по всей огромной дуге Закавказского фронта, левый фланг которого обозначал скелет железнодорожного вагона над цементными заводами Новороссийска, а правый терялся в веренице постов где-то в калмыцких степях, промороженных, продуваемых насквозь метелями. Трудно на таком фронте дважды очутиться в одном и том же месте, но вот случилось.

Я подошел к симпатичной регулировщице, ловко управлявшей движением транспорта. Показал документы, спросил несколько витиевато:

— Я бы просил дать азимут до штаба.

Девица хмыкнула, сделала четкий поворот направо и указала взглядом, чтобы неосторожным движением руки не внести путаницу в движение грузовиков и подвод:

— Шагайте, товарищ старший лейтенант, до той развалюхи, потом поворот на девяносто в проулочек, там сразу и разберетесь.

«Той развалюхой» был уже знакомый мне домик, разбитый бомбой. Куст хризантем перед ним поник, пожух под первыми декабрьскими заморозками, безжалостно открыв взору приспособленную для жилья землянку. Из трубы валил дым.

Я прошел еще немного до школьного двора, где последний раз видел ту девушку, Ануш, ее брата Левона, пожилого Ашота, этого язву Федулова. Где они сейчас? Шивы ли вообще? Месяц в военное время — срок огромный. Может жизнь подарить. Может отнять…

Заглянул в знакомые ворота. Школа стала госпиталем. По двору прохаживались выздоравливающие, бегали сестрички в белых халатах. Вот, сгибаясь под тяжестью тюков с. бельем, мимо меня прошла тоненькая девушка. Остановилась передохнуть. И я узнал Ануш. Мы бросились друг к другу, словно давно ждали этой встречи.

— Вы с фронта? — Она увидела мою новую шинель, начищенные сапоги и сникла… — Нет, вы не оттуда…

— А ты что здесь делаешь? Почему не уехала домой?

— Левона жду. Он вернется, станет меня искать, а я тут, в госпитале.

— А ты знаешь, где сейчас брат?

— Там, — кивнула она в сторону гор, — на фронте. Ведь правда, его не могут убить? Его могут только ранить. Тогда сюда привезут. А здесь я. Лечить его буду…

— Слушай, Ануш, я сейчас спешу, но через час вернусь. Через час на этом месте, хорошо?..

Штаб я нашел быстро: по проводам, подвешенным прямо на ветки деревьев, по нескольким потрепанным «эмкам», по коновязи, возле которой понуро жевали овес оседланные кони, по обилию командиров, снующих туда-сюда в распахнутые двери. Я тоже вошел.

Внутри штаб имел вид обжитой. Словно в довоенные времена на стенах в деревянных рамках развешаны разные памятки, боевые листки и — примета времени — портреты великих русских полководцев, начиная от Александра Невского. По коридорам расставлены стулья и кресла.

На дверях даже таблички под стеклом, напечатанные в типографии. Я толкнул ручку двери с табличкой «Начальник политотдела полковник…». Дверь неожиданно легко распахнулась.

— Разрешите войти?

— Погоди момент, — буркнул полковник кому-то в трубку. — Уже вошли, — ответил мне.

— Вот документы.

— А, газета! Пе-тро-сян? Читал вас; читал. Присаживайтесь, а я в момент закончу… — И в телефон: — Так вот, объясни им, пусть вяжут из чего угодно — из овечьей, ишачьей, собачьей шерсти, пусть, в конце концов, кофты распустят на нитки и вяжут. Объясни им по-человечески, почему надо быстро и много. Что? Варежки трехпалые, носки, ну, эти еще… намордники… А как их еще назовешь, наличники, что ли?