Томас Хюрлиман - Фройляйн Штарк

• Название: Фройляйн Штарк
• Автор: Томас Хюрлиман
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-94278-577-5

Новелла известного швейцарского писателя Томаса Хюрлимана (р. 1950) переносит читателя в чарующую атмосферу древней монастырской библиотеки, где проводит свои последние каникулы главный герой книги, вчерашний школьник, готовящийся к поступлению в духовную семинарию.

---

Старик сидел под своим тентом, а на круглой, как карусель, скамье под ореховым деревом заняли свои ежевечерние места местные пьяницы, такие же, как и он, безмолвные, усталые и высохшие. Они запаслись в киоске «горючим», дали бутылку и старику, и вот все как по команде откинули головы назад, вставили в раскрытые глотки горлышки своих бутылок и, мечтательно зажмурившись, уставились сквозь закрытые веки в небо. Опять захлопала по воздуху доска трамплина, опять в воду встряло, коротко булькнув, чье-то тело; потом с зеленого луга-пляжа вспорхнули и улетели последние полотенца, сложили послед ние тенты и шезлонги, но все это не касалось старика и пьяниц, они продолжали свое дело, пока не опустели их бутылки. Солнце тем временем сползло к горизонту и, поскольку его лучи уже почти горизонтально били в склон холма, дедушкина купальня устремилась под этим солнечным парусом в темно-зеленую прохладу. Купальщики, переодевшись, превратились в других, незнакомых людей. Выйдя из уже по-вечернему сумрачных кабинок, они на минутку останавливались, затем шли наверх, на насыпь дамбы, и исчезали в небе. Все замерло. Флаг на флагштоке повис, как тряпка. В листьях ни ветерка; пьяницы с пустыми бутылками в руках обмякли на скамье вокруг орехового дерева, словно венок увядших цветов. Но скоро где-то внизу, в городе, пробьют куранты, и мой дедушка возвестит тремя протяжными свистками, от которых птицы каждый раз бросались врассыпную, что купальня закрыта.

53

Конец сезона. Ни молодоженов, ни японцев, ни школьников. Пасмурным утром Дама с начесом стряхнула с ног войлочные башмаки, не удостоив меня ни взглядом, ни словом благодарности, и зашагала прочь, уводя с собой свою группу. Многие экскурсанты уже были в сапогах-шел дождь, шла осень; дверь захлопнулась, шум множества шагов постепенно стих на лестнице, на этот раз до весны, до марта или апреля. Только Всезнайка не унимался, конькобежно — строевым шагом скользил от витрины к витрине.

— Иди сюда, Эльфрида! Ну быстрее! Посмотри: вот «Ессе homo»,[28] знаменитая картина Йогана Михаэля Бюхлера из Швебиш- Гмюндта. На волосах, бороде, бровях увенчанного терновым венцом Христа мастер написал пером всю историю страстей 1Господних, микроскопическим почерком, который можно разобрать только с помощью очень толстой лупы… Эльфрида?..

В воздухе повисло что-то затхло-удушливое, словно чья-то призрачная рука открыла древние, веками стоявшие запертыми сундуки. Пахнет пропитанными потом войлочными башмаками, забытыми бумагами, запорошенными мукой столетий книгами. В окнах-прозрачные пузыри света, но свет этот уже таит в себе дыхание зимы, холод, оцепенение. Каменные изваяния смотрителей, темные картины, бледные тени, погасший блеск паркета, мертвое небо…

— Эльфрида?.. — еще раз вопрошает Всезнайка, вертясь во все стороны света, как стрелка компаса. — Эльфрида! — зовет он, заглядывая за колонны, под витрины. — Эльфрида!..

Но его зов слышат только раскрытые рукописные Библии, холодно-неприступные корешки книг, безмолвные творения Туотило. Эльфрида исчезла, а легкое поскрипывание нежного, как кожа младенца, паркета — это шаги Вечерней Красавицы, которая и сегодня выписывает круги, вычерчивает изящные фигуры, порхая и паря в воздухе.

— Библиотека закрыта!

Вечерняя Красавица с улыбкой переступает порог, возвращает мне башмаки, дарит приветливый взгляд, потом легко скользит по темному коридору в сторону цирковых фуражек; ее одежды развеваются на лету, и вот, в последний раз на мгновение застыв в дверном проеме, она бесшумно растворяется в воздухе.

— Пора мне уже потихоньку собирать твои вещи, — говорит фройляйн Штарк. — Скоро в дорогу.

Ее зимние брюки источают острый запах камфары. Тйгровые домашние лапти она сменила на коричневые туфли с пряжками, и мне кажется, будто на ногах у нее караваи хлеба.

— Вещи? Спасибо, фройляйн Штарк, я сам соберу чемодан! — отвечаю я с тонкой улыбкой.

54

Дядюшка кратко изложил предложенный мамой по телефону план. Пункт первый: в школу мне надлежит прибыть в четверг, не позднее трех часов пополудни — в три часа ворота запираются. Пункт второй: мама выдержала экзамен на водительские права и намерена сама отвезти меня в Айнзидельн на «форде-таунус 17М» в сопровождении моей сестры и дедушки по отцовской линии. Пункт третий: чтобы поездка не оказалась слишком утомительной для дедушки по отцовской линии, хорошо бы выехать пораньше, лучше всего ранним утром, что было бы удобней во всех отношениях, если, конечно, я вернусь домой не накануне вечером. Дядюшка обсудит со мной все детали; во всяком случае мама предлагает мне приехать как можно скорее, с тем чтобы я успел хоть немного побыть дома, отдохнуть, подготовиться к отъезду и затем в сопровождении сестры и дедушки по отцовской линии спокойно отправиться в предальпийскую высокогорную долину. Она передает привет мне, а также фройляйн Штарк; если мой чемодан окажется слишком тяжелым, я могу оставить его на вокзале, она потом заедет за ним.

— Наверное, на «форде», — вставил я растерянно.

Дядюшка помолчал немного. Потом сказал:

— Да, старина, похоже, послезавтра ты и вправду сойдешь на берег…

Перед образами святых мерцали огоньки свечей, тихонько пыхтел самовар, пахло одеколоном, сигаретным дымом и горячим воском; шелковые подушки казались окнами в высокое бледное небо; на руках у нас были перчатки, и мы с наслаждением бережно переворачивали драгоценные страницы. Я уже сдал почти все свои книги и материалы и мог в эти последние дни беззаботно странствовать вместе с отважными воздухоплавателями и астронавтами, маршруты которых высоко возносили их над предметно-плотским миром. Этим томикам было лет по двести, а самим текстам более двух тысячелетий: здесь, в книгах, Вселенную уже в древнейшие времена бороздили космические корабли — nomina ante res, вначале слова!

Конечно, мне очень хотелось бы доказать дядюшке, что и семинарист не так уж глуп, как ему кажется, что этим летом я все же кое-чему научился, пусть не все понял, но многое впитал в себя, и я вновь и вновь — под конец уже почти в ярости-предпринимал попытки поговорить с ним об этих текстах. Но он не изъявлял желания вступать со мной в подобные разговоры.

— Теперь он еще и увлекается космонавтикой!.. — сокрушенно вздохнул он и в ту же минуту, склонившись над своей лупой, вновь двинулся вслед за своим отцом-пустынножителем.

Его предложение еще раз наведаться в «Портер» и пропустить на прощание по стаканчику я отклонил. Внутренне я уже был в дороге, думал о своих будущих товарищах и о префекте,[29] о котором фройляйн Штарк рассказывала мне, что он уроженец Аппенцеля и известен во всей стране как опытный пастырь и воспитатель молодежи. Мы все будем носить рясу и связанные матушками и тетушками длинные черные шерстяные носки, а такие носки, как известно, все время сползают, и, конечно же, святому отцу, господину префекту, приятно будет услышать, как я объясняю товарищам, что Иммануил Кант, критик разума, изобрел не только пояс для чулок, но и закон нравственности.

«Ну что ж, — думал я, — они еще увидят, что я один из них».

55

Последние дни прошли как обычно. Ранним утром в мои сновидения вкатывался облаченный в длинную, до пола, ночную рубаху круглый живот дядюшки: «Salve, nepos, carpe diem». Затем он поднимется по ступенькам к алтарю, подобрав полы своей ризы, возносил чашу со Святыми Дарами, воссылал к алтарю ликующий возглас: «Сие есть кровь Моя Нового завета!», впадал в экстаз, и я, тряся своим колокольцем, опускал глаза. После мессы я пил молоко на кухне у фройляйн Штарк, а он, дымя первой сигаретой, вкушал завтрак для здорового человеческого разума — «Остшвайц». Ровно в девять начиналась служба, и, хотя автобусы и посетительницы теперь должны были вернуться только следующей весной, в марте или апреле, старцы швейцары покорно занимали свои места, неизменно усталые и сонные, с давно потухшим отчаянием в глазах, с блинами цирковых фуражек на голых черепах, в зеленых куртках и зеленых брюках и белоснежных, всегда свежевыстиранных перчатках на удивительно длинных, повисших как плети руках. Интересно, не копалась ли фройляйн Штарк в моем чемодане и не обнаружила ли она там склеившиеся носки? Вполне возможно. Хотя все знали, что в последние дни сентября она была занята совсем другими делами и ей было не до меня. У фройляйн Штарк появился один план, и она твердо намерена была воплотить его в жизнь, несмотря на сопротивление дядюшки.

Обед проходил почти в полном безмолвии. Дядюшка с сердитой миной пил свое троллингское, злясь на фройляйн: она опять не давала ему покоя, между ними начиналась очередная война.

В семь минут четвертого раздался шум сливного бачка. Из туалета вышел ассистент и направился в мою сторону на своих длинных ногах-ходулях.