Елена Павлова - Золотой Лис

• Название: Золотой Лис
• Автор: Елена Павлова
• Жанр: Фэнтези

Рука дэ Стэн исчезла в полном составе и бесследно… Или нет? P.S. Эта часть вычитывалась не с таким тщанием, как первая, так что за отлов блох буду благодарна.

---

— Так… семья кормила. По очереди, да. Как Марта завела порядок, так и кормили. Сначала они, потом и внуки выросли, а там и Госпиталь открылся. Видишь, какая штука: Марта — она сильно строгая была. Как говорила — так все и делали. Ребята все хорошие выросли, мать слушались, даже когда и взрослые стали уже, да.

— А как же тебя в вампиры-то угораздило?

— Да… похмелялись мы с мужиками. После дня рождения, после Мартиного, да. В кабаке сидели, в деревне. Тут орут на улице, что вампиры налетели, трёх девок схватили. Понятно, зачем, да. Мы и побежали — кто с чем. Я оглоблю схватил какую-то. Там их пятеро было, я как палочкой махнул — у одного голова и отскочила. А оно ж… сама понимаешь… Ну, остальные четверо девок бросили — и на меня. Уволокли на задворки, в сарай дровяной, я и не понял ничего. А один, уходя, и говорит: "Тебя, паскуда, убить мало за то, что ты сделал! Так поживи — помучайся!" А я и не понял. А как на солнце вышел — так от меня дым-то и пошёл. Ну, спрятался обратно, весь день просидел, да. Ночью пришёл домой, весь в ожогах, страшный… Иду — и думаю: сейчас мне Марта задаст! А она всё поняла сразу, заплакала. Да… Иди, говорит, в подвал, я что-нибудь придумаю. Я и пошёл. Сидел-сидел, жрать хочу — сил нет, какой голод. А из того, что там есть, ничего не лезет, ни сыр, ни ветчина — ничего не хочу, да. Смотреть прямо противно. Мёртвое оно всё, неживое — как я. Нашёл яблоки прошлогодние — вроде ничего, не противно. Одно кусил — а жевать не получается, челюсти не такие какие-то стали. Сижу — сосу кусок, во рту мусолю… А как представлю, что Марта входит — голод прямо глаза застит, как накатывает! Я и думаю: я ж её загрызу! Я ж их всех загрызу! Как же я буду-то после этого? Неправильно же это совсем, понимаешь? Я чурбачок под крюк для окорока подкатил, пояс из штанов вынул, голову в петлю — и повис. И вишу, как дурак — толку-то? Только в шее хрустнуло, и штаны свалились. Без пояса-то. Стал штаны подтягивать, задёргался — рубаха-то с плеч и сползла. Это не шея хрустела — это ворот того, лопнул. И спеленало меня — не рыпнешься, только если всё порвать. И буду голым висеть — срам-то какой! Да и жалко рвать-то, новое почти! А тут Марта спускается, с фонариком и с курицей живой. А я висю… вишу… болтаюсь, в общем, за штаны держусь, и только зенками на неё — блынь, блынь. Она: "Ро-ома!", и руками всплеснула. Фонарь упал, разбился, курица по подвалу мечется, орёт, пух, перья — а!.. — махнул Гром рукой. — Беда. Да. В общем, вылез я. По потолку. Курицу выпил. Все спать легли. А я посидел — и опять есть захотел. Ты ж понимаешь, чего там в этой курице? И думаю: этак я за неделю всю живность нашу сведу — и всё равно кусаться полезу. И пошёл на речку, благо ночь. Камушек подобрал по дороге, хороший такой, в рубаху навязал, и на шею, и в воду — бульк. А, видишь, какая штука — лето же. Обмелело! Голова там, а жо… это… ноги — снаружи, да. Но, думаю, мне и этого хватит, щас захлебнусь — и всё. И всё жду, когда же помирать-то буду? А!.. — опять досадливо вздохнул он. — Торчал там, торчал — совсем скучно стало. Вылез, ушёл обратно, мокрый весь, и внутри вода булькает. Решил: утра дождусь, с Мартой и детьми попрощаюсь — и на солнышко. Больно, конечно, но помирать-то надо? Во-от. Как на меня Марта заругалась, когда я ей сказал! Забор, говорит, нечиненый, крыша течёт — а он помирать собрался! А в кузне кто будет? — он замолчал, задумчиво уставясь в никуда. Лиса сидела, затаив дыхание: боялась сбить настрой. Первый раз на её памяти неразговорчивый и обычно молчаливый Гром что-то рассказывал, тем более — о себе. Тем более — такое! Что там романы — там всё выдуманное, а здесь — вот он, Гром, и это не выдумки, не чей-то романтический лепет. — Она, как корову подоила в пять утра, так и пришла. Молока принесла парного, с яйцами, с полведра. Я выпил, а всё равно чего-то не хватает. Она мне руку и дала. Пей, говорит, не бойся. Я пью, а она по голове меня гладит и слезы утирает. Я уж постарался осторожно, но ей, наверно, всё равно больно было. Я ж не умел тогда ничего. Только недели через полторы что-то прорезалось. Само, ниоткуда. Просто стал знать, как боль снять, как заживить. Не особо, конечно, какой из меня маг, по печати-то всё равно лучше получается, но хоть как-то. Вот и с Лягушонком пригодилось, печатей-то не было у меня, да. А Марта мне к тому времени одёжину сшила такую, чтобы всё-всё закрыто было, и шляпу такую, — он показал, какую шляпу. — Чтобы всё в тени. И очки солнечные. Так год и прожил. Зимой-то легче было, зимой солнца мало, а к весне я уже чего-то мог, да. Тоже само в голове появлялось — как чего надо. Просто понимал, что это — вот так. Мужики сначала стремались, потом попривыкли — железо-то всем надо, да. Война же. До Бриза-то так и не докатилось, Дорка-то, из Гривских, хорошо им мозги вправила, да. После Верхограда дома уж не разваливались, только бетонка накрылась, и железка тоже, да леса вокруг сошлись, — он поймал недоумение во взгляде Лисы и попытался объяснить: — Это дороги такие были. Бетонная и железная. Только она железом не мощёная, а две полосы такие, по ним вагоны ходили с грузами. Их с тех пор и нету, с войны, порталы же, открой да иди, куда хочешь, кому дороги-то нужны? Во-от. Да. А дети были у нас, да. Еще двоих Марта родила. С первым дёргалась, что я подумаю — изменила. А мне и невдомёк. Двое-то были у нас уже, почему ж ещё не быть? Мне потом только сказали, что, мол, у вампиров не бывает. А у нас были. Я потому и с тобой не сильно удивился.

— А-а! Так в кузнице-то жарко! — сообразила Лиса. — Значит, всё-таки, температура!

— Не знаю, наверно. Слушай, а ты ж, поди, голодная? Тут такая кругленькая заходила — вот, пирожков принесла, корзинку целую.

— Это Рола, — улыбнулась Лиса. — Ничего передать не просила?

— "Ой!" — подумав, сказал Гром. — И "О-ё-ёй!"

— Это как? — не поняла Лиса.

— Ну так… Ушли уже все, а тут стучат. Я и открыл. А она там смотрит. Я ей: "Что угодно, райя?" И улыбнулся даже, вежливо так, — Лиса зажмурилась, сдерживая смех. Бедная Рола! Улыбающийся Гром для человека неподготовленного… Мда. Надо будет к ней сходить, что ли, успокоить. Попытаться. И вообще рассказать. — А она: "Ой!", и корзинку уронила. Я подхватил, и говорю: "У вас упало, райя! Вам помочь?" А она: "О-ё-ёй!" — и убежала. Я и не понял, чего она…

— Гром, ты не обижайся, она просто никогда вампиров не видела, а в народе, сам знаешь, всякое рассказывают, — объяснила Лиса. — А девчонки куда делись? И Роган где?

— Роган проспался и в Госпиталь пошёл, да, а Птичка с Воякой ещё раньше убежали, вот, оставили, — Гром подал Лисе записку.

"Мамочка, мы с Зиной и Зорой на ярмарку. Взяла из кассы коготь, Нику там покормлю, будем вечером. Целую!"

— Вот поганки! — покачала головой Лиса.

— Ничего не поганки, а, это, самостоятельные, — насупившись, старательно выговорил Гром. — Видят, что мать умаялась, вот будить и не стали. Давай-ка поедим, да я тоже пойду. К Замку мне надо, видишь, какая штука. Рука-то развалилась наша, если Дон в Большие не пойдёт — я тоже уйду. Из Дона хороший Большой выйдет, а к другому ещё сколько привыкать — не хочу.

— А сам? Ты ж опытный какой!

— Не, Лиса, тут опыт… Видишь, какая штука: медленный я. Не в движении — вот тут, — постучал он себя по лбу. — А Большой быстро соображать должен. И… не хитрый я, вот, — нашёл он нужное слово. — Не умею я вот этак, вот, как Дон, как Лягушонок наш…

— Не дипломат? — хмыкнула Лиса.

— Вот, наверно, ага. Не умею я уговаривать. Я могу так вот взять, — он показал, как он может, Лиса даже поёжилась. — И тогда оно, конечно, да… Но так неправильно. Вот Дон может, да. Но, если не захочет — я тоже уйду. Устал я. Я только ради Лягушонка был, а он ушёл теперь. Пойду в Парк, меня давно зовут, да. А теперь ещё и щеночки будут! — расплылся Гром в блаженной улыбке. — Я из этих-то десяток щеночками помню, мы ж почти ровесники! А на Лягушонка ты не шуми уж, — неожиданно строго добавил он. — Неправильно это, да. Ему Риан условие поставил: или так — или никак. Чтобы, значит, на имени не выезжал.

— Защищай, защищай! — мгновенно обозлилась Лиса. — Не напоминал бы лучше! Сука твой Риан! Тоже мне, на-фэйери! Интриган паршивый! Ладно Лягушонок, а на фига сюда папенька инкогнито припёрся? Скотина лысая! Похихикать? Во Дворце скучно стало? Людей давно не видел?

— Гы! Таких, как ты — точно не видел! — обрадовался Гром. — Гы! И не давно, а никогда! А Лягушонок им, поди, про тебя рассказал — вот их и разобрало, да! А без имени — чтоб ты кланяться с ходу не начала. Их, поди, уж во Дворце достало — ах, на-фэйери! Они ж не знали, что ты и не начнёшь, хоть там десять раз на-фэйери!

— Тьфу! — резюмировала Лиса и вгрызлась в пирожок.

Гром напился молока и ушёл. Лиса подкинула травы кроликам и, прихватив пару печатей — "Чистоту" и "Момент" для сушки — отправилась полоскать бельё на мостки. Печати печатями, а с речной водой ничто не сравнится. Заодно и искупалась.

Вернулась часа через два и обнаружила полный раздрай. Столы в зале были сдвинуты к одной стене и щетинились ножками опрокинутых на них стульев. А на свободном пространстве бритый эльф, в одних холщёвых штанах и босой, старательно драил пол шваброй. Разило от него, как от Птичкиной клумбы. Заметил Лису и осиял улыбкой: