Александр Горянин - Россия. История успеха. После потопа

• Название: Россия. История успеха. После потопа
• Автор: Александр Горянин
• Жанр: Публицистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-386-02281-5

История России – это история успеха, и тема эта едва открыта. «Ушедшая» после 1917 года историческая Россия никуда не ушла. Миллионами ростков она пробилась сквозь щели и трещины коммунистической утопии, изломала и искрошила ее скверный бетон, не оставив противоестественной постройке ни одного шанса уцелеть. Это одна из величайших побед нашей истории. Судьбу России всегда решало чувство самосохранения ее жителей, которым было что терять. На исходе XX века Россия сумела отвоевать свободу слова и печати, свободу передвижения, предпринимательства, конкуренции, многопартийную систему, свободу творчества и вероисповедания. И сегодня российское общество адекватно задачам, стоящим перед ним.

Книга писателя, политолога, публициста Александра Горянина заставит размышлять о многом – ведь перед вами портрет здоровой России, очищенный от мифов катастрофизма. Подсказывайте автору новые доводы и спорьте с ним: [email protected].

---

Белой эмиграции была посвящена обширная статья в первом издании Большой советской энциклопедии (т. 64. М., 1934, стб. 160–176). Из нее можно было узнать, что во всех странах, входящих в Лигу Наций, эмигранты живут по «нансеновскому паспорту», что в одной лишь Франции 400 тыс. русских и что «при безработице во Франции белогвардейцы увольнялись с заводов в последнюю (!) очередь». БСЭ посчитала необходимым сообщить о «скудости эмигрантской литературы и театра», о «чрезвычайно низком уровне белоэмигрантского искусства». Читатели, не знавшие, что русский театр и прочие искусства уцелели в эмиграции, были приятно удивлены, а в низкий уровень, как водится, не поверили. Перечислив с десяток политических группировок эмиграции, БСЭ неосторожно цитировала их программы («власть должна стать на охрану священных прав личной и гражданской свободы, собственности, правопорядка…», «будет восстановлена широкая свобода торговли и частного почина…» и т. д.). Все это жадно усваивалось любопытными умами, каковых в России всегда было великое изобилие.

Людям, уже привыкшим читать между строк, жизнь эмиграции представлялась куда более безбедной и увлекательной, чем была на деле. Тем паче что на это намекали живые голоса оттуда. В 30-е гг. необыкновенной популярностью пользовался Вертинский, хотя его пластинки в СССР не выпускались и официально не ввозились. Довоенный партийный фельетонист деланно возмущался: «Гражданин Вертинский вертится, ничтожный. / Девушки танцуют английский фокстрот. / Не пойму, товарищи, как это возможно?/Как это такое за душу берет?»

Выпады против Вертинского появились потому, что увлечение им приобрело размах, скрыть который стало невозможно. Советский агитпроп твердо держался правила: нападать на малозаметное явление – значит привлекать к нему «ненужное» («нездоровое») внимание. Агитпроп был дока в таких делах, и начинал атаку лишь тогда, когда было уже поздно делать вид, будто ничего не происходит.

Пластинки Вертинского фигурируют во множестве воспоминаний, описывающих 30-е гг. В фильме 1935 г. «Три товарища» (режиссер С. А. Тимошенко) снабженец в исполнении Михаила Жарова легко и в любых количествах добывает строжайше лимитированные лес, цемент, паркет и проч. за взятки в виде пластинок Вертинского. Возможно, создатели фильма намекали на взятки более традиционного свойства, но в данном случае это неважно – зрителям не надо было объяснять, что это за певец и почему он желанен. Каким образом пластинки Вертинского (а также Лещенко, Морфесси, Плевицкой и менее известных эмигрантских исполнителей) в таком количестве проникали в СССР – хорошая тема для исследования. Или даже расследования.

Вертинского полюбили и простые люди. Есть свидетельства, что его песни пели даже в лагерях. Срабатывал мощный контраст. Лиловый аббат, китайчонок Ли, принцесса Ирэн, юные пажи словно бы подмигивали комсомольцам, «ворошиловским стрелкам», зэкам и значкистам ГТО: «Знайте, ребята, есть другой мир. Есть синий и далекий океан, есть бананово-лимонный Сингапур. На свете много превосходных вещей, помимо соцсоревнования, пленумов Политбюро, кумачовых лозунгов и очередей за хлебом и мануфактурой». Для простых людей существование Вертинского и Лещенко было главным свидетельством об эмиграции, о второй России.

2. Закупорить СССР не удается

Коллективизация, «добровольно-принудительный» труд, высылки в холодные края – все это дало огромный урожай попыток бежать через советскую границу. Рабочие и крестьянские парни, не знавшие никаких языков, твердо верили, что стоит оказаться на той стороне, как тут же найдется русский, который переведет, объяснит, поможет.

До февраля 1936 г. через Торгсин можно было купить (за 500 руб. в золотом эквиваленте) заграничный паспорт, дававший возможность законно уехать насовсем. Такие паспорта обычно покупали зарубежные родственники, чтобы вызволить своих. Рассказы о выезжающих жадно передавались из уст в уста, вокруг них складывался целый фольклор. Отъезды были лучшим свидетельством: «нашим» за границей живется неизмеримо лучше, чем нам здесь.

Пока не опубликованы данные по перебежчикам. Интересно, что бежали не только из «государства рабочих и крестьян», бежали и в него – простые люди, изредка наивные идеалисты. Из Финляндии границу переходили преимущественно карелы, из Эстонии и Латвии (с Литвой до 1939 г. общей границы не было) – молодые русские, из Польши и Бессарабии – русские, белорусы, украинцы, молдаване, евреи, из Синьцзяна и Маньчжурии – казаки. Переходили в надежде отыскать утерянных родственников, безработные рассчитывали найти работу, юношей и девушек привлекало бесплатное образование. Это были стихийные репатрианты. Большинство получало разрешение остаться в СССР, но слишком увлеченные рассказы о жизни «за бугром» закончились для многих пулей в затылок (постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О мерах, ограждающих СССР от проникновения шпионских, террористических и диверсионных элементов» от 9 марта 1936 г., директивы НКВД о бывших перебежчиках от 17 августа 1937 г., 30 ноября 1937 г. и др.). К счастью, все же не для всех. Вдобавок слова и идеи подобны монетам – будучи однажды выпущены в обращение, они уже никогда не могут быть изъяты полностью, это вам подтвердит любой нумизмат.

Не исключено, что окажется во многом неожиданной, когда будет опубликована, и статистика легальных въездов и выездов. Практически не изучены активные действия эмиграции в СССР. Советские «труды» вроде «Крушения антисоветского подполья в СССР» (1980) Давида Голенкова не могут быть приняты всерьез.

В подготовленной «Мемориалом» книге «Расстрельные списки. Коммунарка, Бутово, 1937–1941» (М.: Мемориал, Звенья, 2000) на с. 274 фигурирует Константин Константинович Метелкин, 1915 г. р. (уроженец Томска, русский, беспартийный, образование низшее, курсант автошколы, адрес: Москва, Каланчевская, 21, общежитие), расстрелянный 16 июня 1938 по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР. Обвинение: членство в «к. – р. организации Народно-трудовой союз нового поколения» (позднейший НТС). Это случайно попавшая на глаза фамилия. Невероятно, чтобы Метелкин был единственным, кому было предъявлено такое обвинение.

Принять его в НТС мог только эмиссар этой организации. Они проникали в СССР с конца 20-х гг. через польскую и румынскую границы, это называлось «ходить по зеленой тропе». Проведя в СССР по нескольку месяцев, они возвращались обратно, не замеченные грозным НКВД. Но что они делали в стране? По рассказам, в архиве НТС во Франкфурте хранятся магнитные ленты с подробными отчетами об этих путешествиях ветеранов НТС Околовича, Трушновича, Колкова и других, надиктованные ими в 60-е гг. и до сих пор вроде бы не расшифрованные (информация нуждается в проверке). Эти скрипты могли бы бросить новый и, не исключено, неожиданный свет на деятельность русской эмиграции в СССР и на подсоветскую жизнь вообще.

О попытках агитационного воздействия эмиграции на СССР в 30-е гг. известно еще меньше. Благодаря разысканиям сотрудника Радио «Свобода» Михаила Соколова стал известен следующий факт: в 1933–1934 гг. из Праги велись радиопередачи на русском языке. Инициатором и душой их был эмигрант Борис Алексеевич Евреинов, до того – руководитель русских групп (не связанных с НТС), тайно ходивших через границу в СССР. Что особенно удивительно, Соколов нашел в фонде МИДа Чехословакии в «Пражском архиве» ГАРФа два письма из СССР с похвалами «музыке» из Праги. Он же обнаружил упоминание об этих передачах в мемуаристике: в книге Ю. А. Лодыженского «От Красного Креста к борьбе с Коммунистическим интернационалом» (М., 2006) есть свидетельство немецкого консула в Киеве о том, что «радиопередачи Евреинова пользовались на юге России совершенно исключительным успехом и приводили в неистовство советчиков» (с. 426). Радиовещание на СССР предпринималось в 30-е гг. и в других местах русского рассеяния. Есть устные рассказы о таком вещании из Маньчжурии, Финляндии и Польши. Слово за историками, которые доберутся до точных данных.

В советском документальном фильме «Заговор против Страны Советов» (1984, ЦСДФ) режиссера Е. Вермишевой (сценаристы М. Озеров и В. Севрук) среди прочих (и достаточно известных) примеров рассказывается о некоей группе Георгиевского (не Михаила Георгиевского, расстрелянного в СССР в 1950 г.), тайно проникшей в СССР и готовившей – ни более ни менее – захват Кремля. Дело было в 30-е гг. Были показаны лица заговорщиков (примерно десяти), включая прелестную женщину, все они были из Франции. Не исключено, что в архивах хранится некоторое число других подобных дел.

В марте 1935 г. СССР продал новообразованному государству Маньчжоу-Го Китайскую Восточную железную дорогу. Сразу после этого тысячи русских харбинцев, имевших отношение к КВЖД (и потому обязанных иметь советские паспорта), были вместе с имуществом вывезены в СССР и по возможности рассеяны по стране. Два года спустя, согласно тайному приказу НКВД № 00593 от 20 сентября 1937 г., множество этих харбинцев были арестованы по обвинениям в шпионаже и контрреволюционной деятельности. Причины понятны: дух и настроения эмиграции, которые они привезли с собой, были сочтены слишком опасными. Сыграло роль и вышеупомянутое имущество – слишком броское для быстро нищающего СССР, но соблазнительное для номенклатурных товарищей. К счастью, репрессиям подвергся далеко не каждый харбинец – вопреки тому, что иногда утверждается. Но где бы они ни находились – в лагерях или на воле, – харбинцы много лет невольно (а то и вольно) вносили свою лепту в подрыв устоев коммунистической утопии. Они чем-то смущали и вводили во искушение всех – и сотрудника «органов», и рабфаковца, и «усомнившегося Макара».