Александр Богданов - Тектология (всеобщая организационная наука). Книга 2

• Название: Тектология (всеобщая организационная наука). Книга 2
• Автор: Александр Богданов
• Издательство: Издательство «Экономика», 1989
• Жанр: Философия
• Год: 1989
• ISBN: 5—282—00537—9

Во второй половине XX в. интерес к идеям «Тектологии» (1913—1928) возрос в связи с развитием кибернетики. Работа интересна тем, что ряд положений и понятий, разработанных в рамках тектологии («цепная связь», «принцип минимума» и др.), применим и для построения кибернетических моделей экономических процессов и решения планово-экономических задач. Переиздание книги рассчитано на подготовленного читателя, знакомого с оценкой В. И. Ленина «Краткого курса экономической науки» (1897 г.) и критикой идеалистической системы «эмпириомонизма», данной в работе «Материализм и эмпириокритицизм» (1908 г.).

Для научных работников.

---

Среди высших животных аналогичный ход кризисов наблюдается лишь частично, в виде так называемой «регенеративной» способности. Это — восстановление утраченных частей тела: отломленного хвоста у ящерицы, отрезанной ножки у некоторых головастиков, других менее значительных и сложных органов, например участков кожи и эпителия у большинства выше стоящих организмов. Тут регенерация односторонняя и очень ограниченная: ящерица восстановит себе хвост, головастик лапку, но оторванный хвост или лапка ничего не восстановляет, а просто разрушается дальше; если же удалено больше некоторого минимума, то регенерация совершается неполная, например, воспроизводится на месте ранения только защитительный слой; либо даже она не совершается вовсе, и весь организм погибает.

В мире растений и полное восстановление, и частичная регенерация распространены шире, чем в животном царстве: дифференциация тканей в общем меньше; пластичность же, хотя скорее не больше, а тоже меньше, но оказывается относительно достаточной, потому что ткани растений жизненно более стойки, не так быстро разрушаются в области разрезов и отрывов, так что восстановительные процессы чаще успевают выполнить свое дело. Что же касается кристаллов, там, очевидно, дифференциация несравненно меньше, и каждая отделенная частица при наличности некоторых условий способна воспроизвести видовую форму целого.

Заметим, однако что степень дифференциации отнюдь не следует смешивать с уровнем организованности. Например, в центральном нервном аппарате вне всякого сомнения сферу высшей организованности представляет кора больших полушарий. Но та часть продолговатого мозга, которая называется «жизненным узлом» и которая управляет ритмичностью дыхания и кровообращения, столь же несомненно является более дифференцированным органом, а потому в выполнении своих сравнительно элементарных функций более необходима для организма, — ее повреждение гораздо быстрее ведет к его гибели. Так и в научно-технической постановке тонких и сложных работ какой‑нибудь узкий специалист, в совершенстве владеющий одной детальной операцией, может оказаться более незаменим, чем ученый-организатор, руководитель всего дела.

Здесь сказывается существенный момент, который надо иметь в виду, определяя степень дифференциации — ее соотносительность.

Пусть у человека ампутирована рука. Человек продолжает жить, отрезанный орган умирает. Тело потеряло руку, а рука потеряла остальное тело. Сердце, по-видимому, дифференцировано не больше руки; но если его вынуть из тела, умирает то и другое. В чем разница?

Физиологический комплекс «тело минус рука» обладает совокупностью функций, среди которых есть и вполне однородные с функциями утраченной руки или очень мало от них отличающиеся: осталась другая рука. Таким образом, для тела потерянный орган является соотносительно лишь в слабой степени дифференцированным, так как он слабо дифференцирован по отношению к одной из частей этого тела — другой руке. Напротив, для отрезанной руки утрачена огромная сумма функций, совершенно в ней отсутствующих, соотносительная дифференциация остального тела очень велика, и возможность сохранения здесь сводится к нулю.

Соотносительная же дифференциация сердца с точки зрения остального организма также велика, потому что вполне однородными или близкими к сердечным функциями он ни в какой своей части не обладает; и результат удаления сердца иной, чем ампутация руки. Так же обстоит дело с повреждением частей коры головного мозга и «жизненных центров».

Иллюстрацией из социальной жизни может служить разрыв связи между экономической организацией общества и отдельным его членом, хотя бы очень высокоспециализированным, не имеющим себе равных в своей отрасли. Для общества, в котором осталось еще множество подобных специалистов, ущерб едва ощутим: человек же, оторвавшийся от него, наподобие Робинзона, был бы обречен на деградацию и гибель[85].

Значение соотносительности в понятии «уровня дифференциации» этим не исчерпывается. В общем, как мы признали, регенеративная способность тем более ограничена, чем более дифференцировано строение системы. Между тем в резком, по-видимому, противоречии с этим стоит размножение высших организмов. Одна клетка, отделившаяся от высокодифференцированного целого, состоящего из миллионов, миллиардов или даже триллионов клеток, шаг за шагом «регенерирует» в полной мере видовую форму целого. Правда, такое свойство принадлежит только одному типу клеток, только яйцу; даже миллиарды и триллионы других клеток, отделенных от целого, не дают подобного восстановления. Как это согласовать?

Противоречие здесь существует только до тех пор, пока мы рассматриваем организованные системы статически, берем их формы как данные в данный момент и в их обособленности. А как только мы переходим на точку зрения тектологиче-ского развития форм и их связи со средой, дело выступает в совершенно ином виде.

Всегда ли, с самого ли начала своей жизни организм, положим человеческий, был таким сложным, расчлененным целым, каким он является в эпоху своего размножения? Нет, в момент своего зарождения он был простой эмбриональной клеткой. Почему же и каким путем эта клетка стала целым организмом? Она находилась в благоприятной среде, обусловившей ее рост и развитие: внутри материнского тела, окруженная питательной жидкостью, защищенная от всяких враждебных воздействий внешнего, стихийного мира. Из этой среды она легко ассимилировала новые элементы; за счет них зародыш вырастал, причем его строение усложнялось. Различные его части дифференцировались в зависимости от различия условий — своего положения в нем, связанной с положением функции, а также менявшейся с ходом развития среды. Так получился в конце концов взрослый организм, который обладает максимальной суммой активностей и высшей их организованностью, но также находится в наиболее неблагоприятной среде и уже только поддерживает свое равновесие в ней в течение некоторого периода: зрелости и размножения.

Теперь перед нами обособившаяся новая эмбриональная клетка, приблизительно одинаковая с прежней и в приблизительно одинаковой с той максимально благоприятной среде. Тектологическая форма соотносительна ее среде. Поэтому и сравнивать надо в смысле однородности данный зародыш не со сложившейся зрелой формой, которая находится уже в иной среде, иной системе внешних отношений, — а с той ее фазой, которая существовала в одинаковой с этим зародышем среде. Тогда оказывается, что новая, отделившаяся часть приблизительно однородна со своим целым, взятым в соотносительно той же среде, среде эмбриона. И естественно, что эта часть в своих изменениях при параллельных с прежними изменениях среды тяготеет к тому же предельному равновесию — воспроизводит зрелую форму.

Другими словами, вопрос о конечном результате кризиса решает не статическая однородность отделившихся частей с прежним целым, а однородность динамическая, соотносительная изменяющейся среде. В наших первых иллюстрациях среда для разделившихся комплексов не менялась, оставалась приблизительно та же, что для прежнего целого; поэтому ее изменений и не приходилось учитывать, можно было прямо сравнивать половину капли или клетки или разрезанной коловратки с первоначальной целой. Здесь же имеются огромные изменения среды, и сравнение исходит из их учета. Если внешняя неоднородность и очень велика, но различие между отделившейся частью и прежним целым при историческом их сравнении достаточно соответствует различию их среды, то восстановление формы целого из этой части возможно.

Тот же самый принцип можно проследить и на развитии комплексов социального типа. Берем такой случай. Имеется оформленная, широко разветвленная секта, партия, научная школа. От нее отрывается минимальная частица, положим маленькая группа или даже отдельная личность, несогласная с ее доктриной. Может ли эта частица «регенерировать» приблизительную форму целого, т. е. развиться в другую секту, партию, школу, тектологически сравнимую и соизмеримую с первой? Прямое внешнее сравнение приводит к выводу, что эта частица структурно весьма неоднородна с тем высокодифференцированным целым. Поэтому если среда для них одинаковая, то подобной «регенерации» ожидать нельзя: частица просто исчезнет, распадется в свое время, когда еретики персонально умрут. Но при известных условиях возможен, как мы знаем, и иной результат: отделившаяся группа или личность собирает вокруг себя, идейно ассимилируя, новые и новые элементы из окружающей социальной среды, совместно с ними развивает и оформляет новую организацию. Организация эта, дифференцируясь, закрепляясь идейным скелетом — новой объединяющей доктриной, приобретает постепенно структуру не менее сложную, не менее законченную, чем структура прежней, так сказать, материнской организации. С точки зрения «тектологически-видовой» происходит приблизительное восстановление системной формы. Конечно, это совсем другая организация, она во многом может отличаться от прежней, — но ведь и дети могут более или менее значительно отличаться от родителей; мы сравниваем формы в организационном смысле.