Юрий Чудодеев - В небе Китая. 1937–1940. Воспоминания советских летчиков-добровольцев.

• Название: В небе Китая. 1937–1940. Воспоминания советских летчиков-добровольцев.
• Автор: Юрий Чудодеев
• Издательство: Наука (Главная редакция восточной литературы)
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1986

Сборник содержит воспоминания советских летчиков-добровольцев — участников национально-освободительной борьбы китайского народа. Рассказ об их самоотверженной и героической деятельности в Китае является ярким свидетельством интернациональной миссии советского народа. Ответственный редактор, автор вступительной статьи и примечаний — Ю.В.Чудодеев.

---

Вечерело. Сначала земля виднелась в лиловой дымке, затем — в синей, а под конец, как это бывает на юге, сразу окуталась темнотой. Трудно различить что-либо внизу.

Вижу, мой полковник заерзал, бросается то к одному окошечку, то к другому. Волнуется.

— Что, мистер Чжан? — спрашиваю.

— Плохо, очень плохо, — настороженно показывает он пальцем в спину летчика. — Летать ночью не умеет, а садиться негде.

Признаться, и меня взяла оторопь. Я-то отлично понимаю, чем все это грозит: надежных средств связи и обеспечения по садки в ночных условиях у нас нет…

— Гуанчжоу далеко? — сквозь рокот мотора' кричу полков нику прямо в лицо.

— Не очень.

— Найдем?

— Должны. Огни большие.

— Летчик там бывал?

— Он сам из Гуанчжоу.

На душе немного стало легче; раз летчик местный, значит, аэродром знает.

Чжан приподнимается, видимо, хочет что-то сказать летчику. Я дергаю его за рукав:

— Не мешайте ему!

Вдали, прямо по курсу, виднеется зарево огней.

— Гуанчжоу? — спрашиваю у Чжана.

Тот утвердительно кивает головой.

Огни все отчетливее, ярче. Ясно различимы направления улиц, световые рекламы. Над городом проходим на небольшой высоте. Видим темный квадрат. «Наверное, аэродром», — подумал я. В то время китайцы не выкладывали ночных стартов. Они попросту не имели о них представления, потому что летали только днем.

Сделав круг, самолет пошел на снижение. Под нами зиял темный провал, похожий на чернильный сгусток. С каждой секундой нарастало напряжение: скоро ли земля? И вдруг машина неуклюже ударилась правым колесом, потом левым… Неужели перевернемся? Нет, кажется, выровнялась. Но что это?! Прямо на нас стремительно надвигается домик с двумя освещенными окнами. «Не хватало только врезаться», — обожгла мысль.

Однако летчик вовремя заметил препятствие, резко развернулся вправо и… угодил в канаву. Послышался треск. Вылезаю из машины. Смотрю: одна плоскость обломилась, другая торчком нацелилась в небо.

— Жив? — кричу полковнику Чжану.

— Жив! — отвечает он, цепляясь за меня. Оказывается, при посадке Чжан обо что-то ударился, но страшного ничего не случилось.

Позже я спросил летчика;

— Как же вы садились без ночного старта?

— Я хорошо знаю Гуанчжоу. Вижу: кругом огни, а посредине темно, — ответил он. — Думаю, тут и аэродром. Планировал на центр темного пятна. Где ему еще быть? Вот и сели. Все живы. Что же еще?

Поистине надо обладать олимпийским спокойствием, чтобы так вот, в кромешной тьме, сажать самолет.

Привезли меня в гостиницу. Смотрю, по лестнице спускается Благовещенский. Голова обвязана, губы распухли.

— Что с тобой, Алексей Сергеевич? — спрашиваю его.

— А, пустяки, — махнул он рукой. — Пойдемте ужинать. Благовещенский садился на другой стороне города, и я не знал, что с ним случилось. За столом, выпив рюмку коньяку, он рассказал о своих злоключениях.

— Подхожу к аэродрому, — начал он, — никаких огней и в помине нет. Кое-как увидел посадочную полосу и успокоился. Ну, думаю, все в порядке: ночью мне не привыкать садиться» Чувствую, колеса чиркнули о бетон и мой «ишачок» побежал. Где-то уже на второй половине пробега — бац! Сильный удар. Самолет скапотировал, а я повис на ремнях вниз головой. Сгоряча не заметил, что лоб рассечен и кровь каплет на стекла очков. И вот через эти окровавленные очки мне показалось, будто над самолетом взметнулось пламя… Вот, думаю, заживо сгорю. А освободиться от ремней не могу. Позвал на помощь. Подоспевшие китайцы перевернули самолет, вытащили меня из кабины. Они же и перевязали меня.

— А пожар?

— Какой там пожар, — улыбнулся Алексей Сергеевич. — Это был отблеск взошедшей луны на моих окровавленных очках. В общем отделался легким испугом.

— Почему же твой самолет перевернулся? — спрашиваю у Благовещенского.

— Порядочки здесь… — недовольно ответил он. — Оказывается, в конце полосы лежали канализационные трубы. В них-то я и врезался.

На второй день, пока полковник Чжан вел переговоры со своим начальством, мы пошли осматривать город. Прежде всего нас поразили его масштабы. Тянется он вдоль реки на много километров. Южная часть довольно чистая. Наряду со старинными китайскими зданиями встречаются вполне современные. В северной же, где живет основная масса населения, — узкие грязные улочки, застроенные преимущественно двухэтажными домиками. Нижние этажи заняты лавками, ремесленными мас терскими, закусочными.

Затем мы вышли на набережную и ужаснулись, увидев от крывшуюся перед нами панораму. Тысячи плотов и джонок стояли у берега на приколе. Над джонками вился сизый дым, вместе с ним ветер доносил запах пищи, отбросов и какой-то гнили.

Позже мы узнали, что в «плавающих кварталах» живет более 200 тыс. человек. Ужасная теснота. Отсутствие элементарных условий санитарии. А рядом, за асфальтом набережной, зелень, благоустроенные дома богачей, многоэтажные здания банков, контор. Какой поразительный контраст!

Гуанчжоу был центром тайной торговли опиумом, который завозили сюда контрабандой.

— Боремся с этим, — жаловался полковник Чжан. — Даже когда-то война была с англичанами из-за опиума. Да разве эту заразу искоренишь? Вы знаете, какие деньги на этом выручают торговцы! 0-го-го! — И он показал руками, какая это огромная сумма.

В этом городе мы, по существу, остались без переводчика. Даже полковник, уроженец севера, не всегда понимал, о чем говорят южане на своем гуандунском наречии.

Жили мы в довольно благоустроенной гостинице. Окна в комнатах круглые сутки были открыты: стояла неимоверная духота; она усиливалась от чада свечей, горевших на полу. Этот смрад отгонял москитов и в какой-то мере облегчал наши страдания. Спать, вернее, проводить несколько часов в тяжелой полудремоте, приходилось под балдахином из марля. Простыни смачивались водой.

Китайцы поднимаются рано. Не успеет наступить рассвет, как по плитам тротуара уже стучат деревянные туфли прохожих: тук-тук, тук-тук. Будто бьют ложкой о ложку. Какой уж тут сон? Усталые, разбитые, встаем с пышущих жаром, мокрых кроватей, наскоро умываемся и спешим па аэродром.

Гуанчжоу имеет славные революционные традиции. Рабочий класс не раз устраивал здесь забастовки, боролся против произвола империалистов. Один местный коммунист рассказывал: до захвата власти Чан Кайши в городе ежегодно справляли «неделю трех Л»: Ленина, Люксембург, Либкнехта. Роза Люксембург и Карл Либкнехт были убиты 15 января, а Владимир Ильич Ленин умер 21 января. В память о выдающихся пролетарских вождях и проводилась эта неделя.

…Пробыли мы в Гуанчжоу дней семь. Сведения о высадке японского десанта оказались ложными. Оставаться здесь дольше яе имело смысла, и мы вернулись на прежние аэродромы. К тому времени в составе военно-воздушных сил, посланных Советским Союзом на помощь Китаю, уже имелись не только истребители, но и бомбардировщики. Их экипажи успели освоиться с обстановкой и приобрели некоторый боевой опыт. Теперь мы могли не только защищать города от воздушных налетов, но и бомбить объекты противника.

Однажды вечером к нам пришли генерал Чжоу и полковник Чжан. Предусмотрительно закрыв дверь, они сообщили:

— В Ханчжоу японцы создали большую авиационную базу. Там много самолетов. Хорошо бы по ним ударить?!

Дело было заманчивое. Мы разложили на столе карту, измерили расстояние до Ханчжоу, попросили подробнее рассказать о путях подхода к городу, местных аэродромах, возможном противодействии. Утром послали воздушного разведчика. Возвратившись, он доложил:

— На стоянках ханчжоуского аэродрома обнаружил до полусотни японских бомбардировщиков и истребителей. Ведутся какие-то работы. Вероятно, дооборудуется полоса. Меня обстреляли. Огонь не очень интенсивный. Возможно, не все еще зенитки установлены. На обратном пути я пролетел над железнодорожной станцией. Там скопилось до десятка эшелонов. Тоже неплохая цель.

— Вот это будет работенка! — потирая руки, воскликнул Павел Васильевич Рычагов.

Он тут же вызвал командиров групп и отдал распоряжение:

— Девять бомбардировщиков пойдут на вражеский аэродром. Надо уничтожить все, что там находится. Другой отряд из восьми самолетов наносит удар по эшелонам на станции. Истребителей сопровождения но будет: не позволяет радиус действия.

Решение смелое и вполне обоснованное. Скорость советских бомбардировщиков была больше, чем у японских истребителей. К тому же мощное оружие, установленное на наших самолетах, позволяло экипажам успешно отражать вражеские атаки. Наконец, расчет на внезапность тоже имел немаловажное значение.

Инженеру было поручено немедленно начать подготовку машин. Техники и мотористы до рассвета проверили все до винтика, оружейники подвесили бомбы, зарядили пулеметы. Все знали, что самолеты пойдут в глубокий тыл врага, и работали на совесть.