Николай Рыжих - Бурное море

• Название: Бурное море
• Автор: Николай Рыжих
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1979

В книгу входят три повести: «Макук» и «Бурное море» — о капитанах и рыбаках дальневосточного рыбного флота, их труде, любви к морю и своей профессии и «Хорошо мы пели...» — о жизни молодых специалистов на Камчатке.

---

Видимо, ахтерпик уже затопило — нос «Онгудая» будто больше высунулся из воды, стоять уже трудно, скатываешься назад. Шлюпки... но одной уже нет. Вторая, но она всех нас не заберет. Есть еще аварийные плотики, спасательные пояса, но сразу окоченеешь. Даже от одной этой мысли становится холодно.

Из машинной команды никого нет — значит, помпу еще не наладили. Посмотреть, что там у них творится.

Спускаюсь в машинное отделение. Ударило запахом солярки и пара. На малых оборотах, вхолостую стучит дизель. Пена и брызги летят из разбитого стекла,светового люка на подволоке — сам люк задраен, конечно, — и, падая на горячую крышку дизеля, испаряются. Под пайолами мечется вода и выскакивает из пазов вместе с маслом и соляркой.

Сапоги разъезжаются по скользкому настилу. Здесь еще хуже, чем на мостике.

— Люди, где вы?

— Здесь, — слышу в углу за дизелем голос стармеха.

Они возятся с помпой, перепачканные до неузнаваемости. Идет решительная схватка.

— Семнадцать на девятнадцать, двадцать четыре на двадцать семь, — металлическим голосом говорит Андрей, работая ключами.

Второй механик зажимает ломиком прокладку и часто посматривает на подволок, откуда летят пена и брызги. Стармех одной рукой держит переноску, другой подает Андрею нужные инструменты. Он вешает переноску, достает грязноватую ветошку, вытирает мокрую лысину. Он весь мокрый — под расстегнутой телогрейкой на красноватой пупырчатой груди светятся капельки пота. Дышит тяжело — видимо, отдувается от только что сделанной работы.

— Ну что у вас?

— Перебрали еще раз, — говорит он, — сейчас пустим. — В тусклом освещении морщины на его лице тенистые.

Поднимаюсь на мостик. Когда проходил через кают-компанию, дверь камбуза приоткрылась, высунулась Артемовна. В неизменной форме: белый халат, поверх него душегрея.

— Товарищ старший помощник! У меня какава готова и котлеты есть. Наверх отнести или ребята здесь будут кушать?

Фу ты, бог ты мой! Нашла время потчевать «какавой» Странная женщина — всегда о всех заботится. Вероятно, это у нее в крови.

— Сюда, сюда придут.

— А то я могу туда отнести, если некогда...

После моего сообщения ребята немножко повеселели. Скоро «Онгудай» освободится от воды. А может, ничего страшного и нет?

— Хочь бы поскорее откачать ее, — говорит Васька.

— А он, кажись, стихает, — доносится голос Брюсова от окна.

— Господи, и зачем такое наказание на нас? — продолжает Васька.

— Ты же денег хотел, Вась, — вставляет Брюсов.

— Да не нужны они, эти деньги. Только бы домой добраться. Бог с ними, с деньгами, совсем. И эти бы отдал, что есть. Все бы отдал. Все до копеечки.

— Ну вот, раскудахтался, — ворчит боцман.

— Как не повезло... — вздыхает Борис.

— Надо было домой идти, тебе же Александрыч говорил? — желчно, отдуваясь и вытирая руки ветошью, говорит второй механик — он поднялся вслед за мной из машины, — так ты все «последний заметик», «тринадцатую звезду», «клянусь головой акулы». Вот тебе и «акула».

— Я думал, успею до шторма, — подрагивающим голосом лепечет Борис.

— Нечего было думать, тебе капитан говорил!

— Ну ты, мотыль, не кричи, — обрывает его боцман, — мы все хотели сделать еще одно траление.

— Да перестаньте вы, — перекосив лицо, вмешивается Сергей, — нашли время...

— Да не шумите, ребята, — вставляет Макук, — тут и я-то, старый дурак, недоглядел...

На мостик поднялся радист:

— Старпома или капитана просят к микрофону.

— Сходи, — сказал мне Макук.

Капитан «СРТ-1054» просил приготовить буксирный конец. У него тоже есть буксирный, но неплохо иметь запасной. Просил не волноваться, идет аварийным ходом.

А волны все так же терзают «Онгудай», все так же «Онгудай» переваливается с борта на борт, свистящие рукава прерывисто несутся через него, пена и брызги бьют по окнам рубки. Палуба освещена прожектором. Волны падают откуда-то сверху, из темноты, мечутся по ней. Иногда, разбившись о нее, подкатываются к лебедке, укутывают ее прыгающей пеной. Тряхнут рубку. А если наваливается девятая, то от «Онгудая» остается над водой только рубка и нос. И «Онгудай» очень долго всплывает после нее. В такие моменты Брюсов тянется на носках в сторону и вверх — помогает всплыть судну.

Макук молчит, то и дело курит. Все молчат. Шторм как будто стихает. А может, и не стихает. Может, это только так кажется?

— Скоро подойдет пятьдесят четвертый, — бодрится Брюсов, — возьмет нас на буксир, поставит против волны, водичку откачаем, и Васька будет есть халву.

Никто не засмеялся.

Все та же ночь. Все тот же ветер. А вдруг помпа никогда не заработает? Впрочем, чепуха какая. А если не успеет 54-й?

Интересно, что же у нас там дома творится? Там только день кончается. Бабка хлопочет возле печки, ужин собирает, ворчит на Витьку со Славкой. Они пришли из школы и зашнуровывают коньки. А может, собираются «на халтулу лаботать». Это в отпуске я был. Они как-то лазили под кроватью, отыскивая старые штаны, ботинки, и когда я спросил, куда они собираются, Славка деловито ответил: «На халтулу... лаботать». Оказывается, рядом проводили шоссейную дорогу и предприимчивый прораб сагитировал все пацанье поселка подносить опилки. За это платил по рублю на кино... Черт возьми, все так надоело! А когда я буду подкидывать Славку вверх, он будет выкатывать глаза от восторга и кричать: «Полундла, капитан, на моле кацка»!

Из машины поднялся Андрей.

— Ну как?

— Андрюша, помпа как?

— Все нормально, — сказал он, — работает.

— Хух...

XI

— Кому «Казбек»?! — кричит Брюсов. Несколько рук тянутся к новенькой коробке с гарцующим всадником, потом разочарованно отстраняются — в красивой коробке махорка.

Василий притащил сгущенку, втиснулся в угол между переборкой и телеграфом на мое любимое место и обрабатывает банку.

— Нет, теперь уж дудки, — говорит он, прикладываясь к банке, — на море я больше не работник. И какой дурак заставил меня пойти на этот дырявый сундук?

— Сам ты сундук, — заметил Сергей.

— С клопами, — добавил боцман.

Василий, не обратив внимания на реплики, продолжает:

— И что это за море? Никакого постоянства, все одно что вертихвостка.

— .Ох и глуп же ты, братец, — сказал Андрей.

— Болван! — с отвращением подтвердил боцман.

— Погоди, он еще не то сморозит, — добавил Сергей.

— Один ноль в пользу Васьки, — констатирует Брюсов. — Ну-ка разделай их, Вася.

— Ай не правда? — наивно спрашивает Васька.

— Цыц! — коротко цыкнул боцман. Его шея краснеет, волосатый треугольник на груди возбужденно колышется. Он закипает. Кажется, затронуты сердечные струны боцмана — он вот-вот поднесет к носу Васьки свой репчатый кулак.

А Васька, нарочно не замечая смертельной обиды, нанесенной боцману, поворачивает к нему свою хитренькую мордочку и продолжает добродушным тоном. На перепачканном молоком губах блуждает самая невинная улыбка.

— Да, Егорович, да сам посуди: то шторм, то штиль, то солнышко, то метель, то туман, то буран, то еще что...

— Вообще говоря, — вмешался Андрей, — за эти слова тебя бы следовало выбросить за борт...

— Не утонет, — утвердил боцман, — эта штука не тонет.

— ...или повесить на рее. Но поскольку ты, братец, глуп, поезжай-ка в свои Васюки, купи дом с забором, злого пса заведи, замками, конечно, запасись и, как не раз уже говорил тебе боцман, ближе чем на тысячу миль к морю не приближайся.

— Вась, а Вась, — вмешивается Брюсов, — заведи Манюню в онючах. Онючи чтоб носила с красными подвязками.

— У нас давно уже онючи не носят. У нас давно уже носят капрон, баретки...

— А что это такое — баретки?

— Попробуй пойми его, — ворчит боцман. — Как оно есть мережа, так оно и есть мережа. Тьфу! — Боцман никак не может успокоиться.

— А что вы надсмехаетесь?! — притворно возмущается Василий. — «Манюню», «онючи», а у самих никогда жен не было и не будет. Болтаетесь по морям, а что толку? Вчера Камчатка, нынче Сахалин, завтра Магадан или Корея какая-нибудь. Бродящая публика: ни кола, ни двора.

— Нет уж, Вася, — уже серьезно говорит Брюсов, — это твое дело заводить колы да дворы.

— Да вон еще второго механика, — добавляет боцман.

— А я причем? — откликается второй механик, — меня государство обеспечит.

— Вот, вот, только за этим и примазался к нам, чтоб только квартиру вырулить.

— Да брось ты, боцман, слова тратить, — морщится Андрей, — они ж на одну колодку состряпаны. Давай лучше закурим.

— Нет, ребята, что вы ни говорите, — продолжает Васька, заламывая руки за голову и потягиваясь, — а на берегу лучше. Какие у нас луга... коров не видно в траве!..

Начинается обычное. Опять про берег, опять про дом, про женщин. Странные парни! Несколько часов назад, когда «Онгудай» заполнялся водой, были совсем другие: второй механик, ремонтируя помпу, смотрел на подволок, откуда летела пена и брызги; Андрей, заворачивая гайки, скрипел зубами; у Сергея было детское выражение лица; Брюсов фальшивил, а Васька был деревянный от страха. И у всех была предательская мыслишка: а вдруг не успеем откачать воду, вдруг помпа подведет? А сейчас вот беззаботно переругиваются, острят, рассуждают о береге. На берегу же и не вспомнят, что в море были какие-то неприятности, разве только Васька когда-нибудь расскажет своим землякам о каких-нибудь страхах и чудесах, увиденных на море. А сейчас будто другие ребята, только о береговых пустяках и говорят. Эх, рыбацкая доля! Подлый напиток: пьешь, морщишься, а оторваться не можешь. И чем больше пьешь его, тем сильнее жажда. На берегу ведь и месяца не выдержат.