Коллектив авторов - Полдень, XXI век (январь 2012)

• Название: Полдень, XXI век (январь 2012)
• Автор: Коллектив авторов
• Издательство: Литагент «Вокруг Света»30ee525f-7c83-102c-8f2e-edc40df1930e
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-98652-401-6

В номер включены фантастические произведения: «Выкидыш» Кусчуя Непомы, «Говорящие зверьки на развалинах Звездного Сиама» Льва Стеткевича, «Ночь в крепости Аккерман» Евгения Гуфа, «Козни черного колдуна» Олега Костенко, «Интуит» Майка Гелприна, «Формула небытия» Сергея Власова, «Война со звездами» Александра Голубева, «На Рэйне верить в это трудно» Олега Кожина.

---

Сразу оговорюсь: не могу сказать, что в Аккермане публика экономит на каждом слове. Совсем не экономит. Сказывается близость Одессы. Но сколько я ни ходил по окраинным, ближайшим к крепости дворам, – толку никакого. Большинство жителей просто не понимало, о чем идет речь. При том, я уверен, именно это отсутствие веры – или интереса, пусть так, – оставляло мотыльку жизнь. Где бы он оказался, попробуй такую диковинку поймать какой-нибудь местный пассионарий! В аккерманском пыльном музее, на огромной булавке. «И подобный невероятно ценный экспонат уже съела моль», – привычно возмущённо, но абсолютно без разумных последствий написал бы здешний пахарь бумажной нивы.

Как деталь к рассказу: немец не пожалел, что откололся от ста тысяч бессарабских фольксдойче. Их отпустили в исторические восвояси по кабинетному шушуканью с Риббентропом. Тысячелетний рейх придержал створки родных ворот, и все, кто уехал, угадали под «добровольное» расселение на оккупированной польской земле. Судьба этих немцев печальна.

Вытекающий в 40-м году из Бессарабии поток румынских жителей Старого королевства – «рэгецане», как их называли, – тоже не подхватил старика. Не став человеческой щепкой, он не сгорел и не дал унести себя беспокойной волне.

Опять же, мельком – у советских этот бессарабец попал на пресловутый «красный карандаш». Ему чиркнули поперёк личного дела скупое на жизненную перспективу «СОЕ» – социально опасный элемент.

Со стариком я познакомился, работая по командировке на винзаводе в Шабо. Для городского жителя несуетливая сельская жизнь хуже ветхозаветной казни. Съездив на реанимацию домой, я привез ту самую «Одесскую хронику» – № 2/1992 год, на страницах которой рассказывалось про бабочку-людоеда. Хотелось хоть чем-то себя занять. Пусть даже несерьёзными расспросами. Любопытство – одна из самых милых приятностей жизни.

Газету помяло достаточно рук. Глянул через моё плечо и этот скупой на заглавные буквы старик. Он работал вахтёром. Меня сразу пробрало: гражданин в теме.

Я сказал ему:

– Наврано вроде… – и оставил хорошую паузу: люди молчаливые, как никто иной, умеют многое сказать.

Он чудесно понял моё желание пообщаться:

– Но не всё.

И уже вечером наш разговор потёк по-другому.

Колонист поведал мне о событиях давних.

После смерти Гришки Котовского когда-то кипучая, деятельная Бессарабия превратилась в образцово-показательную берлогу. Новые румынские законы добавили тесноты. И народ потихоньку поехал в просторную Аргентину. Много бессарабцев осело в балканских странах. Образовался и встречный поток. Из Старого королевства иммигрировало двести тысяч чужих людей. Вкладывать средства в город и Бессарабский уезд румыны не стали – каждому из них было ясно: клыкастые Советы своё вернут.

«В марте 40-го прошел слух: скоро в наших края объявится герой Халкин-Гола генерал Жуков. И тогда состоится захват не только Бессарабии, но и большей части Румынского королевства. Слухи были как зимний дождь. Насквозь. И ледяные. В них верили тотально все. И все, то есть, и мы, и румыны, боялись до ужаса провокаций. В смысле: кто-то пальнёт не вовремя и не туда. Как в районе Тирасполя, через Днестр, на старой границе. Там румынам вернули пулю обратно. Если бояться – значит, случится.

А то?..

И сильно – так скоро!

У румын в крепости размещалась комендатура, и ночью, в середине июня, часовой стрелял из винтовки в сторону советского берега. Оттуда прилетело, якобы, нечто лохматое, изрядной величины, но атака на сторожевой пост была отважно отбита. Кое-кто из домов возле крепости уразумел, в чём дело, хотя – от греха подальше! – ничего не сказал».

В аккерманский утренний час 28 июня на тощей «стрази-лэ дин Антонеску» появился румынский полк. Спешно, без «ди-филарэ», полк пересёк город направлением на вокзал, где с ходу набился в родные вагоны. Прощальный свисток, и за последней колесной парой демонстративно перекинули стрелку. Полицейских, ювелиров и органы юстиции вымело следом.

В Аккерманском уезде из румынских частей дезертировали ротами и повзводно. Вдоль дорог в огородах валялись тысячи винтовок. Вскоре последует заявление румынского Королевского совета с требованием вернуть оружие и вежливый ответ Наркоминдел Вячеслава Молотова: «Советскому правительству некогда собирать то, что румынская армия побросала».

28-го вечером противоположный берег Днестровского лимана взбурлила агрессивная суета. Через час к Аккерману подошла флотилия катеров, других плавсредств. Стрелковый полк Красной Армии сделал бессарабский шахматный ход: берег восточный – западная сторона.

После освобождения Аккермана в цитадели крепости расположилась зенитно-пулеметная точка. При ней сержант, три солдата, командовал подразделением младший лейтенант. Волею обстоятельств, а именно потому, что его первым заприметил грозный командир, колонисту пришлось возить в цитадель провизию и дрова.

«Лейтенант был человек сложный, склонный утверждать себя за день множество раз. Для него я был навечно “румын”. Не смотрит, а рубанком строгает. Я терпел. В гражданскую правильно говорили: “С циферблатами не спорят, а с атаманами тем более”».

И для остальных я тоже остался чужим: в боярской Румынии, смотрите-ка, жил. Но один из солдат оказался поволжским немцем, он попал в армию после ликвидации самарской автономии в 36-м. Фамилия для памяти звонкая, забыть трудно: Вейденкеллер. С некоторой натяжкой, но можно сказать: мы сдружились.

Июль сорокового года случился пекучим. Колодезные ведра поднимали наружу ряску. Треснул цоколь памятника русско-японской войне. Народ начал боязливо шевелить языками.

А тут Вейденкеллер меня спрашивает:

«Слух имеется, крепость ваша – бесовское место. Какая-то тварь редко-редко, но в полную духоту прилетает с днестровской поймы. Правду шепчут?..»

Я ушёл от прямого ответа: кумачёвого лейтенанта боялся. «Половина нашей земли должна быть обработана, а другая – покрыта асфальтом!», – он вывесил такой лозунг в дежурке и часто вдохновенно твердил. И кто б сомневался: обе эти половины его большевистской наукой изучены вдоль и поперёк.

«Не слышал…»

Мотылек напугал их ровно через неделю. О полуночи заложил вираж над цитаделью.

А я на каруце приехал в крепость уже поздним утром.

«Орел прилетал, – говорят. – Или сова. Но что-то очень огромная. И брюхо… Не бывает такое брюхо уптиц!»

Насчёт орла я согласился: всё понятно, орлы в степи есть. Но сова – почему именно сова?

«Абсолютно бесшумный полёт. Вот просто раздвинулась темнота… Р-р-раз!!..»

«А стрелять?»

«Быстро очень!»

Лейтенант поманил меня на бдительный глаз:

«А товарищ местный житель ничего про эту тварь, – или кто она там? – не знает?»

На весь Аккерман в мотылька верила, хорошо, если дюжина человек. А по дворам уже составляют энкавэдэшные списки. Кто вовремя рот не захлопнул – домой на десять лет опоздал. Время мутное, как самогон, что я мог рассказать…

Этим солдатам просто-напросто повезло.

Или не повезло, как считать.

Стою и думаю: а ведь явно подсунут бумагу: зафиксировать такое странное дело.

Округлил глаза, докладываю товарищу младшему лейтенанту:

«Первый раз подобное слышу. Дрова-то куда?»

После этого разговора у него появилось ко мне сильное недоверие. Ведь лейтенант прослышал, как недели две тому румынский часовой устроил в крепости ночную пальбу. А я накануне ещё и про бурю сказал: мол, день-два – и вспорхнёт ваша палатка. Чайки стонут, сказал. Это верная примета на бурю. Через день июльский молдаван налетел – приделал-таки палатке крылья; тогда весь Аккерман черепицу во дворах собирал. Соответственно, перестал лейтенант мне верить: харчи, дрова в цитадель крепости начал возить другой человек.

Скажу вам, даже упоминать про мотылька – дело дурное. Считается: начнёшь мести языком – домой прилетит. Велик-к-кое дело! Я своё на сто лет вперёд отбоялся. Вы случай-другой, и на одесскую Слободку – в дурдом знаменитый, случайно не попадите. У нас общественная система так построена: всё, что не благословили сверху, – опровергать!! И так, чтоб у человека до-о-лго чесалось. Молчать полезней, чем не курить.

* * *

Слухи о мотыльке шуршат с началом каждого десятка лет. Местные жители действительно крайне неохотно делятся известными фактами. Допускаю, именно чей-то рассказ, случайно услышанный сотрудником «Одесской хроники», послужил основанием для статьи «Бабочка-людоед» в № 2/1992 г. Название грешит фантазией: определение «людоед» под большим вопросом, а вот плотоядная – это гораздо ближе к реалиям жизни. В статье я вижу более-менее добросовестную попытку изложить суть феномена.

Газета уже поседела, а потому открываю её с пергаментным хрустом.

Итак, в один из июльских дней некая семья – Санаевых или Санеевых, что не суть важно, – совершая путешествие по стране, решила сделать привал возле старинной крепости Аккерман. Подбирался вечер. Место для ночлега они выбрали не ахти как удачно: на восточной стороне, в душных развалинах барбакана. Мальчик ловил рыбешек на кромке лиманской воды. Мать намазала его мазью от комаров на основе корня аира. Ребенок чихал, обижался, что воняет болотом. В фольге, на пунцовых углях шипел базарный карась. Рядом истекала голодной слюной собачка Жулька. Её вечерняя тень наконец-то достигла грозных размеров таксы. Отец, на ночь глядя, а больше на мрачные аккерманские стены, принялся чистить ижевскую одностволку.