Александр Дмитриев - Подводники атакуют

• Название: Подводники атакуют
• Автор: Александр Дмитриев
• Издательство: ДОСААФ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1985

В книге рассказывается о героических боевых делах матросов, старшин и офицеров экипажей советских подводных лодок, их дерзком, решительном и искусном использовании торпедного и минного оружия против немецко-фашистских кораблей и судов на Севере, Балтийском и Черном морях в годы Великой Отечественной войны. Сборник составляют фрагменты из книг выдающихся советских подводников — командиров подводных лодок Героев Советского Союза Грешилова М. В., Иосселиани Я. К., Старикова В. Г., Травкина И. В., Фисановича И. И., Щедрина Г. И., а также Васильева Г. К., Грищенко П. К., Кабо И. С., Константинова Ф. В., Матиясевича А. М., Таммана В. Ф.

---

— Да, час мы продержимся, — соглашаюсь я. — А что делать остальное время, когда у нас полностью иссякнут энергоресурсы?

В это мгновение меня осенила мысль.

Подозвав Смычкова и Хвалова, объясняю им новую задачу.

— Все ясно! — бодро рапортует Смычков и в ту же минуту начинает отдавать нужные приказания.

— Так точно, все ясно! — вслед за Смычковым отзывается Хвалов и, на секунду оторвавшись от штурманского колеса, оттянув полу свитера, вытирает раскрасневшееся лицо и, откинув назад спавшие на лоб мокрые от пота волосы, снова занимает прежнее положение. Он заметно ободрился, только глубокое частое дыхание выдавало его непомерную усталость. Щекин попросил разрешения передать счисление молодому штурману и помочь Хвалову. Я не возражал.

Через минуту Смычков докладывает: лодка удифферентова-на, боцман точно держит глубину.

Я приказываю соблюдать полную тишину и докладывать мне обо всем, что услышано за бортом.

Снова томительное ожидание. Подводная лодка как бы на ощупь, медленно, крадучись идет вперед. Мысленно отсчитываю расстояние, отделяющее нас от сети. Взоры всех устремились на боцмана и на приборы управления. Смычков, упершись одной рукой в шпангоут подволока, а другой в лебедку перископа, не сводит глаз с приборов. Его волнение проявляется только в том, что время от времени он барабанит пальцами по щеке вьюшки троса перископа.

«А вдруг снова неудача?» — от одной этой мысли становилось холодно.

Действительно, уже около получаса корабли противника ничем не обнаруживают своего присутствия.

— Товарищ Лебедев, — заглядываю я во второй отсек, где за полуоткрытой дверцей сидит, согнувшись, Лебедев, — вы слышите противника?

— Катера справа и слева от лодки на курсовых... — докладывает Лебедев и добавляет: — Катера стоят без хода или имеют очень малый ход. Я хорошо слышу моторы, но не слышу работы винтов.

По моим приблизительным расчетам мы подходим к сети. В висках стучит. Глядя на приборы, напрягаю все внимание и с замиранием сердца жду, что будет дальше...

В центральном посту совсем тихо, можно слышать тиканье судовых часов, висящих над столом, и периодическое сухое потрескивание репитора гирокомпаса, расположенного в рубке...

Вдруг лодка точно вздрогнула и качнулась, слегка изменив положение. Пузырек дифферентометра покатился к носу, остановился на четырех градусах и медленно пошел обратно — к нулю. Кровь ударила в голову. Мне кажется, что сердце прекратило биение... Еще момент... И все решится. Приказываю дать толчок полным ходом и затем остановить винт.

Приказание мгновенно выполняется, и ход остановлен. Прошли, вырвались! Трудно сдержать радость. Сердце бьется учащенно. Хочется обнять всех, кто находится рядом со мной, но надо по-прежнему соблюдать спокойствие. Еще неизвестно, что ждет впереди... Приказываю дать малый ход вперед и опустить лаг, убедиться, что винт чист и мы идем вперед, оставив позади злополучную сеть.

Через минуту Мартынов докладывает: «Нагрузка на вал нормальная», а Зубков звонким веселым голосом сообщает: «Лаг дает отсчеты». Теперь нет никаких сомнений. Поздравляю своих товарищей с очень большой победой жизни над смертью. Матрос, который уже стоит у переговорной трубы, дублирует мои слова по всем отсекам. И сразу в лодке как будто все проснулись, начались оживленные разговоры: каждый старается поделиться своими переживаниями. Смычков смеется, потирая руки от удовольствия, и незамедлительно начинает шутить:

— Я предлагаю всплыть и помахать платочком одураченному противнику.

Прошло около получаса с тех пор, как мы форсировали сеть.

Теперь можно всплыть под перископ, быстро осматриваюсь: поблизости противника нет, беру отсчеты на мысы и сообщаю их штурману.

— Нам крепко повезло, — говорю Щекину, который вместе со мной поднялся в рубку. — Мы идем почти серединой фьорда и через четверть часа будем уже на выходе.

К люку, ведущему в рубку, подошел Смычков и нетерпеливо спрашивает:

— Как погода, товарищ командир?

— Ужасная, — шутя, отвечаю ему.

— Неужели шторм? — интересуется он.

— Шторм... Да еще какой...

Осмотрелся кругом еще раз и, опустив перископ, приказал уходить на глубину.

В отсеках загремели столы и посуда. Кок Иванов засуетился в своей провизионке.

В центральном посту остается Щекин, а я иду во второй отсек и, сев на диван, только теперь чувствую невероятную усталость. Голову так и тянет к подушке, но отдыхать еще рана. Ни один командир корабля не позволит себе отдых в такой обстановке, хотя бы до этого ему пришлось двое-трое или даже четверо суток, не смыкая глаз, находиться на своем боевом посту.

Расчеты показывают, что мы вышли из фьорда. Останавливаем ход. Противник не обнаружен. Стало быть, опасность миновала.

Мы садимся за стол и приступаем к трапезе, поблизости раздается огромной силы взрыв. Корпус лодки дрожит. Тарелка с супам опрокидывается на меня, и я, что называется сломя голову, бегу в центральный пост. Лодка всплывает. Центральный пост в полумраке: от взрыва лопнуло сразу несколько плафонов и лампочек.

Одно за другим отдаю необходимые приказания. Немедленно остановлен компрессор. Лодка уклоняется, зарывается в глубину, на полном ходу резко делает поворот вправо... Через полторы-две минуты ложится на новый курс. Снова раздается взрыв такой же огромной силы и снова где-то за кормой.

Когда подводная лодка подвергается бомбовому преследованию противника, люди не видят падающих бомб, от которых они могли бы уклониться, ориентируясь и приноравливаясь к местности, как это бывает на сухопутном фронте. Под водой атака лодки бомбами переживается значительно острее, ибо достаточно небольшой пробоины в корпусе — и корабль при проявлении малейшей растерянности и замешательства может погибнуть.

— Бомбят, сволочи, по курсу, на котором нас обнаружили. Хорошо, что хоть мы вовремя отвернули, — говорит Щекин.

— Проворонили нас, спохватились, да поздновато, — отозвался Смычков со свойственным ему юмором, потирая от удовольствия руки. Это его обычный жест, когда хитроумной комбинацией за шахматной доской или в ожесточенном споре ему удается победить «противника».

— Да, проворонили, — соглашаюсь я.

— Сейчас мы их будем водить за нос... — Смычков еще громче рассмеялся. Улыбнулись и другие, находившиеся в центральном посту.

Разрывов новых бомб больше не было. Уйдя на глубину, мы снова легли на нужный нам курс и через полчаса уже продолжали наш внезапно прерванный обед. Настроение у всех было веселое, приподнятое.

До намеченного времени всплытия осталось еще пять минут. Отдал приказание занять свои посты к всплытию. Не прошло и полминуты, как последовал доклад о том, что все стоят по местам. Время выполнения приказания было поистине рекордным.

Как только рубка показалась над водой, я открыл крышку люка. Через узкий кольцевой зазор лодочный воздух с шумом прорвался наружу. Опасаясь быть выброшенным из лодки, я придержал люк в полуоткрытом положении, пока не сравнялось давление. Затем решительно развернул маховик, и тяжелая литая крышка медленно подалась вверх.

Мы с сигнальщиком быстро поднялись на мостик и осмотрелись. Чистый, прохладный морской воздух сразу подействовал на меня одурманивающе.

Наверх поднялись Мартынов и Иванов. Отдав должное погоде, они закурили и подошли ко мне. Мартынов поинтересовался, виден ли сейчас берег противника? Я показал ему на — горизонт, в южной части которого на светлом небосклоне отчетливо вырисовывалась длинная, темно-сиреневая, тающая в ночной дымке зубчатая стена высокого скалистого берега противника.

— Вот эту ложбину видите? — спросил я, показывая рукой на приметный с моря вход в Петсамо.

— Видим, — ответили оба.

— Так вот, это и есть тот самый фьорд, в котором мы побывали. Сейчас мы от него в двадцати пяти милях.

— Мы еще вернемся к этому берегу? — спросил Мартынов.

— Конечно, вернемся, только в другой раз.

— Товарищ командир, — вдруг обратился ко мне мичман Иванов, — когда мы оказались на опасной глубине и получили очень большой дифферент, я подумал, что нам уже крышка.

— Почему? — спросил я.

— Да очень просто: в нашем отсеке на моих глазах корпус так вдавился внутрь, а крышка провизионки так выпучилась, что я невольно съежился и закрыл глаза, а Матяж так тот просто сказал: «Ну, отшагались, мичман...»

— А потом что было?

— А потом что?.. Известно, — о чем-то раздумывая, продолжил Иванов, — война есть война, быстро примирились и приготовились ко всему...

— Почему же вы не доложили мне о состоянии вашего отсека? — строго спросил я, вспомнив о том, что по докладу Иванова в отсеке все было в полном порядке.

— Да я не хотел, товарищ командир, чтобы в других отсеках услышали. Это, по-моему, могло плохо повлиять на настроение других...