Джоди Пиколт - Похищение

• Название: Похищение
• Автор: Джоди Пиколт
• Издательство: Книжный клуб "Клуб семейного досуга"
• Жанр: Триллер
• Год: 2010

Делия, дочь вдовца Эндрю Хопкинса, выросла в небольшом городке в штате Нью-Хэмпшир и абсолютно счастлива со своей дочерью, женихом и верным другом детства.

Неожиданно ее отца арестовывают по обвинению в похищении собственной дочери, совершенном двадцать восемь лет назад. Что же произошло тогда? Какие трагические события заставили его так поступить?

---

Мама одета в консервативную блузу и юбку, но волосы висят неопрятной паклей, а на пальцах сверкают бирюзовые и гранатовые кольца. Она нервно смотрит поверх голов на Виктора, который подбадривает ее улыбкой.

Судья, крупный мужчина, формой напоминающий свадебный торт, дает Эмме Вассерштайн знак начинать.

— Назовите, пожалуйста, свое полное имя для протокола.

— Элиза… — начинает мама и осекается. Откашлявшись, она добавляет: — Элиза Васкез.

— Спасибо, миссис Васкез. Скажите, вы вышли замуж повторно?

— Да, за Виктора Васкеза.

Эмма кивает.

— Вы не могли бы сообщить присяжным, где вы проживаете?

— В Скоттсдейле, штат Аризона.

— И давно вы там живете?

— С двух лет.

— А сколько вам сейчас, миссис Васкез?

— Сорок семь.

— Сколько у вас детей?

— Одна дочь.

— Как ее зовут?

Мама ищет в зале мой взгляд.

— Раньше звали Бетани, — говорит она. — Сейчас — Делия.

— Вы знали Бетани, когда она стала Делией?

— Нет, не знала, — бормочет мама. — Потому что ее отец похитил ее.

Это заявление пробуждает в присяжных интерес — их словно пронзает молнией.

— Вы не могли бы пояснить, что имеете в виду.

— Мы развелись, и оба получили право опеки над Бетани. Чарлз — его раньше так звали — должен был вернуть девочку в воскресенье, проведя с ней вместе выходные. Но он не вернул ее.

— Ваш бывший муж сегодня присутствует в зале суда?

Мама кивает.

— Вот он.

— Зафиксируйте в протоколе, что миссис Васкез опознала личность подсудимого, — просит Эмма. — И каковы были ваши действия после похищения?

— Я позвонила ему домой, оставила несколько сообщений на автоответчике, но он не брал трубку и не перезванивал мне. Я решила не рубить сплеча. Подумала, что у него могла сломаться машина или они застряли где-то за городом. На следующий день, когда никто со мной не связался, я поехала к нему и уговорила коменданта открыть дверь. Тут я и поняла, что случилось что-то ужасное.

— Что вы имеете в виду?

— Вся его одежда пропала. Не просто запасная смена, а вообще весь гардероб. Я не нашла там и важных для него вещей: учебников, фотографии родителей, бейсбольного мяча, который он еще в детстве поймал на матче «Доджерз». — Мама поднимает взгляд на Эмму. — Тогда я вызвала полицию.

— И какие действия предприняли они?

— Установили посты на дорогах, поехали к границе с Мексикой, показали фотографию Бетани в новостях. Попросили меня дать пресс-конференцию, обратиться за помощью к общественности. Всюду были расклеены объявления, открылись горячие линии…

— Вам отвечали?

— Сотни людей. Но ни один не смог помочь мне.

Эмма Вассерштайн снова обращается к моей матери:

— Миссис Васкез, когда вы последний раз видели дочь перед похищением?

— Утром восемнадцатого июня. Чарли должен был вернуть ее девятнадцатого, в День отца.

— И как долго вам пришлось ждать новой встречи с дочерью?

Взгляд ее безошибочно находит мой.

— Двадцать восемь лет.

— Как вы себя чувствовали все это время?

— Я была убита. Какая-то часть меня отказывалась верить, что я больше никогда ее не увижу. — Мама с трудом подбирает слова: — Но какая-то часть меня подозревала, что это наказание за мои проступки.

— Наказание за проступки? Какие же?

Голос ее превращается в изрытую колдобинами проселочную дорогу.

— Мамы красивых маленьких девочек не должны забывать отвести их в школу с рулоном туалетной бумаги для уроков труда. Они должны знать много веселых песен и ждать своих дочек с пластырем наготове еще до того, как те упадут с трехколесного велосипеда. Но Бетани досталась я. — Она шумно вздыхает. — Я была совсем молода и… я многое забывала… и злилась на себя… и потому пила по чуть-чуть, чтобы не чувствовать себя такой виноватой. Но это «по чуть-чуть» вскоре превратилось в шесть стаканов, потом — в семь, потом — в целую бутылку, и я уже пропускала рождественский концерт в школе или засыпала, вместо того чтобы готовить обед… И мне от этого становилось настолько гадко на душе, что приходилось пить еще — чтобы забыть о допущенных промахах.

— Вы пили дома, при дочери?

Мать кивает.

— Я пила, когда мне было грустно. Пила, когда мне было нормально, чтобы ненароком не загрустить. Ведь я была уверена, что это единственный аспект моей жизни, который я контролирую. Конечно, ничего я не контролировала… Но когда отключаешься, подобные различия теряют смысл.

— Эти возлияния сказывались на ваших отношениях с дочерью?

— Мне хочется верить, что она знала, как сильно я ее люблю. Я помню ее только счастливой.

— Миссис Васкез, вы алкоголичка?

— Да. — Мать смотрит присяжным в глаза. — Да, и всегда ею буду. Но последние двадцать пять лет я не пью.

Мама Эрика порой уезжала на несколько недель. Он говорил, что она навещает сестру, но позже я узнала, что никакой сестры у нее нет. Однажды, когда мы были еще совсем маленькими, он признался, что без нее ему лучше. Я подумала, что он сошел с ума. Как ребенок, уверенный, что его мать мертва, я бы предпочла самую несовершенную, лишь бы живую.

И ни с того ни с сего я вдруг вспоминаю, что мама оставила меня первой.

Обернувшись, я вижу, что Фиц о чем-то перешептывается с сидящим позади меня мужчиной. Судя по всему, он просит поменяться с ним местами. Когда он извлекает из кошелька двадцатидолларовую купюру, мужчина наконец встает.

— Успокойся! — говорит Фиц и сжимает мою руку в своей.

Эрик начинает перекрестный допрос. Интересно, кого он видит, когда смотрит на мою мать. Меня? Или свою мать?

— Миссис Васкез, вы сказали, что помните Делию исключительно счастливой.

Я понимаю, что он называет меня Делией, чтобы напомнить всем присутствующим, кто я есть на самом деле.

— Да.

— Но вы же не все помните из тех времен, верно?

— Я хотела бы помнить больше. Мне не посчастливилось видеть, как она растет.

— В младенчестве вы ей тоже не уделяли особого внимания, — парирует Эрик. — Правда ли, что в семьдесят втором году вас арестовали за вождение в нетрезвом виде?

— Протестую, Ваша честь! — выкрикивает Эмма.

Они с Эриком подходят к судье, но микрофон улавливает лишь обрывки их беседы.

— Ваша честь, этот арест уже покрылся морщинами от старости! Он был сделан еще до рождения Бетани Мэтьюс и потому не имеет никакого отношения к делу.

— Руководствуясь статьей шестьсот девятой, я подвергаю сомнению надежность свидетеля ввиду имевшего место ранее судебного преследования. И если подойти к вопросу с формальной точки зрения, Ваша честь, Бетани Мэтьюс, будучи двухмесячным зародышем, присутствовала-таки при совершении правонарушения.

— Мистер Тэлкотт, надеюсь, вы не рассчитываете начать здесь дебаты о правах нерожденных детей? — сурово интересуется Ноубл. — Протест принят. Дамы и господа присяжные заседатели, прошу вас не принимать к сведению все, что вы только что услышали.

Но от всякого камня, брошенного в воду, расходятся круги. И продолжают расходиться, когда камень ушел на дно. Бывали ли еще случаи, когда мама водила машину в нетрезвом виде и брала меня с собой? Не всегда же ее ловила полиция…

— Миссис Васкез, — продолжает Эрик, — однажды, когда вы были с дочерью дома вдвоем, ее ужалил скорпион, не так ли?

— Да.

— Вы не могли бы рассказать нам, как это произошло?

— Ей было года три. Она полезла рукой в почтовый ящик, а там сидел скорпион.

— Вы попросили трехлетнюю дочь забрать почту?

— Я не просила, она сама решила это сделать.

— Возможно, вы не просили ее, потому что лежали без сознания, перебрав с выпивкой.

— Я, если честно, не помню…

— Да? Тогда позвольте освежить вам память. Мне можно подойти к свидетелю? — Он отдает маме папку с пометкой «Улика А, обвиняемый». — Вы узнаете этот документ, миссис Васкез?

— Это медицинская карточка из больницы Скоттсдейла.

Эрик указывает вниз страницы.

— Вы не могли бы прочесть это предложение вслух? Для присяжных.

Она кусает губы.

— Мать явилась в состоянии алкогольного опьянения.

— Эти записи ведут люди с медицинским образованием, — напоминает Эрик. — Как вам кажется, они вправе определять, кто пьян, а кто нет?

— В тот вечер никто у меня анализов не брал, — отвечает мама. — Они должны были лечить Бетани, и все.

— Большая удача — учитывая, что, когда ее доставили в больницу, она уже не дышала.

— Ее организм очень резко среагировал на яд.

— Настолько «резко», что она провела четыре с половиной часа в реанимации?

— Да.

— Настолько «резко», что ей понадобилась трахеотомия, чтобы возобновить дыхательный процесс?