Алексис Токвиль - Демократия в Америке

• Название: Демократия в Америке
• Автор: Алексис Токвиль
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1992
• ISBN: 5-01-002-688-0

Токвиль Алексис де. Демократия в Америке / Пер. с франц.  В. П. Олейника, Е. П. Орловой, И. А. Малаховой, И. Э. Иванян, Б. Н. Ворожцова; Предисл. Гарольда Дж. Ласки; Комм. В. Т. Олейника. — М.: Прогресс, 1992. — 554 с., 16 с. илл.

Издание осуществлено при содействии Информационного агентства США (USIA)

Книга французского государственного деятеля, историка и литератора Алексиса де Токвиля (1805—1859) — выдающееся сочинение из большого числа тех, что написаны европейскими путешественниками об Америке. Она представляет собой весьма сложный сплав путевых заметок, исследования, документа, философского эссе и публицистики. Автор всесторонне анализирует объективные условия существования, государственно-политическое устройство и духовную жизнь Соединенных Штатов Америки, превращавшихся буквально на глазах поколения Токвиля из «окраины цивилизации», из полулегендарного Нового Света в реальный фактор европейской и мировой политики.

Alexis de Tocqueville.

ББК 63.3(7 США)

---

507

усталость, в глазах застыли нежность и степенность, во всей ее фигуре чувствуется религиозная покорность, умиротворенность чувств и какая-то естественная и спокойная решительность, позволяющая преодолеть все жизненные невзгоды без страха и упрека.

Дети окружили ее; они здоровы, непоседливы и энергичны, это настоящие дети безлюдья. Время от времени мать бросает на них взгляд, полный радости и задушевности. Сравнивая их силу и ее беззащитность, можно подумать, что она истощила себя, дав им жизнь, но нисколько об этом не жалеет.

В доме переселенцев нет ни внутренних перегородок, ни погреба Вечерами вся семья находит приют в одной комнате. Жилище пионера — это целый мир, ковчег цивилизации, затерянный в океане растительности. В ста шагах от него вечный лес вновь раскидывает свою тень, и человек опять чувствует себя одиноким».

С. 432

Отнюдь не равенство делает людей безнравственными и неверующими. Но когда люди безнравственны и неверующи и в то же время равны, результаты безнравственности и неверия легко дают о себе знать, ибо люди имеют слабое влияние друг на друга, а класса, который взял бы на себя труд охраны общества, не существует. Равенство никогда не портит нравы, но иногда выявляет их порчу.

С. 443

Если отбросить тех, кто вовсе не думает, а также тех, кто не осмеливается сказать, что думает, все равно окажется, что подавляющее большинство американцев удовлетворено политическими институтами, которые ими управляют, и, скорее всего, это так и есть. Я рассматриваю подобный настрой общественного мнения как признак, но не как доказательство добротности американских законов. Национальная гордость, удовлетворенные этими законами страсти, случайные происшествия, незамеченные пороки и, самое главное, интерес большинства, замыкающий рот оппозиции,—все это в течение длительного времени может создавать иллюзию как у одного человека, так и у целого народа.

Взгляните на Англию в период всего XVIII века. Никогда еще народ не расточал столько лести сам себе, ни один народ не был столь доволен собой. Все было хорошо в конституции, все было безупречно вплоть до явных недостатков. Сегодня же масса англичан только тем, кажется, и занята, что доказывает ущербность этой конституции по всем позициям. Кто прав: английский народ прошлого века или же английский народ наших дней?

То же самое произошло и во Франции. Не вызывает сомнения тот факт, что во времена Людовика XIV большая часть народа была в восторге от существовавшей тогда формы правления. Сильно ошибаются те, кто считает, что с этим периодом связан упадок нравов во Франции. В это время здесь, конечно же, существовало угодничество, однако сам дух сервилизма отсутствовал. Писатели того времени с неподдельным воодушевлением превозносили королевскую власть над всеми прочими, самый темный крестьянин в своем ветхом жилище гордился славой своего монарха и был готов погибнуть с радостным криком: «Да здравствует король!» Но именно эти формы правления для нас стали ненавистными. Так кто же ошибался, французы времен Людовика XIV или сегодняшние французы?

Поэтому суждения о законах нужно выносить, основываясь не только на настроениях народа, которые от века к веку изменяются, но и с учетом более возвышенных мотивов и более обобщенного опыта.

Привязанность, которую народ испытывает к своим законам, свидетельствует лишь о том, что не следует торопиться их менять.

С. 475

В главе, к которой относится данное примечание, речь идет об одной опасности. Хочу указать еще на одну, которая встречается реже, но которой следует особенно остерегаться.

Если тяга к материальным радостям и благосостоянию, столь естественная для людей, живущих в эпоху равенства, полностью захватит умы граждан демократического государства, то национальный дух может стать столь не приемлющим воинственность, что стремление к миру может вытеснить у самой армии ее естественную заинтересован-

508

ность в войне. В атмосфере всеобщей терпимости солдаты быстро усвоят, что намного проще и удобнее неспешно расти в званиях в мирное время, чем стремительно делать карьеру ценой тягот и невзгод походной жизни. В этих условиях армия без особого рвения будет браться за оружие и воевать недостаточно энергично; она сама не пойдет на неприятеля, ее придется подталкивать.

При этом не следует думать, что миролюбивый настрой армии предохранит ее от участия в революции, ибо революции и особенно военные перевороты, которые свершаются очень быстро, сопряжены с повышенной опасностью, но не требуют изнурительного воинского труда; они удовлетворяют тщеславные устремления с меньшими затратами, нежели война; в них рискуют лишь жизнью, которой люди демократических времен дорожат менее, чем жизненными благами.

Нет ничего опаснее для свободы и спокойствия народа, чем армия, боящаяся воевать, потому что, не рассчитывая более найти свое величие и значение на полях сражений, она будет искать их в других местах. И тогда может случиться, что люди, составляющие демократическую армию, не приобретя солдатских добродетелей, утратят гражданские интересы, а армия, оставаясь источником беспокойства, потеряет свою боеспособность.

Здесь я повторю то, о чем уже говорил ранее. Лекарство от подобной опасности имеется не в самой армии, а в стране. У демократического народа, сохраняющего мужественный характер, всегда будут боеспособные солдаты.

С. 483

Люди связывают величие идеи единства со средствами его достижения, Бог — с результатом. Такое понимание идеи величия заставляет людей размениваться на тысячу мелочей. Принудить всех шагать в ногу к единой цели — такова идея, сложившаяся в человеческих головах. Сделать деяния людей бесконечно разнообразными, но так, чтобы деяния эти многочисленными путями вели к осуществлению единого великого замысла, — такова Божественная идея.

Человеческая идея единства почти всегда бесплодна, идея Бога чрезвычайно продуктивна. Люди стремятся засвидетельствовать свое величие, упрощая средства; у Бога же проста цель, а средства ее достижения бесконечно многообразны.

С. 485

К централизации власти демократические народы постоянно толкают не только их собственные склонности, но и страсти тех, кто ими управляет.

Легко можно предвидеть, что почти все способные и честолюбивые граждане, проживающие в демократической стране, будут всячески стремиться расширить прерогативы государственной власти потому, что каждый из этих граждан надеется однажды сам встать у кормила власти. Было бы пустой тратой времени пытаться доказать им, что излишняя централизация губительна для государства, ведь они централизуют ради самих себя.

Среди демократически настроенных общественных деятелей к децентрализации власти стремятся либо бескорыстные, либо посредственные политики. Однако первых мало, а вторые не в силах что-либо сделать.

С. 496

Я часто спрашиваю себя, что произойдет, если сегодня, когда демократические нравы размягчены, а армия проявляет беспокойство, власть в какой-нибудь стране захватит военное правительство.

Я думаю, что в своей деятельности это правительство недалеко ушло бы от картины, описанной мною в главе, к которой относится данное примечание, и что подобное правительство не воспроизведет диких черт военной олигархии.

Я уверен, что в этом случае произошло бы слияние привычек гражданского служащего и солдата. Правительство восприняло бы воинский дух, а армия—навыки гражданского правления. В результате установилось бы упорядоченное, ясное, четкое, абсолютное правление; народ превратился бы в армию, а общество — в казарму.

С. 498

Сегодня нельзя совершенно однозначно сказать, что представляет наибольшую опасность: вольность или тирания, анархия или деспотизм. Необходимо опасаться и то-

509

го, и другого, ибо причина всего этого лежит во всеобщей апатии, которая есть результат индивидуализма Именно равнодушие граждан приводит сегодня к ситуации, когда исполнительная власть, собрав достаточно сил, начинает угнетать граждан, а завтра к этому способу правления прибегает какая-либо партия, имеющая в активе десятка три своих сторонников. Ни та, ни другая не способны создать ничего долговременного; то, что помогает им легко победить, мешает им преуспевать в течение длительного времени. Их свергают потому, что ничто их не поддерживает.

Поэтому необходимо бороться не столько с анархией и деспотизмом, сколько с равнодушием, которое с одинаковым успехом способно породить и то, и другое.

Приложение

Доклад, сделанный в Академии правовых и политических наук 15 января 1848 года по поводу работы господина Шербюлье «О демократии в Швейцарии»