Орк МакКин - Отдельные жизни (Сборник рассказов)

• Название: Отдельные жизни (Сборник рассказов)
• Автор: Орк МакКин
• Жанр: Русская классическая проза

---

МакКин Орк Отдельные жизни (Сборник рассказов)

Ork McKeen

Сборник рассказов "Отдельные жизни"

ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ

Жизнь можно купить дешево - хоть даром, только это будет гораздо дороже.

Игнат Петрович владел очень хорошей должностью. По понятиям начала восьмидесятых ему крупно повезло в жизни. В свои неполных сорок лет Игнат работал в торгпредстве СССР в одной из... - я не хочу называть эту страну, поскольку сейчас там все хорошо. А в те времена в ней происходили бесконечные революции и военные перевороты. У них там была такая форма государственного правления - государственный переворот называется. Вы помните, наверное, как наша родина любила оказывать всевозможные виды помощи подобным странам. Вот и Игнат Петрович, подполковник, работал торговым представителем - помогал братскому народу обменивать его бананы и кокосы на жизненно необходимые товары. И помогал весьма успешно. Как специалиста высокого класса, Игната ценили обе стороны. Да что там ценили! В этой маленькой республике Петровича любили, и сам президент во время неофициальных приемов у себя во дворце по-дружески называл его "Питрофич", что Игнату весьма импонировало. А такие неформальные отношения с главой дружественного государства приветствовалось и нашим руководством, поскольку давали возможность Питрофичу в обход западных конкурентов поставлять именно наши товары.

Хороший человек был Игнат. По месту своей работы он числился ответственным работником, идеологически грамотным коммунистом и хорошим семьянином - у него были любящая жена Марина и две дочки на родине, которым он присылал очень много подарков. С женой они были счастливы двадцать лет. Спортсменом Игнат тоже считался хорошим. Пил Петрович мало, но всегда был душой компании, удачно вписываясь в любое застолье с "Черными очами" под гитару. На службе Игната уважали, но не старались быть "поближе" к нему Петрович держал весь свой отдел "в черном теле". Это называлась дисциплина. Строг он был, но: - тут вы наверное подумали: "справедлив" - как товарищ Сталин. Нет, Игнат Петрович никогда этим не страдал. Если происходило какое-то неординарное событие, он просто выходил из себя и попадало всем подряд. Вот таким был подполковник Игнат Петрович.

Дальше обычно следует "однажды" или "вдруг". И действительно, именно "вдруг" и "однажды" жизнь его кончилась. Если бы Игнату сказали несколько дней назад, что он "погорит" на каком-то поганом четвертаке, Петрович схватился бы за живот от смеха и предложил тост "за удачную шутку". Он так полагал. Но мы-то с вами знаем, кто полагает, а кто располагает.

В полдень, седьмого июля Игнат Петрович вышел из дома пройтись по магазинам - через сутки нужно было вылететь в Москву. Он уже прошел несколько кварталов до торговой улицы, как вдруг вспомнил, что забыл положить в бумажник деньги. Возвращаться - плохая примета, как известно, и он пересчитал имевшуюся наличность - в бумажнике замялись две десятки и пятерка - "Двадцать пять монет. Хоть пивка попью - подумал он и направился к своему бару. Любимый бар Игната располагался в центре города, на площади под навесом около ажурной решетки прятались от солнца с десяток уютных столиков. Желающих утолить жажду было довольно много и среди них Петрович опознал знакомое лицо. Это был "Big Body - Большая Туша", начальник охраны президента. Вокруг от него мяли асфальт четыре телохранителя - трое блюли прохожих, а четвертый присматривал за армейским джипом, стоявшим тут же, среди столов. Игната пока не узнали, и он соображал, нужна ли ему сейчас эта встреча.

Рядом с Игнатом возник чумазый мальчуган лет десяти и что-то очень быстро начал тараторить, но Петрович, не обратив на него внимания, присматривался к своему знакомому - тот уже открыл рот до ушей в приветствии и пробовал подняться со стула. И тут внимание Игната привлекло то, что мальчишка побежал. И побежал он, держа в руке знакомый бумажник. Реакция Игната Петровича была самая ординарная - он ударил себя по карманам и указал на убегающего паренька. Окружающая публика засвистела и закричала то ли от восторга, то ли от удивления. Первым среагировал Большая Туша - щелкнул пальцами, и один из телохранителей сорвался с места. Туша лениво махнул Игнату, приглашая сесть, мол сейчас и без него разберутся.

Любители холодного пива в жару бурно обсуждали происходящее за своими столиками, видать спорили о том, как Петрович накажет воришку телохранитель тащил мальчишку за волосы - догнал. Он опрокинул его под ноги к Big Body и отдал тому украденное. Туша неспеша допил пиво, вытер лоснящийся лоб и протянул Игнату бумажник.

- Питрофич! - Большая Туша то ли улыбался, то ли щурился от заливавшего глаза пота.

Через секунду он вновь щелкнул пальцами, указывая охранникам на забор. Двое телохранителей приподняли парня и вмяли в решетку. Туша вынул у третьего из кобуры пистолет, приставил мальчику к затылку и спокойно нажал на курок. В наступившей тишине было слышно, как кто-то подавился пивом. На лице у Игната Петровича все еще была приклеена дружеская улыбка, но нижняя челюсть отвисла...

Вернувшись домой, Игнат засунул бумажник в чемодан и нажрался до скотского состояния.

Весь следующий день, до самого отлета, он просидел в кабинете, успокаивая себя мыслью, что собирает нужные в Москве бумаги. Он понимал, что все уши уже слышали о вчерашнем - и пресса, и начальство этот случай не забудут. Особенно начальство. Петрович обязан предвидеть все. В эту страну он уже не вернется.

Так оно и получилось - Игната Петровича "временно" оставили работать в управлении. Он стал совсем нелюдим, перестал за собой следить и вскоре банально спился. Жена, выдержав около полугода, поняла всю безнадежность ситуации и ушла, забрав дочерей и неказенные вещи.

В полдень седьмого июля Петрович сидел у себя в квартире и смотрел в окно. Над улицей издевалась страшная жара. Хотелось пива. Игнат обыскал карманы - денег не было. Пошарив в ящике стола, он нашел зеленую от плесени корку хлеба и ключ от чемодана.

Засунутый женой на антресоли пыльный чемодан хранил личные вещи подполковника - нестиранное белье и тяжелый газетный сверток - наградной пистолет.

Единственная мысль, пришедшая в голову Петровичу, была весьма банальной: "А если продать?", но и она сбежала через минуту, когда, покопавшись в носках и майках, он обнаружил свой старый бумажник: в нем замялись три бумажки - две десятки и пятерка.

- Опять двадцать пять... - Игнат взвел затвор. - Пивка тебе захотелось?! iб твою мать! Питрофич...

1984-1999 гг.

Иллюстрации: Егор Славинский, 2001 г.

(C)(C) МЛАДШИЙ МАЙОР

"Покажи мне того, кто выжил один из полка"

Слова из известной песни

Я никогда не здоровался с тобой, ты знаешь, и не прощался - при моей профессии, это считается плохой приметой. Хотя, что тут говорить - сейчас уже не важно и я мог бы, наконец, себе это позволить, но не хочу нарушать устоявшиеся традиции. Писать я тоже никогда не умел; помню, как ты смеялась, когда случайно нашла мою старую тетрадь со школьным сочинением. И мне было смешно и ни капельки не стыдно за эти потуги творчества. Давно это было...

Это первое письмо, которое я решил тебе отправить, хотя ты опять рассмеешься - с твоей точки зрения, это выглядит каким-то безумием. И они тоже говорят - я болен. Может быть. Правда я так не считаю - не помню. Не помню, когда светло. Некоторое время назад мне б и в голову не пришло, что жить ночами можно; да и в другое время мне бы просто не дали писать. За бессчетные прошедшие ночи писем скопилось очень много... Нет, не на бумаге в голове. Я их придумываю. Напишу и складываю куда-нибудь в уголок, теша при этом себя надеждой, что ты когда-нибудь их получишь все до единого.

Ты конечно спросишь, почему сегодня? Ты всегда, ведь, так спрашиваешь. Я признаюсь - давно ждал этого дня. Я уверен, что сегодня тот самый день. Сегодня идет дождь и я его слышу. Помнишь? Он такой же, как и тогда, когда мы познакомились: твое белое выпускное платье, которое тебе очень шло... Сашка Макеев еще тогда долго издевался надо мной, мол зачем тебе эта красотуля-молодуля - хлебнешь с ней. Я его обматерил, а ты смеялась. Мне тоже было весело потом и казалось, что Сашка просто завидовал. Я часто вынимаю из памяти тот день, смотрю его, подобно цветной кинокартине. Так хочется запомнить последнее мгновение и заснуть с ним, а кино кончается. Свет не включают. Я в потемках пытаюсь домыслить счастливое продолжение, но тщетно. Дальше идет жизнь...

Тут ты согласишься - досталось нам с тобой за четверть века немало чего греха таить. Я понимаю, со своим характером ты никогда бы не рассказала о многом, если бы могла сейчас это сделать, но хочу тебя успокоить: не надо. Я и так обо всем знаю. И про то Иркутское лето сорокового года я все знаю. И про младшего лейтенанта, и про Сорокина тоже. Подумать только, пятьдесят лет... Я знаю тебя полвека... Это немалый срок, чтобы понять, наконец, почему так происходило, но я до сих пор не могу этого объяснить - ты была рядом, но никогда не была близка. Как-то читал, уж и не припомню где, что в мои годы люди начинают по новой вникать в прожитую жизнь, разбирать и раскладывать... Я каждую ночь пытаюсь это проделывать - не могу; что-то мешает. Может просто не умею смотреть на себя со стороны? Или не понял тебя с самого первого дня? Вот и сейчас поймал себя на мысли, что ничего плохого о нас с тобой в голову-то и не лезет. Вспомни - даже осенью сорок шестого, когда я вернулся из Германии, и то не заметил в тебе никаких перемен. Тогда тебя это удивило, а потом разозлило. Наверное, ты была права. Это война делает нас такими.