Сергей Пономаренко - Час Самайна

• Название: Час Самайна
• Автор: Сергей Пономаренко
• Издательство: Книжный клуб
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2008
• ISBN: 978-966-343-542-8

Новый захватывающий роман любимого клубного автора Сергея Пономаренко!

Час Самайна согласно кельтской мифологии - это время соприкосновения двух миров, темного и светлого, когда разделяющая завеса между Верхним Миром людей и Иным Миром истончается. И на волю вырываются силы хаоса...

---

— Товарищи, что за стрельба?! — строго спросил он при­ближающихся оперативников с оружием наготове. — Наде­юсь, это недоразумение и мне не придется жаловаться това­рищу Менжинскому на ваше поведение!

— Не придется, — сказал старший оперативник, здоровый рябой мужчина, ровесник Блюмкина. — Сдай оружие, ты арестован. Вот ордер.

— Мне нужно сообщить об этом моему начальнику, това­рищу Трилиссеру!

— Не нужно. Он сам нас послал!

На первом допросе Блюмкин пытался шутить, но следова­тель был лишен чувства юмора и первым же ударом выбил ему два зуба.

— Эта голова знает слишком много, чтобы так с ней обра­щаться, — заявил Блюмкин, сплевывая кровь. — Петлюровцы выбили мне четыре зуба, ты два... Хоть их осталось еще два­дцать шесть, это не значит, что они там растут как грибы!

Следователь задумчиво посмотрел на него, пригласил двух помощников, и втроем они избили Блюмкина до полусмерти. И такое проделывали каждый день — времени не было, руко­водство требовало результатов.

— Что ты хочешь услышать? — наконец взмолился Блюм­кин. — Если я скажу все, что знаю, ты вскоре окажешься на моем месте.

— Тебе ли беспокоиться? Говори все, — ответил следователь.

Слова Блюмкина оказались пророческими. После оконча­ния дела № 864И следователь был арестован и вскоре расстре­лян. Судьбу Блюмкина решали на коллегии ОГПУ Мнения разделились, но большинством голосов он был приговорен к расстрелу.

— А о том, что меня расстреляли, будет в «Известиях»? или «Правде»? — спросил Блюмкин, узнав о решении.

На стене камеры в Лефортово он обнаружил нацарапанную  чем-то острым надпись: «Я люблю тебя, жизнь, и надеюсь на чудо. Господи, помоги! Алексей Ганин. 31 марта 1925 года».

Надпись понравилась ему своим оптимизмом и жизнелюбием. Он застыл, размышляя: может, и свою подпись поста­вить под ней? Потом решил, что хотя присутствие чуда в жиз­ни не отвергает, но ставить свою подпись не будет. Ганину ведь судьба не помогла!

Последние ночи перед казнью он не спал, вспоминал про­шедшую жизнь — совсем короткую, но такую насыщенную событиями, что и на несколько хватило бы. Не один раз он задавался вопросом: если бы тогда не лишился амулета, могла бы его судьба сложиться по-другому?! Вспомнил предсказание старой цыганки, которая предрекла ему смерть от женщины по имени Лиза, слова Жени Яблочкиной по поводу его судьбы на последней встрече... Неужели ранняя смерть была предначер­тана ему свыше и что бы он ни делал, все равно бы к ней при­шел? Затем отверг фатализм и свел все к гримасам случая.

На расстрел Блюмкин шел постаревшим лет на пятнадцать, в порванном френче, с растрепанными, отросшими волосами и щетиной, которая могла бы через несколько дней превра­титься в бороду, но этого времени у него уже не было. На из­можденном, со следами побоев лице выделялись светившиеся упрямством глаза. Он знал в деталях, как происходит казнь, не однажды на ней присутствовал, однажды даже предлагал юной поэтессе заняться любовью на трупах расстрелянных. Увидев выстроившуюся расстрельную команду, крикнул:

— Стреляйте, ребята, в мировую революцию! Да здравству­ет Троцкий! Да здравствует мировая революция! — И еще успел пропеть две строки из «Интернационала»: — Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов...

Залп из винтовок изрешетил его тело.

—  40 —

Женя смерть Блюмкина восприняла спокойно. В то время ей попалось на глаза стихотворение Вольфа Эрлиха «Свинья», в котором запомнились следующие строки:

Припомни, друг: святые именины
Твои справлять — отвык мой бедный век;
Подумай, друг: не только для свинины
И для расстрела создан человек.

Эти слова стали для нее словно эпитафией на смерть Якова, находящегося «в пылу страстей и жажде власти», желающего постоянно быть на гребне волны, но в итоге оказавшегося в безымянной могиле.

Незаметно пролетели годы. Она окончила университет, сле­дом за ней и Николай. Он медленно, но уверенно продвигал­ся по службе, что отражалось на их семейном достатке. У них добавилась комната в коммунальной квартире, самодельная мебель сменилась настоящей, «добытой» Николаем. Вместе они проводили не так много времени — редкие совместные выходные и ночи.

Николай, большой и сильный, который на работе был до­вольно груб и жесток, в присутствии Жени преображался. Ей даже казалось, что он по-прежнему побаивается свою «ведь­мочку», как он изредка ласково ее называл. Единственное, что беспокоило его, — это то, что Женя не могла забеременеть. Врачи, к которым они обращались, лишь разводили руками и называли разные причины. Один даже заставил Николая вспомнить, как он в драке получил сильную травму, после которой пару дней ходил раскорякой. Свою любовь к детям Николай перенес на Анюту, которая в нем души не чаяла и сра­зу стала звать папой.

Но все это было на поверхности, а в душе Николай для Жени был чужим. Ночами она терпела его ласки, не получая от них особого удовольствия, и постепенно начала представлять, что это не он сжимает ее в объятиях, а кто-то другой. Вначале это были ее бывшие мужчины, но по злой иронии судьбы прак­тически все они погибли или пребывали в неизвестности. За­тем Женя начала представлять, что это кто-то из знакомых или случайно встреченных мужчин, которые понравились ей внешне, и ночами стала гораздо лучше себя чувствовать, хотя в глубине души понимала, что это суррогат реальности. Вскоре у нее стали завязываться короткие романы, которые она безжалостно прекращала после одной-двух интимных встреч, боясь привязаться. Что еще она могла сделать? Если бы даже встретила мужчину, которого по-настоящему полюбила, то развестись с Николаем не могла, опасаясь нанести психиче­скую травму Анюте. И Женя смирилась со своим положением, отгородилась от мира маской холодной неприступности, хотя внутри бушевал вулкан.

Несмотря на то, что в тридцатые годы, после «чистки» ре­лигиозных концессий, пришел черед и мистических обществ — одними из первых были уничтожены московские «тамплие­ры», — лаборатория Барченко спокойно работала, находясь под опекой и покровительством всесильного Глеба Бокия.

Глеб Иванович даже позволил себе шутку над могущест­венным недругом Ягодой. Однажды его шифровальщики, перехватив и расшифровав радиограмму, доложили, что тот развлекается с веселой компанией на теплоходе и требует прислать еще ящик водки. Бокий послал в соответствующую службу сообщение, что обнаружен неизвестный передатчик, и дал координаты пеленга. Вскоре на теплоход вломились гэпеушники, которым преградили дорогу такие же сотрудники, и чуть не произошла перестрелка. Скандал стал известен в «верхах», Ягода пережил массу неприятностей, а Бокий и не скрывал, что является автором этой шутки.

По работе Женя часто выезжала в командировки, экспеди­ции. Побывала на Алтае, на Телецком озере, в ущелье реки Акки, на озере Горных духов, где познакомилась с обычаями местных шаманов и узнала много их профессиональных тайн. Потайными тропами она пробиралась вглубь тайги к затерян­ным скитам отшельников, забиралась в неизведанные пещеры Абакана, где находила жертвенники, тайные алтари — следы народа, который неизвестно откуда пришел и непонятно куда исчез тысячелетия тому назад. Побывала в костромских лесах, в таинственной секте голбешников, откуда, словно посланец из прошлого, появлялся в Москве «юродивый» Михаил Круг­лов, который, когда сбрасывал маску, оказывался чрезвычай­но умным и многознающим человеком, явно приобщенным к тайному знанию, которым не спешил делиться. Похоже, на­зывая Женю ведьмочкой, Николай отнюдь не преувеличивал, так как ее знания и приобщение к мистической силе уже были весьма значительными. Барченко видел, что не ошибся в Жене, которая за эти годы значительно развила свои сверхъестест­венные способности, даже превзойдя его.

Но основным занятием Жени являлась организация и руко­водство работой по расшифровке таинственных свитков, об­наруженных в Крыму. Работа, которая, она считала, потребует нескольких месяцев, растянулась на долгие годы. Порой Жене казалось, что эти усилия подобны Сизифову труду и напрасны... Потом она успокаивалась, привлекала все новых специалистов, и постепенно свитки начали раскрывать свои секреты.

В начале тридцатых годов в кабинет Барченко вбежала сия­ющая Женя.

— Костюхов обнаружил ключ, а Гоппиус им воспользовал­ся, и в результате коллективной работы за последний месяц удалось расшифровать треть свитков! — радостно заявила она. — Просто не верится, что стена, которую безрезультатно долбили на протяжении стольких лет, так просто поддалась. В свитках содержатся древние языческие ритуалы, которые проводили жрицы, и среди расшифрованных — подробный ритуал вхождения в Иной Мир!