Сергей Лексутов - Ефрейтор Икс [СИ]

• Название: Ефрейтор Икс [СИ]
• Автор: Сергей Лексутов
• Жанр: Детективная фантастика

В брюхе вождя гулко и требовательно заурчало. Он торопливо схватил свою любимую дубину, и, широко размахнувшись, ударил ею в туго натянутую на деревянную раму шкуру. Гулкий, мощный звук раскатился по хижине, вырвался наружу, возвещая подданным, что повелитель возжелал чего-то. Все замерло в ожидании.

С удовольствием прислушиваясь к замирающему гулу, вождь смотрел на вибрирующую, высохшую за долгие годы до костяной твердости шкуру. Это была шкура предшественника Мыра на троне. "Да, шкура хороша, звучит мощно, гулко", — подумал вождь, — "Но сам старикашка был препротивен". Мыр поморщился, вспомнив вкус старикашки. Однако ничего не поделаешь — традиция. Не Мыр ее придумал, не ему отменять. Когда-нибудь и его шкура так же будет гудеть под ударами, грозно и требовательно.

---

А тот с ужасом понял, что ничего этого не помнит, хоть и сдавал кандидатский минимум. Вот так таежная деваха!

Назад шли нагруженные мешками с травой. Коллекции Павла занимали только один мешок, а тащить пришлось целых три. Он приторочил их к рюкзаку, и со стороны, наверное, сам казался мешком на ногах.

До кордона осталось день пути, солнце клонилось к закату. Павел, как робот, шагая за Виленой, спросил:

— Не пора ли на ночлег устраиваться?

Она коротко бросила через плечо:

— Рано еще…

Павлу показалось, что она с нетерпением посматривает вперед, а вскоре и выяснилась причина ее нетерпения; из-за поворота тропы показался человек, и Павел тут же узнал Андрея Степановича. А Вилена радостно воскликнула:

— Вот теперь пора и на ночлег устраиваться!

Помогая Павлу освобождаться от поклажи, Андрей Степанович, посмеиваясь, говорил:

— Ну, вертихвостка, захомутала таки мужика…

— Ничего, мне не тяжело, — проговорил Павел, растирая плечи, нарезанные лямками рюкзака, — а помогла она мне здорово…

Привычно принялись готовить ночлег. Вилена, прихватив удочку, ушла к речке. Раскряжевывая в два топора сухостоину, Павел с лесником перекидывались ничего не значащими фразами, но что-то потянуло Павла за язык, он проговорил:

— Хоть и красавица дочь у тебя, Андрей Степанович, но и я с понятием. Да и староват я для нее…

— Дурак ты паря… — Андрей Степанович усмехнулся. — Это ты для Ленки староват? Не смеши… А Ленка, если влюбится, меня слушать не станет, по-своему поступит. Возраст тут ни при чем, любовь-то не выбирает… Гонтарь это наверняка знает, потому и начал вокруг нее как индюк вертеться. А ведь женат, и, говорит, жену свою любит. Ленка-то его сразу распознала. А услал я ее подальше, чтобы не выкинула чего.

— Так ведь я мог оказаться каким-нибудь эдаким…

— Не мог, — отрезал Андрей Степанович. — Человека, как и любого зверя, по повадке сразу видно. Я только заметил, как ты стараешься на муравья не наступить, так сразу про тебя все и понял…

Павел смутился. Он действительно, когда ходил, старался не наступать на всякую живность, копошащуюся под ногами. Думал, что этого никто не замечает. Эта странность в нем была с детства; он рыбачил, охотился, но еще ни единого живого существа не убил бессмысленно, просто так, или нечаянно.

— Ленка хоть и может постоять за себя, — продолжал Андрей Степанович, — но все равно страшно мне за нее. В мать она, такая же открытая и безоглядная… Встретит ли счастье свое? Мать-то ее с кровью выдрал из лап одного… А то так бы и зачахла…

— Так что же, Вилена не твоя?

— Моя. Только у Ольги еще двое есть, от первого мужа, в районе живут. Сюда редко, как на курорт, от родного папаши сбегают.

— А мне Ольга Филипповна совсем молодой показалась…

— Да она и есть молодая. Первого своего в семнадцать лет родила, второго — через полтора года. Ольга-то, меня любила, да я ее любовь за шутку принимал, тоже себя старым посчитал раньше времени. Вот сдуру и посмеялся над ее любовью… — Андрей Степанович задумался, глядя куда-то в пространство, чему-то усмехнулся, и с маху вогнав топор в кряж, поволок его к костру.

Лагерь был готов; потрескивая, разгорался костер, когда пришла Вилена, свежая, умытая. Пока она готовила уху, Андрей Степанович молча наблюдал за ней, явно любуясь. В вечернем воздухе поплыл сильный аромат, заставляя их всех троих поминутно сглатывать слюну и нетерпеливо поглядывать на котелок. Андрей Степанович притворно вздохнул:

— Эх, и дурак же Пашка. Бросал бы к черту свой Университет, и оставался у нас. Враз бы тебя за него выдал. Где он такую хозяйку еще найдет?

— Вот еще… Нужен мне, старый да увечный… Молодого, красивого найду! — и Вилена покосилась на Павла.

— Ишь, колючая… — Андрей Степанович засмеялся, потом снова вздохнул, уже не притворно. — Пропадешь ведь в тайге…

Она досадливо мотнула головой:

— Ты не пропал, а я тем более не пропаду.

Ели молча. Устали и проголодались все основательно. Но когда котелок опустел, а на костре уже фыркал и гремел крышкой чайник, настроение улучшилось, усталость отодвинулась.

Наливая в кружку чай, Андрей Степанович спросил:

— Дружок-то мой не задирал вас?

Павел усмехнулся, догадавшись, о ком речь:

— Как же, встречались… Вынюхивал со скалы, кто мы есть и имеется ли у нас оружие.

— Ишь ты, совсем обнаглел. Старый он уже…

— Андрей Степанович, а ирбис может стать людоедом?

— Людое-едом?.. — Андрей Степанович почесал в затылке. — Ну, если леопард может стать людоедом, то почему же ирбис не может? Это ж тот же самый леопард… Только, там, где он живет, людоедить некого; туда даже браконьеры не забираются, все равно добычу не вытащишь. И потом, как только ирбис силу потеряет, сразу гибнет. Ну, лето еще может кое-как перебиться, а как только холода настанут, тут же и конец. Ну, этот старикан сделал свое дело; тут кошка с двумя котятами поблизости объявилась… Значит, не кончится род, еще будут бродить по гольцам эти красавцы. Не зря, выходит, я его года два назад от Гонтаря спас. Тот уже и разрешение на отстрел выпросил; мол, старый ирбис, толку никакого. Две недели я Гонтаря по горам таскал, да не там, где ирбис мог появиться, так и убедил, что он за перевал ушел.

Андрей Степанович долго молчал, не торопясь, прихлебывая чай, потом снова заговорил:

— Когда же придет такое время, что перестанут люди смотреть на тайгу, как на бесплатную кормушку? Не пора ли пожалеть ее? Она ж не кормушка — кормилица… Да и не прокормит она всех-то, народу, гляди, сколько стало…

— Вообще, прав ты, Степаныч. Да как вот доказать, что нельзя больше природу эксплуатировать, она, бедная, еле-еле выдерживает само присутствие человека на планете, с его техникой. Не говоря уж о самом грабеже природы.

— Как? А ученые на что?

— Ты вот, Степаныч, тоже ученый. Только не скромничай, Вилена говорит у тебя полторы сотни публикаций. Ты прекрасно знаешь, что все работы ученых направлены на то, чтобы выяснить, где и сколько взять можно, да нельзя ли побольше. А что дальше будет, мало, кого интересует.

— Вот то-то и оно. Сейчас все говорят: перевести лесной промысел на промышленную основу. Да как его переведешь? Тайга — не поле, комбайн не пустишь, а без механизации, да автоматизации, какая же промышленная основа? Представь себе грибной комбайн? Представил? А теперь представь, что грибы, как пшеница растут. Что, не получается? Вот и будешь от одного гриба к другому на комбайне кататься. Красота…

— Ну, Степаныч, ты даешь… — засмеялся Павел.

— А что, не прав? Как ни крути, а в лесном промысле сплошной ручной труд и никакой тебе механизации. А при ручном труде, сам понимаешь, производительность такая, что самому добычи не хватит. Машинами можно убрать лишь то, что машинами же и посеял.

— И что же ты предлагаешь? — заинтересованно спросил Павел.

— Все, что надо, на полях выращивать. А в тайгу поменьше с промыслами соваться. Если надо, и лосей, и соболей, и глухарей на фермах разводить. А то для этой самой промышленной основы дороги нужны, под них можно полтайги занять, а что толку? Сейчас уже столько зря загублено…

— Может, и лес рубить не надо?

— Не надо!

— Но ведь древесина-то нужна…

— Нужна, кто спорит? Но высокосортной нужно очень мало, а рубят — будь здоров. Пока она по рекам плывет, да под открытым небом на лесоскладах валяется, мало того, что половина вообще сгнивает, остальная становится низкосортной. Я вот думаю, может, вместо того, чтобы по чертолому в тайге дорогостоящую технику бить, на бросовых землях тополь выращивать. Он, чертяка, за двадцать лет вымахивает так, как кедр или сосна за двести не вырастают. И древесина у него ничего, на деревоплиты, леса да опалубки пойдет.

— Эх, Степаныч! Я так же думаю, да рано. Людям есть, пить надо, да пожирнее и послаще. Жить тоже надо, да попросторнее.

— А я что, против? Только, понимаешь, природа не для одного брюха нужна; для души, наверное, нужнее. И не ухоженная, с асфальтовыми дорожками. И оленями за сеткой, а с бурелеомами, тиграми и бешеными реками. Представь, что не будет звезд на небе?..

— Не могу и представить…

— Ну, и это — то же самое. Я все, что тебе сейчас рассказал, в статье написал, в журнал посылал. Вернули, да с такой рецензией… Ты вот внимательно слушаешь, даже соглашаешься. А Гонтарь на меня глянул, как на малохольного, и по плечу эдак снисходительно похлопал. С тех пор у нас и начали портиться отношения, а сейчас вообще до края дошли, когда он Ваську убил… Моя бы воля, я бы его близко к заповеднику не подпускал. Да директор наш… Такие, как Гонтарь, крепко везде устраиваются, чтобы не дуло нигде. И уважением себя окружить умеют. Я вон, и то, через столько лет его раскусил… Беда тому, кто его покой попытается нарушить. Ты пробовал собаку гладить, когда она у печки лежит?