Сергей Лексутов - Ефрейтор Икс [СИ]

• Название: Ефрейтор Икс [СИ]
• Автор: Сергей Лексутов
• Жанр: Детективная фантастика

В брюхе вождя гулко и требовательно заурчало. Он торопливо схватил свою любимую дубину, и, широко размахнувшись, ударил ею в туго натянутую на деревянную раму шкуру. Гулкий, мощный звук раскатился по хижине, вырвался наружу, возвещая подданным, что повелитель возжелал чего-то. Все замерло в ожидании.

С удовольствием прислушиваясь к замирающему гулу, вождь смотрел на вибрирующую, высохшую за долгие годы до костяной твердости шкуру. Это была шкура предшественника Мыра на троне. "Да, шкура хороша, звучит мощно, гулко", — подумал вождь, — "Но сам старикашка был препротивен". Мыр поморщился, вспомнив вкус старикашки. Однако ничего не поделаешь — традиция. Не Мыр ее придумал, не ему отменять. Когда-нибудь и его шкура так же будет гудеть под ударами, грозно и требовательно.

---

— Гос-споди, Пашка! Об какое еще ты темное дельце потерся?

— Ей богу, вот те крест, не знаю! По-прежнему много езжу на велосипеде, но никаких машин в безлюдных местах не встречал, и депутатов Госдумы на моих глазах не мочили, даже не трахали…

— Нет, Пашка, что-то тут не так, только начали разрабатывать, и уже убивать… Ты же и в прошлый раз выжил только потому, что у тебя не засвеченная лежка оказалась. Как хоть убить-то пытались?

— Очень просто, я на пляж поехал, освежиться после долгого рабочего дня. Ну, хвост, естественно, за мной волокся. Я ради пакости попытался его сбросить, но у них машина оказалась, так и тащились за автобусом, не отставая, и не обгоняя. Приволок я их, значить, на пляж, ну, и, как водится, в воду. Они за мной пошли. Я по своей наивности решил, что они боятся, как бы я от них голяком не сбежал, а они меня, уроды этакие, топить…

— Надеюсь, ты их сам утопил?

— Утопишь тут… То же самое, что женщину на пляже трахнуть, советами затрахают… Это тебе хорошо, стреляй, топи направо и налево, у тебя ксива с мутантом на обложке есть. А я только приложился допросить с пристрастием одного из козлов, а второй выскочил на берег, да как завопит: караул, убивают, насилуют, грабят… Тут же сбежалась целая толпа юных, и не совсем юных, друзей милиции… Чуть не линчевали, энтузиасты, бля…

— Ты хоть морды их запомнил, и номер машины?

— Не только запомнил, но и набил, как следует, и машине тоже…

— Ну, Пашка, ты в своем амплуа… Машине-то за что?

— А чтоб не возила всяких подонков, которые не выполняют общепринятых правил; сначала последить, хотя бы недельку, а уж потом убивать…

Павел продиктовал номер машины, спросил:

— Может, зайти и фоторобот составить?

— Какой фоторобот?! Факта преступления пока нет, так что никто не позволит и официальное расследование вести…

— Понятно, понятно… Это сакраментальное: когда убьют, тогда и приходите… Ну хоть особую примету запиши: очень сильно разбитая морда, предположительно тяжелым угловатым предметом, и сломана нога, э-э… правая, в районе голени.

— Чем ты его?

— А дверцей… Чтоб не мешал серьезным людям, серьезно увечить всяких козлов… Дверца, кстати, тоже промята, будь здоров, моя подошва, поди, отштамповалась во всех подробностях.

— Ладно, Паша, машину проверим, увечного поищем по больницам. Насколько я помню, после встречи с тобой в домашних условиях не излечишься…

— Димыч, пистолет бы мне… Законный…

— Да как ты лицензию получишь, если в охране не служишь?

— Ну, а как нибудь в обход, а?

— Пашка, я тебе что, генерал? Ты вот что, мочи их из незаконного ствола, а потом скажешь, что у них же и отобрал. И стой на своем. В таких случаях доказать ничего невозможно, слово против слова… Пока.

Повесив трубку, Павел поглядел на часы, если поторопиться, можно успеть до закрытия охотничьего магазина. К тому же, с точки зрения закона, половина арсенала в сумочке у Павла были вполне законными, так как в сумочке еще лежали разрешение на охотничье ружье и охотничий билет.

Он успел минут за двадцать. Парень на крыльце еще укладывал свой охотничий хлам на тележку.

Павел бросил ему на ходу:

— Не уходи пока, дело есть…

Пробежав к кассе, сунул деньги в окошечко, проделанное в толстом броневом стекле, сказал:

— Четыре пачки патронов двенадцатого калибра.

Девушка молча отбила чек, и принялась снимать остатки. Павел подошел к прилавку, протянул дородной матроне чек с разрешением на оружие, проговорил:

— Четыре пачки двенадцатого, с картечью.

Женщина, выложив патроны на прилавок, удивленно спросила:

— Еще же не сезон?..

— Как, не сезон?! — изумился Павел. — Самый разгар сезона охоты на козлов…

Оставив женщину в изумлении, выскочил на крыльцо. Парнишка неторопливо покуривал, стоя у своей тележки.

Павел спросил:

— Помнишь меня?

Парень помедлил, наконец, сказал нехотя:

— В нашем деле длинная память ни к чему…

— Ну, ладно, я не о том. Маслята нужны, к нагану, пол сотню штук, завтра. Договорились?

Парень помедлил, что-то просчитывая, наконец, выговорил:

— У меня только сорок, недели через две подвезут партию…

— Ладно, давай сорок. Ну, до завтра…

Придя домой, первым делом перезарядил помповушку свежими патронами, на шифоньер засунул и в запас пачку. Ольга огромными, расширившимися от ужаса глазами, наблюдала за его манипуляциями. Наконец, спросила:

— Паша, опять?..

— Честно говоря, не знаю. Сегодня пошел на работу, а за мной слежка. Я их по городу маленько потаскал, думал, может, ошибаюсь?.. Пришел на пляж, поплыл. Ну, ты ж знаешь, я только за буями плаваю. Они за мной, и в воде накинулись, явно утопить пытались…

— А ты что?

— А я что? Как положено, набил морды. Что еще я мог сделать? Они ж любому милиционеру лапши бы на уши навесили столько, что я сам мог в кутузке оказаться. Потому как, толпа на пляже не видела, как они меня топили, толпа видела, как я одного из них мордой в воду макал…

В ожидании ужина Павел вышел во двор, сел в свой шезлонг и задумался. Полдня бегал, плавал, морды киллерам бил, а в итоге, опять ничего, полная амнезия. Тут до него дошло. Черт! И правда, амнезия от страха! Это были точно не чечены! Чеченам вовсе не нужно его сразу убивать, им же сначала свои деньги из него надо выжать… Может, и правда, Гонтарь решил себя окончательно обезопасить? Раньше Павел ему был совершенно безопасен; несостоявшийся кандидат наук клевещет на своего бывшего руководителя, дело житейское, а потому можно и внимания не обращать. Но известный и преуспевающий писатель, загребающий деньги лопатой, может, ради пакости, со смешком, красиво описать все, что знает, и до чего додумался, изучая следы на берегу того таежного озера… Посадить не посадят, но скандал может случиться нешуточный.

После встречи с зэками Павел выползал из амнезии долго и мучительно, врач опасался, что он вообще мог половину своей жизни никогда не вспомнить. А если, он как раз, что-то важное и не может до сих пор вспомнить? Может, там было и еще что, кроме алмазов? Да и у него с Гонтарем, может, кроме словесного объяснения, еще что-нибудь произошло?

…Он не смог уловить того момента, когда перешел границу, разделяющую небытие и бытие. Но, перейдя ее, долго еще, очень долго, неимоверно долго, не мог зацепиться сознанием за что-нибудь, за какой-нибудь звук, предмет, хотя бы за игру света и тени. Его окружало какое-то белесое однородное пространство. Он ни за что не мог бы сказать, сколько прошло времени, прежде чем из этого пространства возник крюк. Обыкновенный крюк, только почему-то белый, как и все окружающее пространство. И мысль, наконец, зацепилась за этот крюк. Почему крюк?.. Зачем крюк?.. При чем тут крюк?.. Ведь не было никакого крюка… И как бы окончательно вытащила сознание из небытия мысль: а что было?.. Он напряг память, и ощутил пугающую пустоту… Нет, не пустоту… Будто мозги были забиты какой-то аморфной субстанцией, вроде ваты, через которую никак не могли пробиться мысли. Что же было? Где он был? Что делал? Что случилось? Да и вообще, кто он?!

Самое страшное, он не помнил, кто он. Эта мысль заметалась в панике, путаясь в аморфной субстанции, заполнившей его мозг.

Из белой мглы вдруг выплыло лицо. Обычное человеческое лицо. Впрочем, ему показалось, что оно повисло на крюке.

Он спросил это лицо, глядящее на него маленькими колючими глазками:

— Что случилось?

Но язык почему-то был огромен, так огромен, что занимал весь рот, и ворочаться ему было негде, поэтому вырвалось что-то малоразборчивое:

— … о о-о-и-о-й…

Лицо слегка улыбнулось и произнесло, громко и отчетливо:

— Будет жить!

Он переспросил:

— Кто будет жить? — а изо рта изошло чуть слышное: — о-о у-и-и-ый…

Лицо подняло взгляд и сказало кому-то невидимому:

— Продолжайте в том же порядке, только еще добавьте витаминов и пантокрин. А коли он очнулся, то и ферроплекс внутрь.

Он тоже хотел посмотреть на того, к кому обращалось лицо, попытался скосить глаза, но они оказались такими тяжелыми, что не поворачивались, к тому же много сил уходило на то, чтобы держать веки открытыми. Он еще раз попытался скосить глаза, напрягся, но на эту попытку ушли остатки сил, и его вновь окутала тьма. Но это уже была не тьма бессознательности, теперь до него доходили какие-то звуки. Будто где-то хлопали двери, кто-то ходил, откуда-то доносился тихий разговор, он даже ощутил укол в руку. Но звуки все отдалялись и отдалялись, и он уснул.

Когда он проснулся и открыл глаза, вокруг по-прежнему было белое пространство, и по-прежнему над ним торчал крюк. Но теперь это пространство дифференцировалось. Ему удалось разглядеть, что крюк торчит из потолка, что имеют место четыре белые стены, что кроме той кровати, на которой лежит он, стоят еще две, но они пустые, аккуратно застелены белыми простынями. Рядом с его кроватью стоит какое-то сооружение из блестящих трубок, пузырьков, колбочек и резиновых шлангов, что шланги тянутся к его рукам. Он попытался вспомнить, как называются эти колбочки и резиночки, и к своему изумлению вспомнил. Потом вспомнил вчерашнее: пантокрин и ферроплекс. Странно, но он знал, что это такое. Господи, кто же он? Мысль снова в панике заметалась. Пантокрин? Пантокрин? Панты, олени, заповедник… Тут он почувствовал, что разгадка близко, и вдруг, как налим из омута, медленно и плавно выплыла мысль: он биолог, работал в заповедниках, а звать его Павел Лоскутов…