Дэниел Сташауэр - Рассказчик: Жизнь Артура Конан Дойла

• Название: Рассказчик: Жизнь Артура Конан Дойла
• Автор: Дэниел Сташауэр
• Издательство: журнал "Иностранная литература" 2008 № 1
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 0130-6545

---

Однако гак ли убедителен этот пример, как полагал Конан Дойл? Бесспорно, сообщение Лили точно соответствовало последовавшим событиям. Однако следует вспомнить, что в рассказе Конан Дойла "Опасность!", напечатанном годом ранее, описывалась точно такая подводная атака, и это вызвало тогда шумные дебаты об опасности, грозящей торговым судам. Лили, как и все вращавшиеся в орбите Конан Дойла, не могла не знать его взглядов. Вместе с остальными домашними она часто слушала, как он вслух читает жене новые произведения. Так что вполне возможно, что мысль о связи между войной и "Лузитанией" была подсказана не духами, а приключениями капитана Сириуса.

Но для Конан Дойла успехи Лили были важнее, чем промахи. К тому же он очень сочувствовал ее несчастьям: трое ее братьев погибли в 1915 году в сражении у Ипра. Получаемые через нее сообщения часто имели форму посланий от них. Конан Дойл понимал, что ее горячее желание установить с ними связь могло вылиться в самообман. Но однажды Лили будто бы связалась с Малколмом Лекки, погибшим братом Джин, которого Дойл так любил. В очередном послании содержались ссылки на разговор с глазу на глаз, состоявшийся между ними несколько лет назад. Это стало поворотным пунктом, который прошел Конан Дойл по пути спиритизма от сочувствующего до горячего сторонника. Писатель был убежден, что, кроме них двоих, никто не мог знать содержание разговора. Послание от Малколма Лекки он объявил "неопровержимым".

Но и тут нужна строгость. Разговоры с глазу на глаз редко остаются неизвестными третьим лицам. Их могли подслушать, или Малколм сам мог с кем-нибудь поделиться; Конан Дойл и сам мог в какой-то связи сослаться на состоявшийся разговор, а потом благополучно забыть про это. Никаких особых обстоятельств, которые позволили бы провести дальнейшее расследование, он не назвал. Словом, удостовериться, что все так и было, не представлялось возможным. Надо еще иметь в виду, что у него была привычка объявлять такие случаи "уму непостижимыми" и "неопровержимыми", даже когда на самом деле для них имелись вполне реалистические объяснения. Возможно, со временем он бы переменил свое мнение о многочисленных сообщениях Лили, если бы они продолжались. Но случилось иначе. Здоровье Лили все ухудшалось, и в январе 1916 года она умерла. А ранняя смерть освятила ее медиумические способности. Если вначале Конан Дойл относился к ее автоматическому письму как к игре, теперь оно стало чистым и неоспоримым свидетельством умирающей. Он начал говорить о ней как о "возвышенной душе, побывавшей на земле".

Несчастье, постигшее его друга сэра Оливера Лоджа, ускорило бурную эволюцию Конан Дойла. В сентябре 1915 года Рэймонд, сын Лоджа, был убит в окопах. До сих пор ученый относился к спиритизму несколько сдержаннее, чем Конан Дойл, теперь же, ища утешения в горе, он обратился к известной даме-медиуму, миссис Осборн Ленард. Как большинство медиумов того времени, миссис Ленард поддерживала связь с потусторонним через посредство некоего духа, некоей невидимой субстанции, которая вещала ее устами. Для тех, кто верил, такие духи служили точкой соприкосновения двух миров; для скептиков подобные проявления были не более как попыткой медиума говорить измененным голосом.

В помощницах у миссис Ленард была молодая индианка по имени Фида. Не прошло и нескольких дней после гибели Рэймонда, как Лодж и его жена стали получать послания через миссис Ленард и Фиду. Эти послания, как утверждал Лодж, содержали сведения о его сыне, которых миссис Ленард по обычным каналам добыть никак не могла. Потрясенный Лодж слушал, как Рэймонд — голосом Фиды — описывает свою новую, загробную жизнь в стране, которую называет Саммерленд — Летняя[60]. В том мире, по словам Рэймонда, есть те же привычные удобства, что и дома, включая, если кто желает, сообщалось в одном из его посланий, виски и сигары. "Тут имеются лаборатории, где производят всевозможные вещи. Не такие, как вы делаете, из твердой материи, а из сущностей, из эфира, из газа".

Лодж с женой находили большое утешение в этих рассказах. В Англии столько семей испытывают подобное горе! Он счел своей обязанностью поделиться с другими. Написал и выпустил книгу "Рэймонд, или Жизнь и смерть — примеры, подтверждающие посмертное сохранение памяти и эмоциональных привязанностей". Успех этой книги — за три года двенадцать переизданий — показал, что многие в Англии готовы принять идею мира духов, где их близкие продолжают существовать почти так, как прежде. Имя известного химика и научный стиль изложения придавали убедительность высказанным суждениям: "Раз мы удостоверились в бессмертии одного обычного индивида, — заключил он, — значит, мы можем утверждать это обо всех". Как раз то, что хотела услышать Англия.

Как и следовало ожидать, на книгу Лоджа свирепо набросились скептики. Иные из них веселились по поводу виски и сигар на том свете. Конан Дойл ринулся на защиту друга: "Это единственное обстоятельство так развеселило критиков, что можно подумать, будто во всей книге, а это четыреста страниц мелким шрифтом, ничего другого и не содержится. Рэймонд мог ошибиться или не ошибиться, но мне ясно одно: человек, написавший эту книгу, честен и бесстрашен и не побоялся вложить в руки своим противникам камень, которым вы и побиваете его".

Конан Дойл видел в книге Лоджа подтверждение тому, что передавала ему Лили Лодер-Саймондс. "Большое Вам спасибо за книгу, — писал он Лоджу. — И Рэймонду спасибо за то, что вдохновил Вас написать ее". А затем сообщал, что собирается посетить одну ясновидящую в Лондоне: "Если у Вас будет контакт с Рэймондом, сообщите ему об этом. Будет интересно, если Вам удастся связать меня с ним".

Совершенно ясно, Конан Дойл считал, что Лодж борется за правое дело. И сам был готов к нему присоединиться. "Не разразись эта война, я, скорее всего, так и провел бы жизнь на подступах к истинным психическим исследованиям, высказывая время от времени свое сочувственное, но более или менее дилетантское отношение ко всему предмету, — писал он в ‘Новом Откровении’. — Но пришла война и привнесла в души наши серьезность, заставила нас пристальнее присмотреться к себе самим, к нашим верованиям, произвести переоценку их значимости. Когда мир бился в агонии, когда всякий день мы слышали о том, что смерть уносит цвет нашей молодежи на заре жизни, когда мы видели кругом себя жен и матерей, живущих с пониманием того, что их супругов и чад более нет в живых, мне вдруг стало ясно, что эта тема, с которою я так долго заигрывал, была не только изучением некой силы, находящейся по ту сторону правил науки, но что она — нечто действительно невероятное, какой-то разлом в стене, разделяющей два наших мира, непосредственное, неопровержимое послание к нам из мира загробного, призыв надежды и водительство человеческой расе в годину самого глубокого ее потрясения". Однако наряду с сознанием важности этой новой цели пришло и снижение критических стандартов, которые он раньше применял к области парапсихического: "Внешняя, материальная сторона этого предмета сразу потеряла для меня интерес, ибо, когда я понял, что он несет истину, то исследовать снаружи тут стало нечего. Так, сам по себе телефонный звонок есть сущая безделица, но он ведь признак того, что с вами желают говорить, и тогда может оказаться, что с его помощью вы узнаете нечто жизненно важное".

Конан Дойл вообще очень часто приравнивал медиумические проявления к телефонному звонку или стуку в дверь. Он предлагал читателям верить сообщению, не задумываясь о сообщающем. Когда-то давно в Саутси генерал Дрейсон предостерег его, что тот мир, как и этот, изобилует шутниками и "озорными ребятами", и нельзя позволять им своими проказами сбить себя с верного спиритического пути. Теперь Конан Дойл повторял эти слова в лекциях. Он знает, говорил он, что существуют шарлатаны, которые прикидываются медиумами, чтобы использовать чаяния страждущих в своих целях. Он допускал также, что настоящий медиум может снизойти до обмана и фокуса, но только — ради добрых целей, чтобы не разочаровать мать или вдову, оплакивающих свою утрату и ждущих знака. "Нельзя же считать, что если кто-то однажды подделал чек, то теперь все его поступки мошеннические".

Разумеется, далеко не все разделяли его готовность принять все это на веру. Поначалу новость о его обращении восприняли с долей почтения. "Таймс" напечатала вполне уважительное резюме его выступления в Лондонском спиритическом обществе. Писатель Макс Пембертон в репортаже для "Уикли диспатч" заверил читателей, что Конан Дойл не фанатик: "Много лет я следил за тем, как сэр Артур плавает по этому неведомому морю, и гадал, в какой порт оно его занесет". Когда-то, много лет назад Пембертон вместе с Конан Дойлом принимал участие в сеансах столоверчения и был приятно поражен осторожно-вдумчивым подходом писателя. И теперь, узнав, к чему его привели размышления, Пембертон написал, что эта лекция была "глубоким исповеданием веры человека, который убежден, что всем нам дано новое откровение".