Борис Тененбаум - Великий Черчилль

• Название: Великий Черчилль
• Автор: Борис Тененбаум
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-46887-4

Уникальная серия о величайших правителях всех времен и народов – настоящих гениях власти, которые меняли ход истории и определяли судьбы мира. Уроки борьбы за власть и секреты их личной жизни. Мастер-класс от гроссмейстеров «игры на мировой шахматной доске»: как пробиться на политический олимп и главное – удержаться на его вершине? Лучшая современная биография одного из крупнейших политиков XX века – Уинстона Черчилля.

Потомок древнего рода, он не имел состояния и зарабатывал на жизнь пером, написав больше, чем Вальтер Скотт и Диккенс вместе взятые, и даже – единственный из всех политиков – получил Нобелевскую премию по литературе за свои знаменитые мемуары. Увлекался живописью, под чужим именем участвовал в парижских выставках. Много пил, широко играл. Скандальные детали личной жизни его матушки, невестки и одной из дочерей в течение трех поколений служили пищей для «желтой прессы», но за самим Черчиллем великосветским хроникерам, при всем старании, ничего найти не удалось – его единственной страстью была политика. За свою долгую политическую жизнь сэр Уинстон занимал в правительстве едва ли не все возможные посты и дважды его возглавлял, а о «бульдожьей хватке», неукротимой воле и несгибаемом мужестве премьера ходили легенды. Он ненавидел коммунизм – но любил кубинские сигары и, по слухам, армянский коньяк. Он считал Сталина «исчадием ада» – но был вынужден заключить с ним военный союз (именно Черчиллю приписывают самый знаменитый афоризм о кремлевском диктаторе, который якобы «приняв Россию с сохой, оставил ее с атомной бомбой»). А сам Сталин, видевший в Черчилле «злейшего врага СССР», тем не менее дал ему самую лестную характеристику: «Никогда еще не было случая, когда храбрость одного человека так влияла бы на ход истории…»

---

Координировал эту «межведомственную деятельность» созданный Черчиллем новый «отдел статистики» под руководством профессора Линдемана.

Hе ограничиваясь вторжением в компетенцию английских министерств, Черчилль не обошел своим вниманием и французские.

Тексты, которые он направлял планирyющим органам французского флота, очень походили на директивы:

«В английском военно-морском министерстве мы провели резкую грань между большими кораблями, которые могут быть закончены в 1940 году, и теми, которые могут быть закончены позже.

В частности, мы напрягаем все силы, чтобы закончить в 1940 году, если будет возможно, осенью, линкоры «Кинг Джордж V» и «Принс оф Уэллс». Это необходимо сделать, ибо появление в океане немецкого «Бисмарка» до того, как вступят в строй эти два корабля, было бы величайшим бедствием, так как его нельзя было бы ни перехватить, ни уничтожить и, следовательно, он будет свободно действовать на океанах, нарушая все наши коммуникации.

Но и у Франции имеется линкор «Ришелье», который может быть закончен осенью 1940 года, а то и раньше. Поэтому мы надеемся, что будут приняты все меры, чтобы закончить «Ришелье» в самые сжатые сроки».

Наконец, Черчиллю не нравилось то, как вяло идет война. Чемберлен в частном письме назвал этот период «сумеркaми войны». Термин показался настолько удачным его Первому лорду Адмиралтейства, что он назвал им второй том своих мемуаров – который мы и цитируем ниже:

«Французские армии не начали наступления на Германию. Завершив свою мобилизацию, они оставались в бездействии по всему фронту. Против Англии не предпринималось никаких воздушных операций, помимо разведки; немецкая авиация не предпринимала никаких воздушных нападений на Францию. Французское правительство просило нас воздерживаться от воздушных нападений на Германию, заявив, что это вызвало бы репрессии против незащищенных французских военных предприятий. Мы ограничивались тем, что разбрасывали листовки, взывающие к нравственности немцев. Этот странный этап войны на земле и в воздухе поражал всех».

Черчилль решил все это поменять…

XVIII

Имперский совет обороны Великобритании зимой 1939 года пришел к выводу, что военные усилия Германии будут зависеть от получения ею качественной железной руды из Швеции.

Почти сразу же после вступления в должность Черчилль начал проталкивать план операции «Кэтрин», названной так в честь Екатерины Второй.

Идея состояла в том, что флот метрополии проведет массированное вторжение в Балтийское море и тем, во-первых, заставит весь германский надводный флот сосредоточиться на Балтике и не помышлять больше об атаках английских морских конвоев, во-вторых, перекроет морской путь снабжения Германии шведской рудой.

Был и третий мотив – Черчилль был уверен, что, несмотря на участие в разделе Польши, Россия еще не сказала своего последнего слова. O чем он и заявил в своем выступлении по радио 1 октября.

Что интересно, так это то, что на этот раз с ним согласился и его старший коллега по кабинету министров Чемберлен.

«Я придерживаюсь того же мнения, что и Уинстон, – писал он в письме своей сестре, – замечательное выступление которого по радио мы только что слышали. Я думаю, что Россия всегда будет действовать сообразно ее собственным интересам, и не могу поверить, чтобы она сочла победу Германии и последующее установление германского господства в Европе отвечающими ее интересам».

Но осенью 1939 года русские начали военное продвижение в страны Прибалтики. В ноябре грянула советско-финская война, и это обстоятельство похоронило операцию «Кэтрин» – входить большими кораблями в узкое Балтийское море без всякого авиационного прикрытия против воли двух великих держав – это было бы неблагоразумно.

Однако неожиданно эффективное сопротивление финнов породило у Черчилля новые идеи. Зима 1939–1940 гг. в Англии была на редкость суровой – даже Темза замерзла, но пыла Первого Лорда Адмиралтейства это не остудило. Он думал попробовать «оказать помощь маленькой храброй Финляндии», но уж конечно не посредством вступления в войну на ее стороне – Великобритании хватало хлопот и с Германией.

Мысль его заключалась в оказании финнам помощи оружием, но не напрямую, а через шведскую территорию на Севере.

А так как, «по счастливому совпадению», шведские железные рудники как раз на Севере и лежали, то занятие их английскими десантами, «получившими от Швеции транзитные права», было бы делом нетрудным.

Беда была только в том, что шведы уперлись и в «предоставлении транзитных прав английским войскам» отказали категорически.

Тогда возникла мысль о Норвегии. Немецкие рудовозы пользовались длинной, в 1000 миль, шхерной полосой вдоль норвежских берегов для безопасного перехода на юг – англичане не могли трогать суда противника, находящиеся в территориальных водах нейтральной страны.

В феврале в норвежских водах был перехвачен «Альтмарк» – немецкoe судно снабжения, в трюмах которого оказалось около 300 пленных английских моряков, и груз этот был «не замечен» норвежской таможенной службой в Бергене.

Англичане решили считать это достаточным для начала «активнoй постановки мин в норвежских водах», но на подготовку ушло целых 6 недель, вплоть до конца марта 1940 г., потому что планировалось нечто более масштабное, чем постановкa мин, – вторжение.

Десантные отряды были уже посажены на суда, когда выяснилось, что немцы предупредили английские планы на сутки, начав собственное вторжение в Данию и в Норвегию. Дания сопротивления не оказала, а в Норвегии немцы, опережая союзные англо-французские войска на шаг, нанесли им поражение.

В мае норвежская кампания закончилась полным провалом, и прославленный флот Великобритании ничего не смог сделать, все его попытки переломить ход борьбы вели только к новым потерям от действий немецких бомбардировщиков.

Как написал Черчилль в своих мемуарах:

«Многочисленные разочарования и бедствия, постигшие нас за время непродолжительной кампании в Норвегии, вызвали сильное смятение в самой Англии, и страсти бушевали даже в сердцах тех, кто в предвоенные годы отличался крайней апатией и слепотой. Оппозиция требовала прений о военном положении, и они были назначены на 7 мая. Палата общин была заполнена депутатами, находившимися в состоянии крайнего раздражения и уныния».

Главным виновником поражения следовало считать главу Адмиралтейства – Уинстона Черчилля.

XIX

Дебаты начались заявлением Климента Эттли, который говорил от лица лейбористов. Оно было крайне резким.

«Дело не в Норвегии, – сказал он. – Но люди в недоумении спрашивают себя – почему у власти находятся те, чья карьера представляет собой почти непрерывную цепочку поражений и неудач?»

Многие депутаты от правящей консервативной партии восприняли сказанное как намек на возможность сформирования правительства национального единства.

Черчилль вел себя образцово-лояльно, защищая правительство, в котором состоял. Ллойд Джордж даже призвал Черчилля высказаться более откровенно и «не служить бомбоубежищем, защищающим своих коллег от осколков».

Дебаты прекратились, после того как консерватор Лео Эмери, обычно не слишком разговорчивый, выкрикнул с места слова Кромвеля, когда-то обращенные к разогнанному им «Обрубленному Парламенту»:

«Вы сидели здесь слишком долго, чтобы принести нам добро. Уходите, говорю я вам, и дайте нам жить без вас. Bо имя Господа, yбирайтесь!»

Hачалось голосование. Вместе с оппозицией против правительствa проголосовало 42 депутата правящeй партии, и еще 36 воздержались. Это был конец Чемберлена как лидера. Лейбористы соглашались войти в правительство национального единства, выставив единственное твердое условие – Чемберлен должен уйти.

9 мая уходящий премьер созвал очень узкое совещание. В нем участвовали он сам и два кандидата на его место – лорд Галифакс и Уинстон Черчилль.

Чемберлен сказал им то, что они знали и сами: дальше так продолжаться не может, он должен уйти, и один из них должен сформировать правительство национального единства.

Кого он должен рекомендовать королю как своего преемника?

После долгой паузы лорд Галифакс сказал, что ему было бы трудно контролировать парламент, поскольку он член палаты лордов. Это был, конечно, только предлог – способы к обходу проблемы могли бы найтись…

Почему он решил использовать самоотвод, неизвестно и по сей день. Лорд своими соображениями не поделился даже с дневником.

Возможно, он думал, что занять место премьера в сложившейся опасной ситуации слишком рискованно.