Филип Гуден - Бледный гость

• Название: Бледный гость
• Автор: Филип Гуден
• Издательство: Издательский Дом «Азбука-классика»
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-395-00014-9

Роман «Бледный гость» (2002), номинированный на премию Эллис Питере за лучший исторический детектив, – один из серии «шекспировских» романов английского писателя Филипа Гудена. Современник Шекспира Ник Ревилл, актер труппы лорд-кармергера и сыщик-любитель, снова становится случайным свидетелем загадочных и трагических событий. На этот раз актеры едут в Солсбери, чтобы дать представление пьесы «Сон в летнюю ночь» по случаю свадьбы старшего сына лорда Элкомба. Вопреки ожиданиям, «сон в летнюю ночь» оборачивается ночным кошмаром с убийствами и «скелетами в шкафу» знатного семейства.

---

Я протер глаза. Внезапно краем глаза я уловил среди деревьев то самое белое нечто, с которым я впервые столкнулся в лесу за несколько миль от особняка. Я быстро повернулся – но поздно, оно уже исчезло. У меня закружилась голова. Я ухватился за ближнюю ветку, чтобы не упасть. Филдинг остановился рядом. Я открыл рот и сказал, вернее, промямлил: «Вы… видели?…», но по решительному выражению его лица было ясно, что судья не видел ничего. Тем лучше, можно списать все на разыгравшееся воображение.

– Николас?

– Простите, сэр. Но я не могу найти этого места. Лес оказался больше, чем я предполагал.

– Что ж, придется прервать поиски. К тому же подошло время обеда.

Я неохотно согласился.

– Я полагаю, выход там, – сказал Филдинг, возвращая себе роль руководителя.

Мы двинулись налево, в указанном им направлении, словно два джентльмена, возвращающихся с утренней прогулки.

– Расскажите мне о вашей пьесе, Николас. Уверен, репетиции проходят успешно.

– Вполне успешно, ваша честь. Для нас непривычно иметь столько времени для подготовки представления. В Лондоне «Сон в летнюю ночь» мы бы уже дважды отыграли перед паствой и сейчас бы уже репетировали другую.

– Паства?

– Так Дик Бербедж называет нашу публику. Паствой.

Филдинг рассмеялся. У него был приятный, непринужденный смех.

– Потому что театр – это храм, куда люди ходят делать свои подношения и молиться на своих идолов?

– Я уверен, Дик не имел в виду ничего неучтивого.

– А я думаю, что имел. По крайней мере надеюсь на это.

Что ж, зная боевой нрав мастера Бербеджа, я мог только согласиться.

– Признайтесь, вам не хватает спешки и напряжения лондонской жизни.

– У провинции есть свои достоинства, и мне приятно находиться здесь, но если честно, то по Лондону я скучаю. Возможно, постановка пьесы с городскими декорациями облегчит мою тоску. В «Сне» есть и дворец, и лес.

– Как здесь, – Судья помолчал, потом продолжил: – В этой пьесе вы играете одного из влюбленных молодых людей.

– Вы ее уже видели?

– Да, дайте-ка вспомню, в девяносто пятом… А вот как называлось место…

– Театр, рядом с Финсбери-филдс.

– Да, как раз там. Моя родственница живет в северной части города, – добавил судья.

Я вспомнил, как Кэйт упоминала свою тетушку, когда я пытался поразить ее рассказом о злачной жизни Лондона.

– Теперь труппа лорд-камергера размещена в «Глобусе», с куда большим комфортом, – сказал я, – хотя иные скажут, что мы переехали в менее респектабельное место.

– Опять вы о респектабельности, Николас. Можно подумать, что вам лет столько же, сколько и мне. День, когда актер становится слишком респектабельным, – это день его смерти, по крайней мере смерти его таланта.

Вы правы, сэр, – согласился я, хотя было довольно неожиданно слышать подобные рассуждения из уст мирового судьи. – И, отвечая на ваш вопрос, я действительно играю одного из влюбленных, Лизандра. А роль моего соперника исполняет Кутберт, младший сын лорда Элкомба.

– Выходит, он играет в пьесе.

– И мне кажется, с большим рвением и серьезностью относится к делу. Стойте!

Я замер, поскольку мы оказались как раз в том месте, где находилось убежище Робина. Теперь я был совершенно уверен в этом. Да, справа – несколько старых раскидистых деревьев, а под ними – укрытая пожухлыми листьями насыпь. Я наклонился и увидел нору, ведущую в логово дикаря.

– Это здесь.

Филдинг наклонился рядом со мной.

– Я нашел жилище Робина, когда не искал его.

– Бывает. Что ж, я подожду здесь. Вам лучше известно, что вы ищете.

Пока я полз по смердящему лазу, меня не покидало чувство, что Робин поджидает меня на другом конце, одетый в лохмотья из звериных шкур, измазанный грязью. Рука, которая не может хватать. Разговор, который не имеет смысла.

Вскоре я оказался в яме, служившей Робину жильем. Некоторое время мои глаза привыкали к мраку. Свет еле пробивался сквозь законопаченные листьями щели. В сторону от меня шмыгнуло какое-то мелкое животное. Тонкие корни щекотали мне лицо. Растревоженное сознание уже рисовало мне образ того, кто сидит в углу и тихо вздыхает. Белая фигура, что опять мне почудилась совсем недавно. Или призрак Робина. Все знают, что жестокая смерть не дает душе успокоиться.

Только найди поскорее то, что ты ищешь, Ревилл, и убирайся отсюда, пока лесная нежить не прибрала тебя и не вздернула на ближайшем дереве!

А что я ищу? Ах да, обтянутую кожей шкатулку, которую мне показывал Робин. Точнее, не столько шкатулку, сколько хранящиеся в ней бумаги. Бумаги, которые хозяин этого жилища, человек, балансирующий на грани безумия, если не окончательно безумный, считал крайне важными. Я опустился на колени, осторожно нащупывая руками путь перед собой. Почти сразу, в ближайшем углу, я на что-то наткнулся. Это была шкатулка с защелкой. Я сгреб находку и поскорее полез обратно, да так быстро, что земля осыпалась комьями.

Каким приветливым показалось мне солнце после погружения во тьму! Адам Филдинг стоял тут же, у входа. Похоже, он был рад меня видеть. Я протянул ему шкатулку.

– Нет, Николас. Это ваша находка. Доведите поиски до конца.

Я осмотрел шкатулку. Меньше фута длиной, полфута шириной, и глубиной всего несколько дюймов. На вес она была легкой, но внутри что-то лежало. Это стало ясно, когда я потряс ее. Там, где кожа не была ободрана, она позеленела от сырости и плесени. Защелка была тугой и ржавой, но замка на ней не было. Я открыл крышку и обнаружил стопку потемневших листков бумаги. К моему ужасу, едва солнечные лучи коснулись их, они зашевелились, словно живые существа. Они дрожали, вздымались и опадали, словно шкатулка хотела изрыгнуть свое содержимое.

– Господи!..

С отвращением я инстинктивно отбросил ее. Крышка отлетела от удара, и листы рассыпались по земле. Из-под бумаг выползли несколько самых больших жуков, каких я только видел в жизни. Их спинки, переливающиеся на солнце, отливали зеленым глянцем. Через мгновение они уже спрятались среди листьев и травы. Чувствуя себя ужасно глупо, я наклонился и собрал бумаги. Они были мятыми и заплесневелыми, и то, что было на них написано, если оно было написано, стало совсем неразборчивым.

Я протянул грязные листы Филдингу, будто говоря: видите, в конце концов, что-то там было, в этой яме, шкатулка и ее замаранное содержимое. Судья взял бумаги с гораздо меньшей деликатностью, чем я, поднес к носу, потом поскреб жирный налет на верхнем листе.

– Это все содержимое шкатулки? – спросил он.

– Я не знаю, Робин показал мне пару листов, да и их я толком разглядеть не мог.

– Как вы думаете, что на них было написано?

– Понятия не имею, – совсем сник я. – Похоже, он считал эти бумаги очень ценными, такие положено хранить в шкатулках.

– Бумаги вроде правовых документов или те, что подтверждают титул, это вы имеете в виду?

– Да… Наверно. – Я был растерян. – Робин говорил, что раньше владел большим поместьем и требовался день верховой езды, чтобы пересечь его. Я не думаю, что он всегда здесь жил. – Я указал на нору.

– И вы полагаете, что за этим скрывается какая-то тайна, Николас. Что Робин на самом деле был известным и знатным человеком.

– Необязательно, – ответил я, хотя, возможно, именно это я и подразумевал. – Но похоже, он не всегда был лесным дикарем.

– Это тонкая дешевая бумага, – сказал судья, – не предназначенная для долгого хранения. Ни один юрист не согласится иметь с такой дело. Здесь могли быть какие-то записи, но чернила размазаны или размыты так, что не осталось и следов.

Он отдал листы мне обратно. Должно быть, я выглядел крайне разочарованным, потому что Филдинг добавил:

– Вы хорошо потрудились, Николас, вытащив это из мрака на свет божий. И если вы окажетесь так добры и вернете шкатулку и ее содержимое назад, я смогу вас заверить, что ваша находка будет в полной сохранности.

– Но это не имеет смысла.

– Имеет. Ценность этих вещей сейчас неясна, только и всего. – Таков был таинственный ответ Филдинга.

Я подобрал отломанную крышку и шкатулку и положил внутрь бумаги. Но тут кое-что бросилось мне в глаза. Филдинг уже отошел немного в сторону, изучая окрестности жилища Робина.

– Сэр, – позвал я, – ваша честь.

– Зовите меня Адам, – отозвался судья рассеянно.

Мне стало приятно от такого знака дружеского отношения.

– Адам, здесь все-таки кое-что есть.

Я ткнул пальцем в слово, которое можно было различить в самом низу замусоленного до черноты обрывка бумаги. Слово, небрежно написанное толстыми, некрасивыми буквами.

Это было судебное постановление.

Слово было: ПОМИЛОВАН.

Деметрий обзывал меня трусом за то, что я прячусь в зарослях. На это Пак ему отвечал моим голосом:

Трус! Чтобы звезды изумить собою,
Ты хвастаешь кустам, что вышел к бою,
И прячешься?

Томас Поуп, наш «предводитель», исполнял роль Пака, древнего духа, который злораден только самую чуточку. Я слушал, как он говорит «моим» голосом, и думал, действительно ли я звучу вот так, действительно ли он меня так удачно копирует. Мы ведь сами себя слышать не можем; на худой конец, нас кто-то передразнивает. Это то же самое, что пытаться увидеть свой затылок в зеркале.