Егор Радов - Змеесос

• Название: Змеесос
• Автор: Егор Радов
• Жанр: Юмористическая фантастика
• Год: 2002
• ISBN: 5-93321-037-4

«Змеесос» — самый известный роман Егора Радова. Был написан в 1989 году. В 1992 году был подпольно издан и имел широкий успех в литературных кругах. Был переведен и издан в Финляндии. Это философский фантастический роман, сюжет которого построен на возможности людей перевоплощаться и менять тела. Стиль Радова, ярко заявленный в последующих книгах, находится под сильным влиянием Достоевского и экспериментальной «наркотической» традиции. Поток сознания, внутренние монологи, полная условность персонажей и нарушение литературных конвенций — основные элементы ранней прозы Радова.

Перед вами настоящий постмодернистский роман. Журнал «Image», Финляндия так пишет о Егоре Радове и его романе: «…принадлежит к известному литературному роду и к его ужасу он пишет фантастические рассказы, отвергающие всякие табу. Он также написал роман «Змеесос» в стиле китайской магической новеллы ужасов, в котором инфантильный герой блуждает из одного мира в другой».

---

Костер опять не вспыхнул, и рыба оставалась сырой, но счастье обуяло двух смелых путешественников, и рассвет превращался в закат, а тьма заполняла собой все — они стояли на берегу и растроганно молчали, ожидая гибельной ночи и невозможности тепла. Ветер пел в горах и снегах, ничего другого живого не существовало, и где-нибудь подо льдом, внутри океана спали и плавали рыбы и креветки, и они тоже были счастливы и спокойны, и им снилась их суть.

Ветер дул сильнее и сильнее: это место было непригодно для жизни, а годилось только для смерти; ветер дул, и казалось, что сейчас этот ветер как будто сломает некую стену, прорвет перегородку, откроет дверь, и начнется что-то новое: все будет таким же, но с другой стороны. Так в кукольном театре можно сдернуть занавес и увидеть истинных хозяев драмы, способных совершать в этом микромире все, что угодно, просто-напросто дергая кукол за веревочки на радость остальным.

— Это должно получиться, — просипел Миша Оно, садясь на ледяной снег и закрывая лицо руками в мехах.

— Я верю, — медленно ответил Александр Иванович, не мигая смотря в черный океан.

Они ждали, тьма побеждала свет. Снег. образовав огромные белые тучи, остервенело летел вместе с ветром непонятно куда.

Было невыносимо стоять здесь и не видеть больше ничего, кроме предстоящей гибели. Это было счастье. Миша Оно наклонился и поцеловал заснеженную землю, отморозив себе губы.

— Ничего не выйдет, — сказал он. — Здесь слишком хорошо, отсюда нет выхода. Нам нужна реальность, которую и покинуть не жаль. А эта слишком аппетитна. Ты только посмотри, какое тут злое раздолье, прямо съесть хочется эту пургу, китов и сияния. Давай уйдем в более приторное, теплое место.

— Да, тундра хороша, сучка. — согласился Александр Иванович, переставая чувствовать свои конечности. — Здесь есть тайна, поэтому здесь больше не нужно совершать никаких иных действий. Я люблю эту реальность, она полноценна, как и всякая другая.

— Конечно, истинное наслаждение — замерзнуть здесь, отдав свое тело вечности, словно мамонт, застигнутый дикими холодами в самый разгар жизни, но у нас другая задача, и мы покидаем тебя, любовь моя!

Ветер печально дунул в лицо с такой силой, что у Миши Оно чуть не вылетели из орбит глазные яблоки, но организм выдержал этот удар. Александр Иванович стоял перед океаном, словно готовый вознестись в мрачные небеса. Наступал миг расставания. Друзья взялись за руки, горестно посмотрели друг на друга и улетели прочь отсюда, в южные светлые края, словно перелетные гуси, оставляющие родину на сезон, когда в ней холодно и плохо.

И вот они стояли среди зелени, солнца и черной почвы. Александр Иванович расправил свои загорелые плечи и глубоко вдохнул горячий свежий воздух. Солнце над его головой было ужасающе жарким, словно хотело сжечь то, что осмеливается существовать прямо под ним. Миша Оно приподнял подол своей набедренной повязки и сделал какое-то танцевальное па.

— Тоже прелесть! — сказал он, глядя на джунгли. — Давай теперь разводить костер здесь, демонстрируя то, что нам наплевать на окружающий нас мир, что главное — это мы, наша суть и наша идея.

— Кому мы будем показывать это? — спросил Александр Иванович.

— Богам, мой брат, — ответил Миша Оно загадочно. — Мы должны показать, насколько мы внутренне сильны; ничто не может изменить нас. Если мы хотим огня — будет огонь!

— Хорошо, — сказал Александр Иванович и пошел за хворостом.

В глубине джунглей раздавались страшные вопли диких зверей, терзающих слабые созданья. Мир был таким, каким его можно было представить. Вышел Александр Иванович, положил палки на почву и зажег.

— Да здравствует костер нашей дружбы! — сказал Миша Оно, прыгая через огонь.

Александр Иванович ел банан и умилялся радости Миши Оно, наслаждающегося теплым воздухом, светом и горящим огнем.

— Здесь не хуже, чем там, — сказал Миша абсолютно серьезно. — Можно сказать, что эта часть мира равна той, а можно сказать, что это одно и то же. Можно сказать, что они одинаковы и различаются только частностями, которыми можно пренебречь. Но я люблю их с равной силой; я не отдам предпочтение той или другой. В каждой из них есть что-то свое; есть некая личная, ни на что не похожая прелесть; есть какое-то уникальное своеобразие, окрашивающее данную реальность в ее исключительный и неповторимый тон. Я люблю эти отличия, я вообще люблю непохожесть, и поэтому я счастлив сейчас находиться здесь с тобой.

— Я согласен, — сказал Александр Иванович. — Я хотел бы сказать то же самое, но ты уже сказал это.

— Это хорошо, — прошептал Миша и тоже начал есть банан.

Где-то в джунглях слышались аппетитные чавкающие звуки трапезы хищника, поймавшего антилопу. В противоположной стороне ревел другой хищник, и этот рев гипнотизировал, и хотелось лечь в яму, словно для смерти, или для укрытия от бомб, и не думать ни о чем, и ничего не хотеть — только дрожать, радуясь экзистенциальной наполненности момента и близости страха и гибели, а также восторженно ощущая свою истинную звериность в качестве сущности и свое желание быть царем зверей. Жара превращалась в духовное понятие; мозги под воздействием температуры производили ленивое и тупое, но в то же время очень чуткое и жестокое состояние; и было интересно жить посреди живности и растений, будучи голым и открытым для солнца и вражеских стрел, и считать себя кем-то иным, имеющим другую задачу и происхождение, и не принадлежащим к природе, к народу или к духам этих мест.

Тут неожиданно из джунглей выбежали воины диких племен, и внимание Миши Оно было немедленно привлечено угрозой настоящей для него жизни. Александр Иванович сразу упал головой в песок, не в силах смотреть на острый кончик стрелы, направленный на него, и начал копать яму, словно это имело смысл.

— Кто вы? — спросил Миша на своем языке. Туземцы ответили четырьмя длинными словами и подошли ближе. Они были очень красивы; их кожа сияла словно деревянная поверхность рояля; их лица были раскрашены в белые и лиловые цвета, их зубы сверкали, как качественная бижутерия, а их глаза были истинно злы и бескомпромиссны и вызывали настоящее уважение к этому народу и его стране.

Один из милых дикарей подошел к Мише Оно, посмотрел ему прямо в лицо и неожиданно влепил ему звонкую, сильную пощечину. Миша пошатнулся, но ничего не ответил. Тогда десять высоких негров бросились на Мишу с Александром Ивановичем, связали их и быстро увели с собой.

— Что это значит?! — плачуще спросил Александр Иванович.

— Молчите, готовимся к худшему, — ответил Оно.

— Объясни мне, Мишенька, что делать! — сказал Александр Иванович. — Я же воспитал тебя, водил гулять в сад, показывал корабли… Неужели это все? Помнишь ли ты свое детство, мою молодость, меня? Я учил тебя языкам, геометрии, основам мироздания… Неужели я сейчас умру — такой чистый, свежий, благополучный?..

— Заткнись, дерьмо, — сказал Миша, запоминая дорогу, по которой их вели. — Мне надоела твоя страсть к явленным вещам, и особенно к собственной нынешней структуре. Нельзя зацикливаться на экзистенции: в этом случае мир предстанет некоей двумерной системой, эдакой неограниченной осью абсцисс и — никакого верха и низа. Грубо говоря, ты будешь всю дорогу рефлектировать и, возможно, онанировать на собственное детство, отрочество или старость, и никогда не узнаешь, что существует еще и игрек, а то и зет к известным тебе плюсам и минусам. Вот сейчас ты, Шура, в минусе, но это прекрасно. Ты можешь подняться над этим, и тогда даже отрезание полового члена тебе не страшно. Желаю удачи.

— Вы тысячу раз правы, Миша! — воскликнул Александр Иванович, пытаясь хлопнуть в ладоши, но оковы этого не позволили. — Простите мне мою слабость, я заигрался в жизнь, а на самом деле это все это — тьфу.

В это время какой-то злой туземец размахнулся и сильно ударил Александра Ивановича по морде.

— Ох, — сказал тот и понял, что ему выбили зуб.

— Не надо, больше болтать, — раздраженно проговорил Миша Оно. — А то они прикончат нас прямо тут.

В это время другой туземец ударил Мишу по черепу, и Миша чуть было не откусил себе язык от неожиданности. Но все было прекрасно. Были чудесные жестокие черные туземцы, и была жуткая жара и джунгли с колючками и призраки зверей и их жертв. И непонятный, какой-то иной запах пронизывал атмосферу, и впереди была встреча с вождем.

— Чудесно! — крикнул Миша Оно и улыбнулся туземцу так, словно перед ним был северный шаман.

И они шли вперед и вперед, и джунгли преграждали им путь, и туземцы рубили заросли своими мечами и кричали победительные красивые слова. Через какое-то время они пришли на поляну, на которой стояли хижины и сидели задумчивые черные старцы, и пять разукрашенных богатых туземцев вышли встречать их.

Один из этих туземцев был очень красивым мужчиной и носил кольца в носу. Все остальные о чем-то долго говорили на своем языке.