Алексис Трубецкой - Крымская война

• Название: Крымская война
• Автор: Алексис Трубецкой
• Издательство: Ломоносовъ
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91678-076-5

О Крымской войне 1853–1856 гг. написано немало, но она по-прежнему остается для нас «неизвестной войной». Боевые действия велись не только в Крыму, они разворачивались на Кавказе, в придунайских княжествах, на Балтийском, Черном, Белом и Баренцевом морях и даже в Петропавловке-Камчатском, осажденном англо-французской эскадрой. По сути это была мировая война, в которой Россия в одиночку противостояла коалиции Великобритании, Франции и Османской империи и поддерживающей их Австро-Венгрии.

«Причины Крымской войны, самой странной и ненужной в мировой истории, столь запутаны и переплетены, что не допускают простого определения», — пишет князь Алексис Трубецкой, родившейся в 1934 г. в семье русских эмигрантов в Париже и ставший профессором в Канаде. Автор широко использует материалы из европейских архивов, недоступные российским историкам. Он не только пытается разобраться в том, что же все-таки привело к кровавой бойне, но и дает объективную картину эпохи, которая сделала Крымскую войну возможной.

---

Паскевич с самого начала не одобрял новую войну с Турцией и решительно возражал против переправы через Дунай. Когда же переправа состоялась, он настаивал на возвращении русских войск, особенно после того, как Франц-Иосиф заявил о своем нейтралитете в ожидаемой войне. Больше всего осторожный Паскевич опасался французской и британской интервенции. По его мнению, вести войну с коалицией этих держав, да еще с Турцией, да еще, возможно, с Австрией и Пруссией, было равносильно самоубийству.

Четвертого мая фельдмаршал встретился с Николаем и изложил ему свое видение создавшегося положения[95]: «Княжества мы занимать не можем, если австрийцы с 60 000 появятся у нас в тылу. Мы должны будем тогда их оставить по принуждению, имея на плечах сто тысяч французов и турок. На болгар надежды не много. Между Балканами и Дунаем болгары угнетенные и невооруженные; они, как негры, привыкли к рабству. В Балканах и далее, как говорят, они самостоятельнее; но между ними нет единства и мало оружия. Чтобы соединить и вооружить их, надобно время и наше там присутствие. От сербов при нынешнем князе ожидать нечего, можно набрать 2 или 3 тысячи, но не более: а мы раздражим Австрию. В Турции ожидали бунта вследствие нововведений, но до сих пор это не подтверждается». Вывод фельдмаршала: нужно немедленно очистить Дунайские княжества и уйти за реку Прут, где выжидать развития событий. «Злость Австрии так велика, — полагал Паскевич, — что, может быть, она объявит новые к нам претензии, несмотря даже на очищение княжеств».

Совершенно очевидно, что усилия Паскевича на Дунае с самого начала были направлены на то, чтобы не допустить действий, которые могли ускорить вовлечение в войну Австрии. Советский историк Е. Тарле отмечает с некоей долей цинизма: «Паскевич перед Силистрией ничего не хотел, ничем не командовал, ничего не приказывал, он не хотел брать Силистрию, он вообще ничего не хотел»[96]. Дошло до того, что его ближайшее окружение ломало себе голову, каким бы способом удалить фельдмаршала из Дунайской армии. Все призывы Паскевича вывести войска оказались гласом вопиющего в пустыне.

Тем временем генерал Шильдер с 24 марта со всей энергией занялся инженерным обеспечением осады. Очень быстро через реку Борчио был перекинут мост из двадцати шести парусных понтонов. В течение первых же восьми дней было воздвигнуто 14 батарей, прикрытых толстыми эполементами[97] (в 6 метров толщиной). Эти эполементы были сделаны по особым, впервые составленным самим Шильдером планам. «Солдаты работали с необыкновенным усердием: им все еще продолжало казаться, что теперь, после перехода через Дунай, война пойдет всерьез… — пишет Тарле. — Первого апреля в лагере появился сам Шильдер, не только горевший желанием взять Силистрию, но и убежденный, что если фельдмаршал не будет мешать ему, то крепость непременно — и довольно скоро — будет взята». С 10 апреля русские орудия начали обстрел Силистрии.

Однако не прошло и двух дней, как, к несчастью для Шильдера, в русский лагерь под Силистрией прибыл сам Паскевич, чтобы лично ознакомиться с тем, как ведется осада. Не обменявшись с Шильдером и парой слов, фельдмаршал через два часа уехал, а на следующий день последовал ряд приказов верховного главнокомандующего: убрать фуры «с инструментом», переместить на лодки некоторые орудия, отправить прочь от Силистрии уланский полк, оставить на батареях и в лагере ограниченное число пушек, а остальную артиллерию увезти в Калараш — и тому подобное. Самое убийственное распоряжение было сформулировано так: «В случае, если прикажут оставить батареи, срыть стулья амбразур, дабы турки не узнали секрет новой методы построения наших батарей». Последний приказ произвел на саперов ужасное впечатление. Зачем работать с прежним воодушевлением над укреплениями, которые начальство прикажет завтра уничтожить? Все распоряжения Паскевича означали только одно — свертывание осады. Шильдер был подавлен: при таком подходе взять Силистрию не удастся никогда. Однако в подобном ослабленном, вялом варианте осада с грехом пополам продолжалась еще три месяца. Наконец, когда Австрия выступила с открытыми угрозами, войска получили приказ оставить не только Силистрию, но и вообще Дунайские княжества.

Известие об отходе русской армии было встречено в Варне с изумлением. По сути, исчезла причина для рейда союзных войск, да и вообще для войны. С момента высадки англо-французских сил на турецкой территории с целью помочь их союзнику обороняться от нашествия северных варваров прошло восемьдесят дней. И вот оказалось, что турки одержали победу сами, без единого выстрела английского или французского орудия. «Не могу прийти в себя от шока, который испытал из-за позорного отступления русских, — писал Сент-Арно своей жене. — Я бы с ними непременно расправился, сбросил бы их в Дунай». Подобное разочарование царило во всей объединенной армии. Они так далеко забрались, они так долго ждали — и вот, оказались не у дел. Сэр Джордж Ивенс устроил парад своих войск и обратился к ним с речью, стараясь как-то смягчить удар и успокоить братьев по оружию. Карл Маркс в статье для «Нью-Йорк трибюн» язвительно писал: «И вот от восьмидесяти до девяноста тысяч англо-французских войск… сидят в Варне. Французы томятся бездельем, а британцы в меру своих сил помогают им в этом…» Турки любезно поблагодарили союзников за оказанную помощь, а военный министр Риза-паша выразил восхищение выправкой британских войск. Впрочем, своему помощнику министр заметил: «Выглядят впечатляюще, но скорей бы ушли восвояси».

Союзники прибыли в Варну 2 июня, а эвакуация русских войск из-под Силистрии произошла тремя неделями позже, но англо-французская армия оставалась на месте еще два с половиной месяца. Перед нею стояли две проблемы. Во-первых, следовало определить стратегический план будущих действий — направляться ли отсюда в Галлиполи или возвращаться домой. Но более срочной была задача справиться с текущими неприятностями: нехваткой продовольствия, упадком боевого духа из-за бездеятельности и, главное, эпидемией холеры.

Когда союзники в начале апреля высадились в Галлиполи, их акция преследовала одну цель: защиту Турции, и, в частности, Константинополя. Какой-либо план будущих действий отсутствовал. Теперь же под давлением Австрии русские ушли из Дунайских княжеств и Константинополю и Турции более ничего не угрожало. «Цели, ради которых западные страны начали войну, оказались достигнутыми», — писал Кинглейк. Через три года, когда война близилась к завершению, королева Виктория сказала своему дяде королю Леопольду: «Повторю то, что мы говорили с самого начала, — если бы Австрия проявила твердость по отношению к России в 1853 году, этой войны вообще бы не случилось».

К середине лета, пишет Кинглейк, «Англия уже так жаждала реальных действий, что идея воздержаться от войны просто потому, что в ней отпала нужда, стала невыносимой для страны и народа». Необходимость в боевом контакте с врагом ощущалась всеми. И тогда в Варне неожиданно получили известие, что на южном берегу Дуная, к северу от Констанцы, остался десятитысячный отряд русских. Для Сент-Арно соблазн дать русским бой был слишком велик, и он тут же отдал приказ обнаружить и уничтожить врага. Даже если дипломатам удастся достигнуть мирного соглашения без дальнейших военных операций, полагал маршал, французы вернутся домой овеянные славой, поскольку повстречались с неприятелем лицом к лицу. Боске не сомневался, что «артиллерийский огонь и добрая штыковая атака» обеспечат французам неминуемый успех.

«Этот рейд стал одной из самых печальных и бесплодных акций в военной истории», — писал Рассел. Уже перед началом этого марша, которому было суждено длиться целый месяц, накануне выхода войск из Варны, холера заявила о себе в полную силу. «С полуночи до восьми часов следующего утра шестьсот человек остались лежать в своих палатках, пораженные ангелом смерти!» Тем не менее рейд состоялся, войска наконец достигли южного берега Дуная — и не обнаружили там даже следов русской армии. Та давно уже ушла. Измученные, упавшие духом французы проделали долгий путь назад по той же дороге, которой только что шли к Дунаю. К тому времени, когда они добрались до Варны, холера унесла семь тысяч человек.

Итак, следовало решить, что делать дальше. Возможные варианты обсуждались в Париже, Лондоне и Варне. Вторжение в Россию через Польшу было бы возможным только при условии, что к союзникам присоединится Пруссия, но Фридрих-Вильгельм еще раньше заявил о своем нейтралитете. Прозвучало предложение напасть с моря через Балтику. Объединенный флот под командованием сэра Чарльза Непира и вице-адмирала Дешена уже вел действия против русских крепостей, но с неоднозначными результатами. Полномасштабное вторжение в Россию через Санкт-Петербург потребовало бы участия Швеции, однако вовлечение в войну этой страны представлялось нежелательным. «Если к нам присоединится Швеция, — предостерегал Абердин, — то она будет преследовать собственные цели, к которым мы окажемся в той или иной мере причастными. В отличие от нас, Швеция в своих действиях не станет руководствоваться желанием сохранить равновесие сил в Европе или защитить Турцию от угрозы». Так в процессе дебатов, исключая один вариант за другим, союзники решили, что единственным местом соприкосновения с неприятелем может стать северное побережье Черного моря. Крупная военно-морская база в Севастополе была символом российской мощи на Черном море. Здесь находился гигантский арсенал с огромными запасами вооружения, подходы к Севастополю с моря защищались более чем семьюстами орудий, и здесь же стоял черноморский флот Николая.