Георгий Гуревич - На прозрачной планете

• Название: На прозрачной планете
• Автор: Георгий Гуревич
• Жанр: Научная Фантастика

---

— Рисковать вертолетом не буду, — сказал он строго. — Берите кислородные приборы, дальше пойдем пешком.

С непривычки к высоте у Виктора кружилась голова; казалось, что уши набиты ватой. Но он хотел тренировать себя и от прибора отказался.

— Возьмите, не храбритесь, — сказал летчик настойчиво. — В обморок падают внезапно, а мне неохота тащить вас.

Они двинулись вперед. Шли неторопливо, размеренно переставляя ноги, и глубоко дышали в такт: вдох — выдох, вдох–выдох. На их пути не было отвесных стен и крутых скал, только пологий склон, усыпанный плотным снегом. От беспрерывного подъема уставали колени и сердце

Ближе к кратеру начал ощущаться едкий запах окислов серы. Вскоре пошел снег. Пришлось двигаться в какой–то каше из мокрого снега, теплого пара и сернистого газа. Никак не удавалось перевести дыхание; каждый метр доставался с величайшим трудом. Но вот подъем кончился. Ковалев и Виктор стояли на краю кратера.

У их ног лежала круглая котловина диаметром около трехсот метров и глубиной — до двадцати. В середине темнели жерла. Время от времени из них вырывались клубы пара, пепла и фонтаны камней. На фоне скал горячие камни казались красноватыми, а в синем небе — черными. От беспрерывных взрывов дрожала гора.

На склоне кратера ледяные глыбы вперемежку с вулканическими бомбами образовали нечто вроде лестницы. Летчик попробовал верхние глыбы ногой и махнул Виктору.

— Разве можно спуститься? — взволнованно спросил Виктор. Он еще не знал границ допустимого риска.

Дно кратера покрывал рыхлый пепел. Ноги проваливались по колено. Виктору казалось, что податливая почва не выдержит его тяжести, вот–вот он утонет в пепле с головой. Но летчик шел вперед, разгребая теплую пыль меховыми унтами, и Виктор следовал за ним. Он предпочел бы умереть, только не показать себя трусом.

Не доходя примерно пятидесяти метров до жерла, Ковалев остановился. Отсюда хорошо было видно отверстие — вход в недра вулкана. Из таинственного сумрака вырывались темно–красные камни. Жерло грохотало, как поезд на мосту.

Страшновато было стоять здесь, на тряской и сыпучей почве, у самого входа в недра вулкана. Виктору захотелось сказать: «Уйдем скорее, я уже насмотрелся», — но он подавил страх и заставил себя двинуться вперед.

Летчик поймал его за рукав:

— Ты, парень, зря не рискуй. Погибнешь по–глупому. Это не шутки. Тут смерть рядом ходит.

В эту минуту кратер вздрогнул, послышался страшный грохот, как будто сорвалась каменная лавина. Целый сноп вишнево–красных камней вырвался из жерла. Летчик и Виктор кинулись бежать. Им показалось, что кратер проваливается. Рыхлый пепел поддавался под ногами, люди падали, барахтались… Рядом и впереди шлепались еще не остывшие камни.

Задыхаясь, Виктор взлетел вверх по ледяной лестнице и только здесь, за пределами кратера, оглянулся. Жерло дымило, как фабричная труба, пар заволакивал кратер, круглая чаша постепенно превращалась в озеро, заполненное туманом.

Ковалев покачал головой и принужденно засмеялся:

— А я думал конец пришел. Еле ноги унесли.

Виктор заглянул ему в глаза и понял, что не стыдно было испугаться,

— Опасная игрушка, — согласился он.

Но летчик уже не помнил об опасности. Он посмотрел на часы и сказал озабоченно:

— Пошли, надо спешить. Тася не любит, когда опаздывают к обеду.

Уже на склоне горы, когда подходили к вертолету, Ковалев заметил:

— Ты молодец, парень, не из робких. Только зеленый еще, своей головы не жалеешь. Я на фронте видел таких. Приходит в часть — подавай ему смертельный риск: «Хочу, чтоб в меня стреляли. Где здесь пули?» Ну и гибнет без пользы. А солдат должен жизнью дорожить, от пуль беречься, чтобы больше врагов уничтожить. Смелым надо быть вовремя…

Виктор с трудом сдерживал довольную улыбку. Летчик, фронтовик, признанный храбрец, назвал его «парнем не из робких». Значит, есть надежда, что он будет образцовым геологом.

8

И все–таки Виктор был немножко разочарован. Мечтая о путешествиях, в особенности после прощания с Еленой, он рисовал себе будущую жизнь суровой, полной лишений… Поездка на Камчатку представлялась ему незаурядным предприятием. Он снисходительно смотрел на товарищей, чьи пути кончались на Урале или в Восточной Сибири.

И вдруг вместо палатки, где ночуют на снегу и вода в чайнике замерзает к утру, Виктор оказался в хорошем бревенчатом доме; он спал на мягком тюфяке, с простынями, ел три раза в день за столом, накрытым скатертью, после рабочего дня мог отдохнуть за шахматами.

Обычно по вечерам все собирались в столовой, слушали московские передачи для Дальнего Востока или нескончаемые рассказы Петра Ивановича о геологических экспедициях в Якутии и на Кавказе, о снежных лавинах в Карпатах, пурге на Таймыре, землетрясении в Ашхабаде, об охоте на тигров в болотистой дельте Аму–Дарьи и на китов в Беринговом море. Тася слушала эти рассказы восторженно, Виктор — с интересом, а Ковалев — с недоверчивой улыбкой. Видимо, ему казалось странным, что Петр Иванович, этот медлительный человек, любитель поспать и покушать, мог переживать такие приключения.

— А вы не вычитали это? — спрашивал летчик.

Первое время Виктора удивляла желчность Ковалева. Почему он постоянно угрюм и раскрывает рот только для того, чтобы сказать кому–нибудь неприятность? Потом Виктор узнал, что летчик сердит не на людей, а на свою судьбу. В прошлом испытатель и истребитель, он сбил на войне шесть вражеских самолетов, сам трижды выбрасывался из горящих машин, был контужен, сломал ногу. А сейчас его летная жизнь подходила к концу, и с каждым годом ему все труднее было проходить через медицинскую комиссию. Ковалев нарочно забрался в глушь, где на целый год был избавлен от выслушивания и выстукивания. Старые раны, обиды на медиков, борьба с надвигающейся отставкой ожесточили его. Он стал резок, язвителен, часто задевал людей, даже безобидного Спицына.

— А разве это был тигр? Прошлый раз вы говорили про тигрицу, — возражал он, прерывая рассказ.

— Катерина Васильевна видела, спросите у нее, — обиженно твердил старик.

Но Катерина Васильевна отказывалась поддерживать спор.

— Все это пустяки, — говорила она. — Тигр, тигрица, какая разница? Давно это было. Сейчас ты и мухи, не убьешь.

Спицына сама могла рассказать не меньше мужа, если бы захотела. Она сопровождала Петра Ивановича и на Кавказ, и в Якутию, тонула вместе с ним на Енисее, спасалась от лавины, землетрясения и тигров… Химик по образованию, она работала и коллектором–геологом, научилась спать на земле, есть всухомятку, грести по десяти часов в день или столько же времени идти на лыжах. Она не жалела об уюте, не искала его, не любила шить и готовить и с удовольствием передоверила хозяйство Тасе. Но раза два в месяц на Спицыну находили приступы хозяйственности. Тогда она начинала яростно кроить, вышивать или стряпать, чаще всего печь пирожки. На несколько часов дом наполнялся криком, чадом, а в результате на стол подавалось нечто жесткое и подгорелое. Ковалев наотрез отказывался есть. Виктор отламывал маленький кусочек, и только Петр Иванович, чтобы утешить жену, терпеливо доедал все до последней крошки.

Грибов не участвовал в общих беседах. Он вообще держался отчужденно, сразу после обеда уходил к себе в комнату и весь вечер писал докторскую диссертацию. Но ровно в восемь часов дверь в столовую открывалась и Грибов строго спрашивал:

— Тася, мы сегодня будем заниматься алгеброй?

— Девочка устала, пусть посидит, — отвечал Петр Иванович, всеобщий защитник.

Но Тася, суетливо схватив тетради, исчезала за дверью… С ее уходом сразу становилось тихо и скучновато. Никто не смеялся, не пел, не восторгался и не ахал. И Петр Иванович, скомкав рассказ, говорил, потягиваясь:

— Пожалуй, и я пойду поработаю…

— На боку лежа, — подсказывала Катерина Васильевна.

Петр Иванович, игнорируя нападки, важно удалялся и затворял за собой дверь. Через минуту из спаленки доносился стук сброшенных сапог и скрип кровати.

Виктор и Ковалев переглядывались с улыбкой. Спицына опускала голову.

— Стареет, — говорила она с грустной нежностью. — Подняться на холм — трудно, идти пешком — трудно, сидеть поздно — и то трудно. Дремлет целый день на работе. Статью заказали для «Бюллетеня» — второй год пишет. Поручили составить каталог — и то утомительно, ящики тяжелые. Пришлось самой взяться, кончать за него. А какой герой был! Волгу переплывал… В тайге две тысячи километров проходил за сезон. Все прошло. Теперь живем здесь, как в доме отдыха, пенсии дожидаемся.

«Как в доме отдыха! — думал Виктор. — Для Спицыных это дом отдыха, а для Елены подвижничество».

Вскоре уходила и Спицына. За ней поднимался летчик.

— Завтра полетим? — спрашивал он. — Тогда надо выспаться, пожалуй. Пойду придавлю минуток пятьсот.

Виктор оставался один, задумчиво разглядывал тропические узоры на заиндевевшем окне, и часто… чаще, чем следовало бы, перед ним появлялось смуглое лицо с черными бровями.