Кемель Токаев - Таинственный след

• Название: Таинственный след
• Автор: Кемель Токаев
• Издательство: Казахстан
• Жанр: Детектив
• Год: 1976

Кемель Токаев известен широкому кругу читателей как писатель детективно-приключенческого жанра. Его первые повести и рассказы «Искра», «Таинственный след», «Где они поселились» и другие с острыми, захватывающими сюжетами, поднятыми в них вопросами вызвали живой отклик.

Писатель на открытых и закрытых конкурсах, объявленных Союзом писателей Казахстана и Министерством внутренних дел Казахской ССР на лучшие художественные произведения, неоднократно получал премии.

В настоящий сборник включены повести К. Токаева «Особое поручение», «Таинственный след», «Убийство перед закатом» и «Ночной выстрел». В этих произведениях автор увлекательно рассказывает о героических подвигах партизан в тылу врага, о сложной, благородной работе работников милиции в раскрытии и задержании особо опасных преступников, о мужестве и находчивости советских чекистов в борьбе с иностранной разведкой.

Книга адресована массовому читателю.

---

— Матрену Онуфриевну убила не она, а другие люди, — и майор испытующе посмотрел на Петрушкина.

Петрушкин испугался:

— Что вы сказали? Матрену... убили?

— Да, если бы была жива, то подала бы весточку. Она, скорее всего, погибла. Сейчас мы ищем убийцу.

Петрушкин долго сидел молча. Потом спросил:

— Есть какие-нибудь известия?

— Нужна ваша помощь, Андрей Алексеевич. Вы же обещали заходить к нам, а потом перестали появляться.

— Я всегда готов помочь, товарищ начальник, — сказал Петрушкин. Он хотел сказать это безжизненным, тусклым голосом убитого неожиданной вестью человека, но страх был в его голосе, в его покрасневших, бегающих глазах. — Значит, Матрена умерла, говорите? — Он налил полные рюмки водки, выпил сам и сказал: — Простите, выпейте рюмочку, не побрезгуйте. Плохо быть одному в горе.

— Спасибо, Андрей Алексеевич, — Кузьменко поднялся. — Рад бы с вами поговорить в такой вот неофициальной обстановке, но служба есть служба. Поймали вора и мне немного легче стало, время выпало — и решил зайти к вам.

— Спасибо, что зашли.

Когда майор Кузьменко вышел на улицу, он неожиданно почти столкнулся с Майлыбаевым. Строго спросил шепотом:

— Что ты здесь делаешь? — и увлек Талгата в сторону от дома.

Когда они отошли на квартал, он сказал:

— Тебе нельзя здесь появляться, Петрушкин не должен тебя знать.

Майлыбаев вечером позвонил в управление. Девушка-секретарь сказала, что майор ушел куда-то один. Старший лейтенант забеспокоился и отправился в поселок, к дому Петрушкина. Он чувствовал, почти знал, что жалкий, несчастный Петрушкин в любой момент может обернуться жестоким и хладнокровным человеком, который не задумается перед самым страшным преступлением. Особенно, если поймет, что загнан в угол. Талгат решил подождать у дома и встретить майора.

Когда они сели в машину, Талгат сказал:

— Чуть не потерял я парикмахера. Сегодня он на работу не вышел. Я его ищу, с ног сбился, а он, голубчик, преспокойно дома сидит.

— Откуда ты узнал, что он дома?

— Кассирша сказала; по-моему, старый волк неравнодушен к ней.

— Ты совершенно уверен, что он дома?

— Конечно, Петр Петрович.

— В доме Петрушкина я увидел на дверце шифоньера отпечаток левой руки. У хозяина одна рука — правая. Значит, к нему кто-то приходил. Я думал, что у него был Сигалов. Выходит, кто-то другой навестил. Кто же это?

— Кто-то из знакомых Петрушкина, который неизвестен нам. Жаль, что мы его проглядели, — сказал Талгат с досадой и предложил: — А что если позвонить в гостиницу?

— Зачем? — удивился майор.

— Узнать, у себя ли в номере наш гость.

— М-мда, я об этом и не подумал. Давай быстрее в управление!

Дежурная по этажу сообщила: турист ушел в театр на оперу «Кыз-Жибек». Еще не вернулся.

Поблагодарив дежурную, Кузьменко повесил трубку. Спросил у Талгата.

— Ты не видел Данишевскую? — и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Досадно и грустно, что она попала в сети преступника. А очень даже неглупая девушка. От нее я узнал сначала, что в доме у Петрушкина кто-то есть. Но, кроме хозяина, я так никого другого не видел. Никаких других дверец, кроме входной, в доме нет. Подвала тоже — пол я простучал, никаких пустот. Окна были закрыты. Но человек исчез.

— Дом-то новый. Может, и есть в нем потайные места, о которых никто не знает. Надо выяснить, кто строил этот дом.

На следующее утро Кузьменко позвонил в городской отдел архитектуры. Собаковод, оказывается, отказался от услуг архитекторов и строил дом сам. Кузьменко вызвал к себе капитана Карпова.

— Как у вас с Сигаловым? — спросил он.

— Познакомились у озера, бутылка помогла.

— Очень хорошо. Сегодня же, вспомнив об этой встрече, идите в парикмахерскую. С этого дня будете его постоянным клиентом.

Капитану Карпову не хотелось вмешиваться в дело, которым занимался его молодой товарищ, ему казалось это не совсем честным по отношению к Майлыбаеву.

— Старший лейтенант уже давно занимается этим делом, удобно ли будет, если теперь я вмешаюсь?.. — начал он. Майор расхохотался:

— Да ведь у него и бороды-то нет, как есть Алдар-Косе! Как ни скреби, ничего не вырастет. Сам Талгат не возражает, согласен на замену. И потом — так решил полковник Даиров. Старшему лейтенанту Майлыбаеву дано другое задание, тоже важное. Ваша помощь ни в какой мере не обидит его. Приступайте к выполнению!

— Слушаюсь, товарищ майор! — капитан вытянулся и наклонил голову.

Майлыбаеву было поручено наблюдение за Петрушкиным, чье поведение становилось с каждым днем все загадочней.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Старший лейтенант Майлыбаев вот уже в течение трех суток дежурит в поселке. Ждет, что вот-вот кто-то навестит Петрушкина. Но никто не приходил, не искал с Петрушкиным встречи. И на улице и дома он всегда был один. Не торопясь, занимался он мелкой хозяйственной работой. Но делал все равнодушно, без интереса. Досками от старых ящиков он латал дыры и щели сарая. Завидев однажды Данишевскую, несшую от колонки воду, окликнул ее:

— Глафира, иди-ка сюда! Поговорить нужно. — Когда она подошла, он сказал: — Что-то не видать тебя в последнее время или нашла кого-нибудь, а? А то заходи, я сегодня свободен. Посидим немного, развеемся.

Глафира стала отказываться:

— Постирушку я сегодня затеяла. Некогда.

— Достоинство блюдешь — это хорошо. А я вот как увижу тебя, растрепу, так, ей-богу, в жар бросает...

— Брось! — засмеялась Глафира.

Это признание калеки показалось Глафире забавным. Она подняла свои косенькие глаза, посмотрела на него весело. Было в ее взгляде что-то дразнящее, какое-то смутное обещание.

— Какая мне выгода от того, что зайду к тебе?

— Все что пожелаешь, душу не пожалею.

— Сладко поешь, Андрей, и где только ты этому выучился? Я и не думала, что ты такой.

— Чего пожелаешь, душенька, только скажи.

— Эх, мне бы со своей-то жизнью сладить, не то что в чужую мешаться. Ты меня пустыми словами не тревожь. А коли задумка какая есть, говори прямо.

— Устал я, Глаша, один. Измучился. Иди за меня, Глафира... Вот закончится это дело со старухой, все эти неприятности, тогда и свадьбу сыграем.

Глафира задумалась.

— А ты один? Дома-то никого?

— Ни души, не бойся, заходи. — Петрушкин быстро пошел к двери, открыл ее перед гостьей. Глафира поставила ведра возле дорожки и вошла в дом.

В доме будто ждали ее прихода: стол был накрыт весьма богато. Было здесь и холодное птичье мясо, и нарезанный чужук, индейка, красная рыба. Были и малосольные огурчики, и помидоры в глубоких тарелках. Стояли тонкогорлые нарядные коньяки. Изобилие радовало глаз.

— К свадьбе, что ли, подготовку затеял? — спросила Глафира, взяв в руки пузатую бутылку импортного коньяка. — Что это такое, Андрей Алексеевич, не одеколон ли?

— Это коньяк, Глаша.

— Ну! И вкус как обычный?

— Давай откроем, — Петрушкин открутил пробку, разлил по рюмкам. — Попробуй.

— Я в жизни коньяк не пробовала. Говорили, что клопами пахнет. Правда это?

— Пустое. Коли выпьешь да закусишь конфетой, будет шоколадом пахнуть. — Петрушкин выпил.

— Уж не лучше ли привычная водочка? Что-то душа не желает это принимать.

— Это ты зря. Коньяк действует, как лекарство, если его в меру принимать. Да ты сама попробуй, — он взял ее рюмку и заставил выпить. — Ну как?

Глафира закивала головой. Через минуту щеки ее порозовели, глаза заблестели. Петрушкин подвинул свой стул к ней поближе, обнял ее, повернул к себе ее лицо и крепко поцеловал. Глафира, молча сопротивляясь, выставила локоть.

— Люблю я тебя, Глаша, — Петрушкин погладил ее по спине своей твердой рукой, — люблю, — и он снова пытался поцеловать ее.

— Борода у тебя колючая. Все лицо исцарапал. Перестань, — сказала Глафира и отвернулась

Петрушкин налил еще по рюмке.

— Глаша, хочу спросить у тебя... скажешь?

— Говори.

Петрушкин помедлил немного:

— Милиция здесь ходит вокруг да около, все выспрашивает что-то потихоньку. С тобой не разговаривали?

Глафира повернулась к нему, глядя широко раскрытыми глазами.

— Кто тебе сказал?

— Знаю. Слышал, что и с тобой говорили.

— Ты брось болтать такой вздор! Не сам ли ты позвал милицию, когда старуха пропала? Все плакался: найдите, утешьте. Если и приходили, то по твоему же делу, тебе помочь. Я ничего и слышать не хочу об этом! Я свой урок не забыла. На всю жизнь хватит!

— Ты не финти, Глаша, я добр, но и строг. Ничего не скрывай, говори прямо!

— Убей меня бог, если я понимаю, о чем ты говоришь! Я сплетнями не занимаюсь. Коли не к месту я здесь, могу и уйти! — Глафира рванулась с места, но Петрушкин удержал ее за плечо.

— Сиди ты! Не дрыгайся! — зло сказал он, когда Глафира снова брякнулась на стул. Рука у него была тяжелой и сильной. Глафира резко высвободила плечо.

— Чего тебе? Силу показываешь? Только на силу не надейся, вот тебе! — и она поднесла к его носу кукиш.