Кемель Токаев - Таинственный след

• Название: Таинственный след
• Автор: Кемель Токаев
• Издательство: Казахстан
• Жанр: Детектив
• Год: 1976

Кемель Токаев известен широкому кругу читателей как писатель детективно-приключенческого жанра. Его первые повести и рассказы «Искра», «Таинственный след», «Где они поселились» и другие с острыми, захватывающими сюжетами, поднятыми в них вопросами вызвали живой отклик.

Писатель на открытых и закрытых конкурсах, объявленных Союзом писателей Казахстана и Министерством внутренних дел Казахской ССР на лучшие художественные произведения, неоднократно получал премии.

В настоящий сборник включены повести К. Токаева «Особое поручение», «Таинственный след», «Убийство перед закатом» и «Ночной выстрел». В этих произведениях автор увлекательно рассказывает о героических подвигах партизан в тылу врага, о сложной, благородной работе работников милиции в раскрытии и задержании особо опасных преступников, о мужестве и находчивости советских чекистов в борьбе с иностранной разведкой.

Книга адресована массовому читателю.

---

На следующий день мы добрались до села. Немцы уехали отсюда перед нашим приходом. Село горело. Яковец побежал к своему дому. Я едва поспеваю за ним. У крыльца Яковец остановился. На пушистом белом снегу мы увидели алые пятна крови.

— Мария! Мария! — безумно закричал Яковец. Он метнулся в дом, тут же выбежал из него и помчался к пылающему сараю. Потом он снова забежал в дом. Во двор вышла старуха с плачущей девочкой на руках. Я подошел к старухе. Дмитрий опять появляется во дворе, мечется вокруг, ни на кого не обращает внимания. А старуха с плачем рассказывает мне о подробностях минувшего страшного дня.

Немцы всю ночь продержали Марию в холодном сарае. Ее допрашивали и пытали. Люди слышали стоны и крики, рыдания маленькой дочери Марии. Утром Марию вывели из сарая. Молодую женщину нельзя было узнать. Избитая, в порванной одежде, она еле шла по двору. Несчастная мать баюкала на руках ребенка. Офицер стоял у машины и поторапливал подчиненных.

— Шнель! Шнель! — кричал он. Мария поравнялась с ним, остановилась против фашиста и с презрением плюнула ему в лицо. Офицер подскочил к Марии, выхватил из ее рук ребенка и отбросил в снег. И тут случилось что-то ужасное. Мария бросилась на фашиста, как разъяренная тигрица. Слабыми руками она схватила его за горло и повалила на снег. Раздался выстрел, и Мария упала.

— Мамаша, где Мария? — подбежал к нам Яковец. — Вы ее видели?

— Ее увели немцы.

— Она жива еще?

— Откуда мне знать, — всплакнула старуха.

Яковец опять увидел кровь на снегу. Как безумный, он стал хватать руками окровавленный снег. Наконец заметил дочку на руках у старухи. Яковец взял девочку, крепко прижал ее к своей груди и горько заплакал. Мы молча стояли рядом, и никто не решился успокаивать его.

— Вот какое горе пришлось пережить моему другу, — со вздохом сказал Алексей Васильевич и грустно добавил: — Да разве только ему одному?

— Сейчас, — продолжал Алексей Васильевич, — Раиса стала уже взрослой, учится в Киевском медицинском институте. Будет врачом.

ОПЕРАЦИЯ «ИРИНА»

— Так и прошел 1942-й год, — продолжал свой рассказ Алексей Васильевич. — Росло подполье, росли и наши трудности. Жизнь проходила в постоянной тревоге. Порой приходилось задумываться даже над тем, когда тебя поймают немцы, когда повесят? И это были не пустые страхи. Оккупанты зверели с каждым днем. Они воевали не только против партизан и подпольщиков, но и стали уничтожать семьи коммунистов и командиров Красной Армии. Карательные отряды совершали набеги на села и истребляли мирных жителей. В огне пылали целые села. Среди повешенных и расстрелянных есть и члены нашей подпольной организации. Советские люди смело боролись с оккупантами, гордо и с достоинством встречали свою смерть. Борьба разгоралась...

Мы продолжали работать, несмотря ни на какие трудности. Подпольный комитет подбирал людей для партизанских отрядов, обучал их военному делу. По-прежнему мы всеми мерами препятствовали угону молодежи в Германию. Командир партизанского соединения Иван Кузьмич Примак уделял этому особое внимание. Однажды он специально вызвал меня к себе, чтобы поговорить о моей работе.

— Скольких людей ты освидетельствовал? — спросил Примак. — Скольких признал «больными»?

— Кто ко мне обращался, тех я и осматривал, — ответил я.

— А точнее?

— За последнюю неделю, кажется, около трех десятков человек получили свидетельства.

Примак, заложив руки за спину, долго прохаживался по комнате из угла в угол. Наконец он остановился перед Кали Утегеновым, который о чем-то разговаривал с Поповым, и спросил его:

— Как ты думаешь, Вася, правильно поступает наш доктор? Так ли надо действовать в подобной обстановке?

— Вы говорите о свидетельствах? Если немцы верят им и освобождают молодежь от мобилизации, то пусть доктор выдает их. Бумаги не жалко, — со смехом сказал Кали. Потом он задумался на минуту и уже серьезно продолжал: — Но надо думать о последствиях. Свидетельств выдается много, они однообразные и поэтому могут вызвать подозрение. А это плохо.

— Правильно говоришь, Вася, — перебил Кали Примак. — Если немцы усомнятся хотя бы в одном свидетельстве, они начнут проверять все подряд. Не говоря уже о том, что доктор сам подставляет свою голову под удар, весь труд пропадет даром. Сотни людей, получивших свидетельства, окажутся в рабстве. А потом мы даже всем отрядом не сможем освободить их. Надо искать другие методы. И ты, Вася, должен помочь Крячеку в этом деле.

...Алексей Васильевич задумался, что-то припоминая из прошлого, потом снова начал рассказывать. Он вспомнил об операции «Ирина», которая положила начало поискам новых методов и средств освобождения советских людей от германского рабства.

— Человек — не ангел безгрешный, — продолжал Алексей Васильевич. — У каждого есть свои какие-то недостатки. У иного изменчив характер, об особенностях которого он и сам не имеет представления, а другой — прямой, как штык, что тоже не бог весть какое достоинство. Мне нравятся люди с живым и разнообразным характером. Если человек робкий, ведет тихую, бесцветную жизнь, то это просто неинтересно.

В нашем партизанском подполье много было разных людей. И пришли они к нам разными путями. В основном, это были военнослужащие, попавшие в окружение или в лагеря военнопленных.

Надо сказать, что Вася выделялся среди нас и своим характером и своим поведением. Бывает такой человек: внешне он весел, выдержан, а внутри у него кипит, клокочет какой-то неистребимый огонь. Таким и был Вася. Он неожиданно преображался, становился неузнаваемым. Вася сражался беспощадно, храбро и находчиво. Бывало, спросишь: «Как же ты остался жив в таком переплете?» Он спокойно отвечает: «И сам не знаю. Должно быть, аллах меня спасает». Но какой там аллах? Просто смерть боится бесстрашных. А я Васю отношу к категории бесстрашных. Он тоже, конечно, не без слабостей, но у него всегда находились силы поступать так, чтобы с честью выходить из любого трудного положения.

Хочется вспомнить один эпизод. При переходе Днепра полицаи хватают Кали и Николая Попова и сажают в тюрьму. Впереди у них только ночь, утром их могут расстрелять. Как поступить им, что предпринять?

— Эх, Вася, — сокрушается Попов, — зря мы не послушались Крячека и поторопились уйти от него. Надо бы подождать темноты. Теперь не выйти отсюда.

— Откуда мы знали, что за нами следят? — отвечает Утегенов, — сами виноваты в этом.

— Что будем делать, Вася? — спрашивает Попов.

— Полицаев обмануть трудно, — размышляет Вася. — Они видят нас насквозь, знают наши убеждения и, конечно, не помилуют. Что можно предпринять в нашем положении? Путь остается один...

А вот что дальше говорит об этом Попов:

— Полицай, проводив меня ночью во двор, конвоировал меня снова в камеру. Только он открыл дверь, оттуда стрелой вылетел Вася и бросился на часового. Полицай и крикнуть не успел. Оказывается, Вася сразил часового его же собственным кинжалом. Я растерялся. Ведь между нами не было никакого уговора о нападении на охрану.

— Чего стоишь! — кричит мне он. — Беги, спасайся.

Потом я обижался на Васю. Почему он не сказал о своих планах? Ведь часовой мог первым прикончить его. А он только смеется в ответ.

Однажды я напомнил Кали об этой истории, об обиде Попова, и он мне сказал:

— Эх, Алексей Васильевич. Характеры у людей разные. Если бы я сказал Попову заранее, что надо убить часового, он бы начал рассуждать: а правильно ли это? А вдруг затея сорвется, и нам будет еще хуже. Он бы расстроился и извелся, прежде чем принял решение. Я и не стал его мучить, а все взял на себя. Обычно, когда встречаешься один на один с вооруженным врагом, какой бы ты ни был смелый, теряешься. А медлить тут нельзя. Мы как-то решили убить коменданта. Искали его повсюду: были на квартире, в комендатуре. И когда встретили его на улице, столкнулись нос к носу, то не знали, как поступить. Если бы мы чуть-чуть промедлили, комендант перестрелял бы нас, как цыплят. Самое главное в жизни — никогда не робеть и не теряться.

Пули щадили Кали, и он всегда выходил победителем. Однажды Утегенов с Примаком поехали вдвоем на конях в разведку и попали в засаду. Один полицай схватился за уздечку, другой в упор выстрелил в Кали и... промахнулся. Просто чудо какое-то. Не случайно, сам Примак частенько говорил: «Кто с Васей пойдет, того всегда ждет удача». Я вспомнил об этом при беседе с Примаком и подумал, что все будет в порядке, раз Кали Утегенов берется помочь мне выполнить поручение комитета. Кали был тогда в веселом настроении, много шутил и смеялся.

— Иван Кузьмич, — смеялся он. — Наш доктор — человек скромный и неразговорчивый. Надо подыскать ему товарища повеселее. Что если мы пошлем к нему женщину? Она развяжет ему язык.

— Можно, — улыбнувшись согласился Примак, — лишь бы дело шло хорошо.

— Какую тебе прислать? — допытывался Кали. — Высокую или низенькую, блондинку или черненькую?