Николай Лосский - Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция

• Название: Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция
• Автор: Николай Лосский
• Жанр: Философия
• ISBN: 5 – 250-02498 – X

МОСКВА ИЗДАТЕЛЬСТВО «РЕСПУБЛИКА» 1995

(Мыслители XX века)

Книга содержит труды русского философа Николая Онуфриевича Лосского (1870-1965), созданные в эмиграции в зрелый период его творчества и впервые издающиеся у нас.

Автор предстаёт здесь не только как глубокий, оригинальный мыслитель, но и как талантливый популяризатор. Публикуемые работы всесторонне раскрывают особенности его мировоззрения – своеобразного варианта персоналистической философии – и его учения об интуитивном пути познания, включающем разные формы интуиции, в том числе и такую неоднозначно толкуемую её разновидность, как мистическая интуиция.

Издание рассчитано на тех, кого интересуют проблемы отечественной и мировой философии, теории религии и науки.

---

Иное дело – кора, белизна, твёрдость, движение её (напр., падение куска коры со ствола березы на землю): это – нечто чуждое мне: «данное мне» извне, а не моё проявление. Опираясь на это непосредственно усматриваемое очевидное различие, я говорю, что эти предметы и события суть для меня внешний мир, а мои хотения, чувства, усилия – мой внутренний мир.

Слова «внешний» и «внутренний» не имеют здесь, конечно, пространственного значения. Кто привык наблюдать предметы, не имеющие пространственного оформления, тот безбоязненно пользуется такими словами в метафорическом смысле, не опасаясь, как Ремке и его школа искажения своей мысли.

Можно назвать также эти два царства бытия с точки зрения субъекта словами: транссубъективный и субъективный мир.

Наблюдаемая мною кора, белизна, твёрдость, скажут многие философы, имманентна моему сознанию, следовательно, она есть уже элемент моего субъективного, а не транссубъективного (внешнего) мира. на это, замечание можно возразить следующим образом. Существует, конечно, связь между моим я и находящеюся в моём сознании березою.

Но какова эта связь? – Береза связана с моим я в данном случае только предмет моего наблюдения; своеобразная связь её с моим я (природа этой связи будет рассматриваться позже) такова, что даёт мне возможность направить на неё акт моего внимания, но эта связь не настолько тесная, чтобы я мог назвать березу своим проявлением. Иное дело «мои» хотения, чувства, усилия и т. п.: они принадлежат моему я как проявления его. Для них, как это хорошо выразил Линке, связь с я есть «закон их сущности». Это их эйдетическая структура и, если я, наблюдая свои переживания, не замечаю своего я, этот случай подобен тому, как напр., наблюдая пространственную форму предмета, я могу не заметить» какова его величина, из чего, однако, не следует, будто величины у этом формы вовсе не было [CLXXVII].

Здесь уместно вспомнить давно уже выработанное философиею понятие субстанции и её принадлежностей (акциденций). Одно и то же я есть творческий источник и носитель различных своих проявлений во времени; я есть субстанция, а хотения, чувства и т. п. проявления суть акциденции. – Чтобы подчеркнуть, что хотения и чувства не пассивно наложены на я, а суть живые действования я, в дальнейшем будем называть его не субстанциею (это слово наводит на мысль, будто предмет, обозначаемый им, есть какая-то отвлеченность, вроде математических идей), а субстанциальным деятелем.

Итак, «данное мне» в сознании связано с моим я только как предмет доступный наблюдению, а «мои» проявления связаны с я и как предмет наблюдения, и, более того, как принадлежности я, как моменты его бытия. «Данное мне» тоже может иметь своего носителя, тоже может быть принадлежностью, но не моего я, напр. белизна, твёрдость непосредственно наблюдаются как принадлежность коры. Когда я сгибаю ветвь березы, я непосредственно наблюдаю, как моему усилию сопротивляется противоусилие ветви. Правда, во многих случаях с трудом можно установить, какие элементы «данного мне» суть проявления каких субстанциальных деятелей, но нет никакого сомнения в том, что основной принцип строения всего «данного мне» тот же, что и принцип строения моей субъективной жизни: «данное мне» состоит тоже из субстанциальных деятелей и их принадлежностей. «Мои» проявления образуют сферу бытия моего я как своеобразного индивидуума; блеск жгучая теплота и т. п. суть проявления этого пылающего угля; радостный лай, виляние хвостом и т. п. суть проявления подбегающей ко мне собаки; пылающий уголь, лающая собака суть иные, чем я, резко отличные от меня сферы индивидуального бытия, что не мешает им ярко наличествовать в моём сознании.

Опираясь на описанные наблюдения, можно формулировать следующее различение: имманентность сознанию не есть ещё имманентность субъекту сознания (т. е. не есть ещё принадлежность к составу бытия субъекта, к составу его индивидуальности). Сознаваемые «мои» проявления (чувства, хотения и т. п.) имманентны сознанию, но этого мало, они ещё имманентны и субъекту сознания (они суть моменты моего бытия).

Сознаваемые «данные мне» предметы (дерево, собака и т. п.) имманентны сознанию, но трансцендентны субъекту сознания (по своему бытию находятся вне состава бытия моего я). Имманентность чужого бытия моему сознанию есть вступление предмета в кругозор моего сознания не превращающее чужого бытия в моё состояние, в мой психический процесс. Сознавание есть деятельность субъекта, способная вывести его за пределы его индивидуальности. Сознание, как целое, содержащее в себе субъект и объект, принадлежащий к области «данного мне», есть нечто сверхиндивидуальное, объёмлющее, по крайней мере, две, а то и более индивидуальности.

До сих пор, разграничивая в сознании субъективный и транссубъективный мир, мы сосредоточивались на тех оттенках и элементах опыта которые выражены выше словами «мой» и «данный мне», субстанциальный носитель, деятель и принадлежности его, В состав этих понятий входило уже также и понятие зависимости, и именно причинной зависимости. Следуя своему методу, займёмся понятиями причины и действия чтобы также и для них найти материал в опыте. «Мои» чувства, «мои» хотения, «мое» усилие оттолкнуть тяжёлый предмет причинно зависят от моего я: они в опыте непосредственно переживаются, как мои деиствования. Я, как субстанция, – источник их, причина, а они действия.

Нередко одно своё проявление я считаю причиною другого: напр. переходя через улицу и видя приближающийся автомобиль, я опасаюсь быть раздавленным и потому решаю отступить назад. Моё опасение говорим мы, есть причина моего решения отступить. Это несколько неточно: опасение и решение существуют не самостоятельно, а как проявления моего я и тесная связь между этими двумя событиями, связь действования есть проявление не их, а все того же моего я: не опасение а я, поскольку я опасаюсь, являюсь причиною решения. В сложной ткани моей душевной жизни эти два события интимно связаны непосредственным переживанием, свидетельствующим, что я произвожу решение, как опасающийся. Причинная связь есть именно, прежде всего связь порождения, осуществленная действованием, исходящим от субстанциального деятеля; а такая черта её, как правильность, т. е. однообразная повторимость, производна и вовсе не необходима [CLXXVIII].

Поставим теперь вопрос, есть ли воспринятость белизны коры твердости её и т. п. – зависимость белизны и твердости от моего я.

Конечно, восприятие не может быть осуществлено без некоторых актов я: в его составе всегда есть акт внимания и акт сопоставления, охватывания сразу нескольких предметов (принимающий иногда характер сознательного сравнивания), откуда возникает различение и отожествление, также и другие акты, о которых речь будет позже. Можно ли утверждать, что эти акты, напр. внимание (вернее, л внимательный) причиняют, порождают белизну, твёрдость? На этот вопрос может быть дан только отрицательный ответ: отношение между вниманием (мною внимательным) и предметом внимания совершенно не похоже на порождение, причинение: внимание направлено на белизну как на нечто предлежащее ему, а не творимое им.

Чтобы усмотреть независимость объекта от познающего субъекта нужно отчётливо различить познавательные акты от познаваемых объектов; эту задачу для современной гносеологии выдвинул в особенности Брентано в своей «Psychologie vom empirischen Standpunkt».

Научившись разграничивать акты субъекта от объектов, нетрудно уже сделать дальнейший шаг, именно усмотреть, что связь между актом субъекта и объектом не есть порождение.

Такие проявления я, как внимание, сравнивание и т. п., направленныена нечто и не стоящие с этим нечто в – причинной связи, мы будем называть интенциональными актами. Заметим, что интенциональный акт, направленный на «мое» проявление, также не стоит с ним в причинной связи: «мое» внимание устремлено на «мое» решение, если я хочу опознать его, и оно предстоит мне в поле моего сознания, как порождаемое не мною внимательным к нему, а мною опасающимся быть раздавленным. Таким образом, и мои проявления, поскольку на них направлены интенциональные акты, напр. внимание, могут быть названы словом «предмет» (объект).

Интенциональный акт есть средство для осознания и опознания предмета, независимого по своему бытию от осознания и опознания.

G. Е. Moore называет эти акты «прозрачными» (diaphanous): сквозь них, как сквозь прозрачную среду, предмет виден без искажения его.

Кроме внимания и сопоставления (сравнения), существует ещё множество других интенциональных актов. Таковы, напр., акт видения, акт слышания, акт осязания и т. п., которые отличаются друг от друга не только связанными с ними органическими ощущениями в зрительном слуховом и т. п. аппарате (напр., переживанием мускульных напряжений при натягивании барабанной перепонки), но и как проявления самого я различными способами имеющего в виду разные аспекты внешнего мира.