Ясунари Кавабата - Спящие красавицы

• Название: Спящие красавицы
• Автор: Ясунари Кавабата
• Издательство: Панорама
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1993
• ISBN: 5-85220-197

Ясунари Кавабата (1899–1972) — один из крупнейших японских писателей, получивший в 1968 г. Нобелевскую премию за «писательское мастерство, которое с большим чувством выражает суть японского образа мышления». В книгу включены повести «Танцовщица из Идзу», «Озеро», роман «Старая столица». Публикуются также еще неизвестная широкому читателю повесть «Спящие красавицы» и рассказы. Перевод Нобелевской речи писателя «Красотой Японии рожденный» печатается в новой, более совершенной редакции.

---

ЯСУНАРИ КАВАБАТА СПЯЩИЕ КРАСАВИЦЫ

ГЛАВА 1

— Только, пожалуйста, никаких непристойных шуток, — предупредила Эгути женщина в гостинице. — У нас запрещается, например, совать пальцы в рот спящим девушкам.

Этот дом трудно было назвать гостиницей. На втором этаже — комната в восемь татами, где Эгути разговаривал с женщиной, а рядом две спальни, не больше; внизу же, кажется, еще теснее и, похоже, нет даже гостиной. Нет и гостиничной вывески. Очевидно, тайна этого дома не позволяет ее повесить. В доме царит тишина. Вокруг ни души, кроме той женщины, которая встретила Эгути у ворот, запертых на ключ, и теперь разговаривала с ним. Эгути никак не мог понять, кто она — хозяйка дома или просто служит здесь. Он здесь гость, поэтому лучше не задавать лишних вопросов.

Женщине на вид лет сорок пять, роста она небольшого, голос молодой и как будто нарочито спокойный и благожелательный. Она шевелила тонкими губами, не раскрывая рта, и почти не смотрела в лицо собеседнику. Но было в ее черных глазах что-то такое, что рассеивало всякие подозрения, и, более того, в ней самой не чувствовалось подозрительности, держалась она с привычным спокойствием. В железном котелке на хибати закипела вода, и женщина приготовила чай. Зеленый чай оказался на удивление вкусным, а все движения женщины были размеренны и красивы.

Эгути не ожидал увидеть в таком заведении ничего подобного, и это его окончательно успокоило. В токонома висела картина Каваи Гёкудо — наверняка репродукция — с изображением горного селения, теплого от красных листьев клена. Вряд ли в такой комнате могло крыться что-то необычное.

— И пожалуйста, прошу вас, не пытайтесь разбудить девочку. Как бы вы ни старались, она все равно не проснется… Она спит очень крепко и ничего не знает, — твердила женщина. — Девушка будет спать все время, до самого утра, ничего не подозревая. Не зная, с кем провела ночь… Пусть вас это не смущает.

Эгути не стал говорить о возникших у него сомнениях.

— Девушка очень красива. И мы здесь принимаем только таких гостей, на которых можно целиком положиться…

Почувствовав неловкость, Эгути перевел взгляд на свои часы.

— Который час?

— Без пятнадцати одиннадцать.

— Значит, пора. Ведь все старые люди рано ложатся и рано встают. Прошу вас, когда захотите… Женщина поднялась и открыла ключом дверь в соседнюю комнату. Вероятно, она была левшой, во всяком случае, дверь она отпирала левой рукой. Ничего особенного в этом не было, но Эгути следил за ней, затаив дыхание. Она приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Ничего особенного, привычное для нее дело. Но, увидев ее со спины, Эгути испытал странное чувство. На ее оби сзади была изображена огромная странная птица. Эгути не знал, что это за птица. Глаза и лапки у нее казались живыми, как на фотографии, хотя рисунок был очень стилизованным. Сама по себе птица не производила неприятного впечатления, неудачен был весь узор, но в птице как бы воплотилось все то неприятное, что было в облике женщины. Фон рисунка был бледно-желтый, почти белый. В соседней комнате царил полумрак.

Женщина прикрыла дверь, а ключ положила на стол перед Эгути. Ничто в выражении ее лица не изменилось, голос тоже остался прежним.

— Прошу вас, вот ключ. Спокойной ночи. А если не сможете заснуть, под подушкой найдете снотворное.

— Нет ли у вас какого-нибудь европейского вина?

— Нет, мы спиртного не держим.

— Может, найдется хоть немного, для сна?

— Нет.

— Девушка в соседней комнате?

— Крепко спит и ждет вас.

— Да? — Эгути немного удивился. Когда же девушка прошла в комнату и как долго она уже спит? Значит, женщина заглядывала туда, чтобы убедиться, что девушка заснула? Эгути слышал от своего старого знакомого, не раз бывавшего в этом доме, что девушки всегда крепко спят, и разбудить их невозможно, но, решив прийти сюда, он по-видимому, не совсем верил этим рассказам.

— Вы здесь будете переодеваться? — женщина явно намеревалась ему помочь. Эгути молчал.

— Слышно, как шумят волны. И ветер…

— Волны шумят?

— Доброй ночи, — сказала женщина и вышла.

Оставшись один, Эгути оглядел комнату — восемь татами, ничего особенного. Потом взгляд его остановился на двери, ведущей в соседнюю комнату. Дверь была из дерева криптомерии шириной около метра. Ее, видимо, навесили не тогда, когда строили дом, а несколько позднее. Заметив это, Эгути пришел к выводу, что и всю стену сделали позднее, вместо прежних фусума, чтобы создать таинственную комнату «спящих красавиц». Цветом эта стена не выделялась среди других, но выглядела новее.

Эгути взял ключ, оставленный женщиной. Самый простой ключ. Казалось бы, взяв ключ, он должен был сразу направиться в соседнюю комнату, но он не двинулся с места. Как и говорила женщина, ясно слышался шум прибоя. Как будто волны бились о высокий утес. И как будто маленький домик стоял на самом краю этого утеса. Ветер гудел, предсказывая скорую зиму. А может, просто этот дом вызывал чувство приближающейся зимы или таков был душевный настрой старого Эгути, потому что на самом деле в комнате не было холодно даже с одним хибати. К тому же район здесь теплый. Вряд ли от ветра осыплются листья с деревьев. Эгути пришел сюда поздно вечером и не разглядел окружающего пейзажа, но ясно почувствовал запах моря. Пройдя в ворота, он оказался в большом саду — дом со всех сторон обступали высокие сосны и клены. На фоне темнеющего неба четко вырисовывались сосновые иглы. Очевидно, прежде здесь был чей-то загородный дом.

Эгути, держа ключ в руке, закурил сигарету, затянулся раз-другой и тут же погасил ее в пепельнице; вторую же докурил до конца. Никакого желания посмеяться над своими опасениями у него не было, а в душе росла неприятная опустошенность. Обычно Эгути засыпал, выпив немного виски, но сон его был неглубоким, часто с плохими сновидениями. Эгути часто вспоминал строчки из стихотворения одной поэтессы, рано умершей от рака: «Бессонными ночами приходят мертвецы, псы черные, мерзкие жабы». И теперь, вспомнив это стихотворение, он подумал, что, возможно, девушка, спящая — нет, вернее, усыпленная — в соседней комнате, похожа на этих «мертвецов», и заколебался, входить ему туда или нет. Он не спросил, чем усыпили девушку, но поскольку она, видимо, погружена в какой-то противоестественный, летаргический сон так, что ничего не знает и не чувствует, то у нее, наверное, такая же, как у наркоманов, свинцово-серая кожа, обведенные черными кругами глаза и высохшее, исхудавшее тело с выступающими ребрами. Должно быть, она вялая, холодная и отечная. А может, слегка похрапывает, обнажив отвратительные синеватые десны. Старому Эгути за шестьдесят семь лет жизни, безусловно, случалось проводить с женщинами неприятные ночи. Почему-то именно неприятное никогда не забывается. И дело вовсе не в наружности женщины, а в том отпечатке, который накладывают на них несчастливые повороты женской судьбы. Сейчас Эгути уже стар, и ему не хотелось бы провести с женщиной еще одну неприятную ночь. Такие мысли появились у него в самый последний момент. Есть ли на свете что-либо омерзительней старика, собирающегося провести ночь рядом с усыпленной девушкой, которая не может даже раскрыть глаза? И разве Эгути пришел сюда не в поисках предела этой мерзости?

Женщина говорила о тех, на кого «можно положиться», по-видимому, на всех, кто бывает здесь, «можно положиться». Старик, рассказавший Эгути об этом доме, тоже из таких. Из стариков, переставших быть мужчинами. Он, очевидно, считал, что и Эгути уже достиг возраста старческой слабости. Женщина, встретившая Эгути, вероятно, привыкла иметь дело только с такими стариками, и потому отнеслась к нему без какого-либо сочувствия, и не стала ничего выспрашивать. Однако старый Эгути еще не стал тем, на кого, по выражению женщины, «можно положиться», а был еще кое на что способен. Это зависело от его собственного настроения, от обстановки и от партнерши. Но он чувствовал, что неизбежная немощь старости подступает вплотную и плачевное состояние завсегдатаев этого дома — его завтрашний день. И верный признак того — его приход сюда. Поэтому Эгути и не собирался нарушать грустных запретов, налагаемых на престарелых посетителей этого дома. А раз не собирался, то и не станет нарушать. Дом этот можно назвать тайным клубом, но членов клуба, стариков, по-видимому, не так много; Эгути же пришел сюда вовсе не за тем, чтобы разоблачать грехи клуба или разрушать его обычаи. Да и любопытство не было особенно сильным, что также является признаком старческой бесчувственности. И хотя Эгути вспоминались слова женщины: «Некоторые наши гости говорят, что видят здесь приятные сны, а другие, — что вспоминают молодые годы», — на лице его не было даже горькой усмешки, когда он поднялся, опираясь одной рукой о стол, и открыл дверь в соседнюю комнату.