Пьер Бомарше - Бомарше — Лекуантру, своему обвинителю.

• Название: Бомарше — Лекуантру, своему обвинителю.
• Автор: Пьер Бомарше
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Драматургия
• Год: 1971

Мемуары Бомарше, посвящённые перипетиям «дела о ружьях» — «Шесть этапов девяти самых тягостных месяцев моей жизни». Написаны в форме обращения к члену Конвента Лекуантру, обвинившему Бомарше перед Конвентом в государственной измене. Этот мемуар написан достаточно сухо, в нём нет комедийной сочности, заразительного жизнелюбия и оптимизма, свойственных молодому Бомарше.

Лирический герой этих записок — стар и глух. Он ищет не только сочувствия читателя, но и его жалости. Однако автору не изменяет ни ясность ума, ни умение так выстроить факты, что читатель следит за поворотами дела о шестидесяти тысячах ружей с не меньшим изумлением, чем за перипетиями «Безумного дня».

Не изменяет Бомарше и отвага. Смело говорит он о коррупции исполнительной власти, о продажности министерских канцелярий, где засели спекулянты и их пособники.

Примечания: Л. Зонина.

Иллюстрации: Ю. Игнатьев.

---

— Он должен действовать, — сказал мне министр с живостью, — мое письмо его к этому обязывает: я посылаю ему с вами надлежащую грамоту. Сейчас я ее заверю и вложу в мой пакет.

Он написал в моем присутствии под актом от 18 июля следующие слова:

«Копия соответствует оригиналу. Париж, сего 20 сентября 1792 года.

Министр иностранных дел.

Подпись: Лебрен».

Он вскрыл свой пакет, адресованный г-ну де Мольду, чтобы вложить туда акт от 18 июля, со своей припиской, удостоверявшей, что он этот договор признает и к нему присоединяется.

— А залог? — сказал я ему. — Разве вы его мне не даете? Не имея залога, нечего и пытаться что-нибудь сделать; без него я не могу уехать.

— Будет лучше для вас и для меня (сказал он, не глядя на меня), если я пошлю его прямо г-ну де Мольду, поскольку это наше дело, и он должен внести его от нашего имени! Не сомневайтесь, он получит его до вашего прибытия в Гаагу. Что до денег, в которых вам отказано, — добавил он любезно, — у вас есть все основания жаловаться. Но если для окончания дела вам нужны двести тысяч франков или даже сто тысяч экю, я прикажу г-ну де Мольду отсчитать их вам, когда вы попросите. У него есть семьсот тысяч франков, принадлежащих мне, я беру это на свою ответственность. Пожалуйста, доставьте также мне удовольствие и справьтесь как негоциант, в соответствии с заметками, которые я вам дам, о цене и качестве парусины и других важных для нас предметов; мне было бы важно иметь об этом суждение человека сведущего. Оставьте мне договор и пакет, приходите завтра поутру; я верну их вам вместе с моими заметками.

— Я уезжаю, сударь, полагаясь на ваше слово, — сказал я, глядя ему в глаза.

— Вы можете на него положиться, — сказал он, отводя взор.

Я вернулся туда на следующий день, 21 сентября; обо мне доложили; слуга вернулся и вручил мне только простое письмо, адресованное г-ну де Мольду.

— Министр не может вас видеть. Он приказал передать вам, сударь, чтобы вы поднялись в канцелярию забрать ваши паспорта и отправлялись в Голландию.

Удивленный таким приемом, я сказал ему:

— Спросите, мой милый, вложен ли договор в конверт, который он мне передает, и не забыл ли он о своих заметках.

Он вошел в кабинет и вернулся сказать мне, что г-ну Лебрену больше не о чем со мной говорить; что договор вложен в письмо и чтобы я уезжал как можно скорее.

«Браво! — сказал я себе. — Следственно, я еду! Потеряв столько дней, так и не получив ни от кого поддержки, не зная даже, везу ли я с собой заверенный договор и приказ о его выполнении или какое-нибудь ничего не значащее письмо в их обычной манере!» Печально взял я наши паспорта и отправился к человеку, который должен был дать мне в долг необходимые деньги; ибо на деньги г-на Лебрена я уже не рассчитывал.

Человек сказал мне:

— Сударь, с займом ничего не вышло: на вас смотрят как на лицо, осужденное государством, которое желает вас погубить; кошельки для вас закрыты.

Я вернулся домой, взял немного золота, отложенного мною, как предусмотрительным человеком, на черный день. Экю, которые я намеревался сдать в национальное казначейство, если бы мне вернули мои деньги, я отнес к банкиру, чтобы получить кредит на эту сумму в Голландии, и выехал всего с тридцатью тысячами франков вместо тех крупных сумм, которые были мне необходимы и которых меня так предательски лишили! Итак, я пустился в путь, не преминув, однако, оставить протест против всех гнусностей, претерпленных мною от наших министров; поначалу я собирался вручить его запечатанным моему нотариусу, с тем чтобы он был вскрыт в надлежащем месте и в надлежащее время в случае моей смерти или несчастья. Но я изменил намерение из опасения, что акт об отдаче на хранение этого запечатанного пакета привлечет до времени их внимание к моему протесту, который должен быть оглашен, только если окажется, что министр Лебрен нарушил все свои обещания. Я оставил запечатанный конверт в своем запертом секретере, где его нашли бы при снятии печатей, так как в случае обвинительного декрета все в моем доме было бы непременно опечатано. Я прошу сейчас вскрыть этот конверт и огласить мой протест в присутствии комиссаров, которые будут описывать мои бумаги, чтобы его подлинность была удостоверена.

В ожидании этого переписываю его здесь по копии, которую сохранил.

«В Лондоне, сего 8 февраля 1793 года[41].

Мой протест против действий министров, оставленный в запечатанном виде на хранение у г-на Дюфулера, нотариуса, на улице Монмартр[42].

Не зная, что уготовано мне судьбой и удастся ли мне преодолеть растущее с каждым днем сопротивление негодяев доставке во Францию оружия, насущно необходимого нации и задерживаемого голландцами в Тервере —

Я заявляю, что козни, первоначальным источником которых были канцелярии военного министерства, ныне — дело рук самих министров.

Я заявляю, что эти министры постарались (и в этом преуспели) задержать во Франции г-на де Лаога, помешав ему отправиться в Голландию для выполнения поручения предыдущих министров и трех объединенных комитетов, а также моего, передать нации в Тервере принадлежащие мне ружья, вручив их г-ну де Мольду — нашему посланнику в Гааге и опытному генерал-майору — в соответствии с требованием статьи восьмой договора от 18 июля 1792 года.

Я заявляю, что эти министры, действуя якобы по распоряжению Национального собрания, никогда на самом деле не существовавшему, задержали во Франции, в силу этого мнимого распоряжения, г-на Лаога, моего представителя.

Я заявляю, что министр Лебрен, отвечая 16 сентября депутатам комитетов по военным делам и по вооружению, которые были посланы Собранием, чтобы ускорить вручение мне обещанного залога и денег, необходимых для высвобождения ружей, торжественно дал им слово, что в течение суток вручит мне все нужное для того, чтобы я мог поехать высвободить и поставить нации это оружие в Тервере, что он снабдит меня обещанным залогом и деньгами, обусловленными договором от 18 июля; однако в дальнейшем, по договоренности с другими министрами, г-н Лебрен заявил мне, что Исполнительный совет отказал мне в деньгах и залоге, посулив, чтобы побудить меня выехать, что он, Лебрен, восполнит эту потерю из средств своего ведомства.

Я заявляю, что, в силу проволочек и отказов, я выезжаю без каких бы то ни было денежных средств и почти без надежды раздобыть их за границей, поскольку мой арест в Париже и мое заключение в Аббатство подорвали мой кредит как на родине, так и за ее пределами.

Я заявляю, что протестую против предательских действий теперешнего министерства и возлагаю на него ответственность перед нацией за все бедствия, которые могут в результате воспоследовать; что тем самым я только выполняю то, о чем уже предупреждал министров со всей резкостью в письме, имевшем форму памятной записки и врученном г-ну Лебрену 19 августа сего года, где я без обиняков говорил ему следующее: «Разъяснив Вам все, о чем министр, только что занявший свой пост, мог сам и не догадаться, я вынужден заявить, сударь, что, если министерство будет в дальнейшем действовать вразрез с этими данными, я снимаю с себя отныне всякую ответственность и перелагаю груз ее на исполнительную власть (о чем и имею честь ее предупредить).

…Десятки раз я подвергался обвинениям, — не пришла ли мне пора обелить себя?.. Пусть министры не отдают никаких приказаний, не согласовав их со мной… или пусть сами отвечают за все перед отечеством, чьим интересам нанесен вред».

Я заявляю, кроме того, что собираюсь привлечь вышеупомянутое министерство в лице г-на Лебрена к суду за ущерб, который может причинить моим делам или моей жизни его гнусное поведение. В удостоверение чего я оставил на хранение у г-на Дюфулера, нотариуса, этот протест, запечатанный моей печатью и долженствующий быть вскрытым и пущенным в ход в надлежащее время и в надлежащем месте, если это потребуется.

Париж, 21 сентября 1792 года.

Подпись: Карон де Бомарше».

Шестой и последний этап моих трудов и мытарств, куда входит мое путешествие в Голландию и мой заезд в Лондон, где я и пишу эту весьма пространную записку, дважды связанный из-за этих ружей: обвинительным декретом — во Франции, и арестом за неуплату долга — в Англии (и всё по доброте нашего премудрого министерства); этот шестой этап, говорю я, будет отослан в Париж через четыре дня; и как только я получу уведомление, что он находится в печати и что, следственно, мое оправдательное выступление не удастся замолчать, я пожертвую всем, чтобы добиться освобождения из-под ареста в Лондоне: я уеду отсюда, я явлюсь в парижскую тюрьму. И если меня там прикончат, Национальный конвент! проявите справедливость к моему ребенку; пусть моя дочь соберет хоть колоски, оставшиеся на том поле, где ей принадлежала вся жатва!