Константин Золотовский - Подводные мастера

• Название: Подводные мастера
• Автор: Константин Золотовский
• Издательство: Молотовское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1954

Что делает водолаз? Вы думаете, с осьминогами сражается, добывает жемчуг и кораллы в океане, вылавливает погибших капитанов с ядром, привязанным к ноге?

Про таких водолазов я и сам читал, когда мне было лет десять-одиннадцать.

До сих пор помню картинку: каюта затонувшего корабля, посредине каюты стол, за столом скелеты в морской офицерской форме, у одного даже трубка в зубах. Над столом рыбки гуляют, а в дверях живой водолаз стоит, за медную голову руками держится, оттого, наверно, что сроду не видал, как мертвецы курят.

А теперь я водолазное дело знаю не по рассказам. Я сам был водолазом глубоководником.

---

Оркестр играл торжественную симфонию. Тонкие стрекозьи голоса скрипок носились в куполе зала, под плафонами, тихонько перебирая в люстрах тысячи хрустальных сияющих подвесок, и потом зарывались в густые, как мох, бархатные звуки органа…

Я хотел аплодировать музыкантам, как вдруг на плечо мне легла тяжелая рука, и старшина Подшивалов сказал:

— Вставай!

Я вздрогнул и открыл глаза.

Вокруг лежала темнофиолетовая промозглая предрассветная мгла.

Где-то рядом надсадно шипела паровая труба, и в борт били беспокойные волны.

Мы подходили к барже.

Шторм утих, но уже наступило утро. Большая часть ночи у нас была потеряна, и теперь приходилось тянуть кабель при дневном свете на виду у противника.

Когда двадцать пятая по счету муфта повисла у тендера на тросах, мы услышали далекий гул авиационных моторов. В полутьме обозначились на воде силуэты судов озерного каравана, везущего груз городу.

Над караваном возникло облачко, похожее на кусок ваты, и медленно прокатился глухой звук, похожий на подводный удар палкой о чугун.

— Бьют по каравану, — сказал кто-то из команды. Все стали искать в небе вражеские самолеты.

— Трави муфту! — приказал Подшивалов.

Муфта, покачиваясь на тросах, начала уходить в воду. Не успела вода сомкнуться над ее чугунным телом, как раздался протяжный вой и за ним тяжелый удар.

Тендер, как маленькую ракушку, подкинуло на волне. На палубе покачнулась наша водолазная помпа и чуть не опрокинулась на свой чугунный маховик. Дядя Миша сразу схватил кувалду и забил в палубу железную скобу к оттяжке помпы, чтобы закрепить ее на старом месте. В это время с баржи ударил счетверенный зенитный пулемет.

На тральщик и баржу налетели вражеский бомбардировщик и три истребителя. Один из них пулеметной очередью полоснул по шлюпке на корме тендера. В воздух полетели отбитые щепки. В тот же миг я услышал звенящий звук оборванной струны и увидел, как угриными кольцами взвился вверх перебитый трос. А внизу на воде завертелась темная воронка, окруженная шипящими пузырьками. Это с перебитого троса загремела на грунт чугунная муфта.

Еще удар — и высоко над палубой тральщика взлетели обломки шлюпок, а возле борта встал и рассыпался высокий столб воды.

Тральщик накренился… Бомба пробила ему борт и разорвала междудонные переборки. В трюм хлынула вода. Матросы бросились к помпам.

Но помпы не успевали откачивать воду. Корабль тонул, увлекая за собой тяжелую, груженную кабелем железную баржу. Вся надежда была теперь на водолазов.

Пластырь, заведенный с палубы тральщика, не ложился плотно к пробоине. Мешали большие стальные заусеницы, торчавшие на ее рваных, зазубренных краях.

— Срочно к пробоине! — приказал мне Подшивалов.

— Есть! — ответил я и сорвал с рубки тендера водолазную рубаху.

Я сел на кнехт и сунул ноги в резиновый воротник костюма. В нашей одежине полезай через ворот, — других ходов нет.

Костюм был новенький, воротник у него толстый и узкий, как горло у кувшина. Несмотря на холод, я даже вспотел, пока растянул резину воротника и просунул в него ноги. Руки были еще слабыми после блокадной зимы.

Подшивалов, дядя Миша и два матроса по команде «дружно» потащили во все стороны воротник, а я присел вниз…

Визг падающей бомбы ворвался ко мне через растянутый ворот. Тендер снова подбросило, я чуть не упал, но меня удержали свинцовые подметки калош.

Палуба вздрагивала под ногами. Я прошел к корме и заметил у ног кувалду. Она выстукивала о палубу дробь деревянной ручкой.

Подшивалов навесил мне спереди и сзади свинцовые груза и затянул их внизу подхвостником, чтобы плотнее легли. Я колыхнул широкими, как коромысло, плечами костюма и загрохотал вниз по ступенькам трапа.

В воде сквозь стекло я увидел большого оглушенного сазана, который бился возле железной ступеньки, роняя со спины серебряные монетки своей крупной чешуи. Но не до рыбы тут было.

Я двинулся к пробоине. Вдруг будто молотом что-то ударило меня по шлему, и я провалился в желтый, горячий туман…

* * *

Очнулся я на грунте.

Белыми хлопьями, точно снег, падала вниз глушеная рыба.

У меня сильно билось сердце и нехватало воздуха. В шлеме стояла тишина: был поврежден шланг. Хватая ртом воздух, я уже стал терять сознание, как вдруг почувствовал, что меня поднимают наверх.

Снова пришел в себя я на трапе. По загорелым огромным рукам, которые заботливо поддерживали мне голову, я узнал старшину Подшивалова. Меня быстро раздели, отвинтили шлем.

Я обернулся и увидел старшину уже за бортом. Он спускался в кипящую пену возле пробоины, огромный, в светлозеленом тифтике, с кувалдой в руке. Его шлем мерцал под водой, рассыпая пузыри.

Ледяная вода бурлила и гудела, кружась огромной темной воронкой у пробитого борта.

Две бомбы вдали, одна за другой, упали в озеро, и взрывная волна толкнула Подшивалова в темный провал. Но он удержался у борта и начал бить кувалдой по стальным заусеницам так, что палуба у нас гудела и вздрагивала под ногами.

Но и такому богатырю нелегко было отогнуть толстую сталь. Тяжело работать навесу, размахнуться у борта негде; одно неверное движение — и полетишь на дно.

Стальные края пробоины, когда корабль лежит спокойно на грунте, легко обрезать автогеном. Но какой может быть сейчас автоген, когда даже баллон с кислородом было опасно вынести на палубу: он тотчас взорвется. Да и автогенная горелка при таких толчках у борта ударит водолаза обратным огнем.

Бомбы падали уже далеко, но толчки от них в воде были еще очень сильны. Подшивалова бросало грудью прямо на стальное острие заусениц, и мы видели, как вместе со взмахами кувалды поднимается кверху какой-то буро-ржавый туман.

— Выходи! — не выдержав, закричал дядя Миша.

Подшивалов не отвечал и продолжал отгибать железо. Из его костюма били фонтаном бело-фиолетовые пузыри. Это сквозь дыры, пробитые в костюме, выходил воздух, вырывался так густо, что Подшивалов уже не нажимал на золотник, а мы качали изо всех сил помпу. Но вода всё больше обжимала водолаза, и он тяжелел.

— Выходи наверх! — снова закричал дядя Миша в телефонную трубку.

Подшивалов уже выпустил кувалду из рук и, подтянув к себе пластырь, налег на него всей грудью.

Мы схватились за подкильные концы и прижали пластырь к пробоине.

Корабль быстро пошел на откачку. Помпы вскоре захрапели, осушая трюм. Корабль выровнялся. Пластырь плотно лег к пробоине, будто его заложили в сухом доке.

Мы уперлись ногами в борт и вытянули на сигнале отяжелевшего Подшивалова.

Он упал, как глыба, на палубу. Сняли с него шлем и груза, а костюм от манишки донизу расхватили ножом. Из костюма сразу хлынула побуревшая от крови мутная вода. Шерстяное белье на Подшивалове сбилось в комки, а ватник был в нескольких местах прорезан насквозь. Глаза старшины были закрыты.

— Максим, очнись! — тормошил его дядя Миша, но Подшивалов лежал неподвижно.

Врач Цветков подбежал с грудой перевязочного материала, схватил водолаза за руку. Быстро пощупав пульс и сделав удивленные глаза, он что-то сказал по-латыни.

Мы очень испугались.

— Умер? — прошептал Никитушкин.

А Подшивалов вдруг открыл глаза и спросил:

— Плотно лег пластырь?

Мы даже вздрогнули.

— Железное здоровье! — сказал Цветков, делая перевязку.

Но Подшивалов поднялся на палубе и закричал:

— Чего стоите? Ждете, когда залепят в баржу прямое попадание? Травите кабель!

* * *

Уже темной ночью, сгибаясь в три погибели, вынесли мы конец последней подводной нитки кабеля на северный берег и подали инженеру Соколову с монтажниками для присоединения к электрической станции.

Промерзшая, как сосулька, баржа из-за малой глубины сама к берегу близко подойти не могла и только потравливала нам кабель.

Мы шли пятьсот метров по ледяной воде, — так далеко тянулась песчаная отмель. Шли в водолазных рубахах без шлемов; волна сшибала нас, обдавала с головой, но мы поднимались и снова шли.

Подхваченные гулкой пеной прибоя, мы падали на береговую отмель. Совершенно мокрые, осыпанные с головы до ног крупным песком, мы выбрались, наконец, на этот желанный берег. Монтажники в темноте приняли с наших плеч кабель и радостно пожали нам руки.

Подшивалова в ту ночь с нами не было: его увезли на катере в госпиталь.

А седьмого ноября, в день праздника Великой Октябрьской социалистической революции мы пошли в госпиталь навестить нашего старшину. В этот день в осажденном городе должен был зажечься свет.

Мы шли и представляли себе, как загорятся лампочки в наших оставленных квартирах.

Темное с занавешенными окнами здание госпиталя выросло перед нами.

Медицинская сестра провела нас в палату к забинтованному, как мумия, больному. За бинтами мы никак не могли угадать Подшивалова и видели только нос, который торчал из марли. На забинтованной голове больного темнела дужка радионаушников. Подшивалов слушал музыку.