Александр Рыбасов - И.А. Гончаров

• Название: И.А. Гончаров
• Автор: Александр Рыбасов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1957

В издании представлен биографический роман о русском писателе Иване Андреевиче Гончарове. Автор стремился воссоздать живой образ писателя, рассказать об особенностях его таланта, его замыслах, идеях, образах.

---

Так по своему образу и подобию воспитала патриархальная, крепостническая среда Илью Обломова. «Ум и сердце ребенка, — подчеркивает романист, — исполнились всех картин, сцен и нравов этого быта прежде, нежели он увидел первую книгу. А кто знает, как рано начинается развитие умственного зерна в детском мозгу? Как уследить за рождением в младенческой душе первых понятий и впечатлений?»

Уменье показывать развитие человеческой психики, раскрывать внутреннюю психологическую жизнь человека — одна из важнейших задач реализма в искусстве. В «Сне Обломова» Гончаров блестяще решил еще более сложную и трудную задачу — проследил начало формирования личности человека, «развитие умственного зерна в детском мозгу», рождение в душе ребенка «первых понятий и впечатлений». По словам Добролюбова, Гончаров явился мастером «необычайно тонкого и глубокого психологического анализа».

* * *

Воспитание, полученное Ильей Обломовым, обусловило его характер, его нравственные понятия, отразилось на всем облике, на всей его судьбе. «Началось с неумения одевать чулки, а кончилось — неумением жить» — эти слова в романе, хотя и высказаны в мягком юмористическом тоне, имеют острый обличительный смысл.

Обломов ничего не сумел сделать полезного ни для общества, ни для себя. Он вообще ничего не умеет делать, кроме разве того, что целыми днями лежать на диване. «Я ничего не умею делать, я барин», — без какого-либо сожаления или угрызения совести, даже с известной гордостью за себя, говорит он.

Обломов не замечает, что он уже давно стал рабом апатии и лени. «…Гнусная привычка получать удовлетворение своих желаний не от собственных усилий, а от других, — говорит Добролюбов об Обломове, — развила в нем апатическую неподвижность и повергла его в жалкое состояние нравственного рабства. Рабство это так переплетается с барством Обломова, так они взаимно проникают друг друга и одно другим обусловливаются, что, кажется, нет ни малейшей возможности провести между ними какую-нибудь границу»[142].

Апатия, неподвижность, лень, «нравственное рабство» отражены во всем внешнем облике Обломова, составляют типические, характерные черты его портрета. И все же «жизнь тревожит» Обломова. Тревожит его и друг — Андрей Штольц. Он предостерегает Илью от гибели, чертит перед ним перспективу возрождения и светлого будущего.

В пору бездейственного лежания Обломова на диване Обломовка, как это показал романист, во многом изменилась. И на нее «упали лучи солнца». Капитализм проникал всюду. «Медвежьи углы и захолустья», по замечанию Ленина, становились «антикварной редкостью».

Обломов чувствует драматизм положения. На миг его увлекает перспектива обновления: «Итти вперед — это значит вдруг, сбросить широкий халат не только с плеч, но и с души, с ума, вместе с пылью и паутиной со стен смести паутину с глаз и прозреть». Но боязнь борьбы, жизни оказывается у Обломова сильнее. Обломов колеблется, мучается, думая, какое принять решение. Глубоко драматичной является история взаимоотношений Обломова с Ольгой Ильинской.

В Ольге Обломов встретил незаурядную, умную и чуткую девушку, полюбившую его со всей силой и красотой первого чувства. Любовь захватила и Обломова.

Как и у всех романтиков адуевско-обломовского типа, с любовью к Ольге у Обломова «мгновенно явилась цель жизни». Обломов любовью хотел заменить деятельность: «Любить — долг, служба», — говорит он. Он помолодел душою, стал мечтать о счастье с Ольгой.

Но обломовщина победила чувство любви: Обломов испугался новых волнений и тревог, ломки привычного уклада жизни. Чтобы спасти себя от всех этих бед, женитьбы, Обломов лицемерно говорит Ольге: «…Вы ошиблись, перед вами не тот, кого вы ждали, о чем мечтали…»

И хотя разрыв с Ольгой означал, что надежды Обломова на возрождение гибли, он воспринял его со вздохом облегчения. Обломова опять потянуло к прежней покойной, ленивой и косной жизни, и он находит для себя окончательное прибежище, своего рода Обломовку, хотя и не столь благодатную, как прежде, в доме мещанки Пшеницыной на Выборгской стороне. «Помилуй, здесь та же Обломовка, только гаже», — говорит Штольц Илье.

Но Обломов и этому рад, потому что «Выборгская Обломовка» — дом Пшеницыной заменила ему крепостную усадьбу. «Как там отец его, дед, дети, внучата и гости сидели или лежали в ленивом покое, зная, что есть в доме вечно ходящее около них и промышляющее око, и непокладные руки, которые обошьют их, покормят, напоят, оденут и обуют и спать положат, а при смерти закроют им глаза, так и тут Обломов, сидя и не трогаясь с дивана, видел, что движется что-то живое и проворное в его пользу и что не взойдет завтра солнце, застелют небо вихри, понесется бурный ветер из концов в концы вселенной, а суп и жаркое явятся у него на столе, а белье его будет чисто и свежо…» Обломову по душе дом Пшеницыной: здесь все отвечает его натуре и его характеру, здесь ему никто не мешает вечно лежать, спать, никто уже не пробудит от сна жизни, в который он погружается все глубже.

Вся жизнь Обломова была медленным, но неуклонным упадком, постепенным оскудением духовных и нравственных сил. «Нет, жизнь моя началась с погасания», — говорит Обломов Штольцу.

Ольга Ильинская пыталась пробудить Обломова к деятельности, к жизни, полезной для общества. Но этого ей добиться не удалось. Глубоко страдая, Ольга спрашивает Обломова: «Отчего погибло все? Кто проклял тебя, Илья? Что сгубило тебя? Нет имени этому злу…» — «Есть, — сказал он чуть слышно… — Обломовщина!» (курсив мой. — А. Р.) Так в конце концов сам Обломов находит слово для обозначения того зла, которое сгубило его.

* * *

«История о том, как лежит и спит добряк-ленивец Обломов и как ни дружба, ни любовь не могут пробудить и поднять его, — писал Добролюбов, — не бог весть какая важная история». Но при этом он замечал, что в этой «не бог весть какой важной», даже тривиальной истории художник увидел глубокое жизненное содержание.

Казалось бы, можно было ограничиться тем, что показать Обломова как ничтожного и пошлого человека. Однако это привело бы к схематическому изображению образа. Гончаров же стремился раскрыть явление во всей его сложности.

Добролюбов считал характерной чертой Гончарова как художника то, что «он не поражается одной стороной предмета, одним моментом события, а вертит предмет со всех сторон (курсив мой. — А. Р.), выжидает совершения всех моментов явления, и тогда уже приступает к их художественной переработке».

Нетрудно видеть, что такой метод «поэтического созерцания» не лишен диалектики и поэтому всегда плодотворен в искусстве.

Раскрывая сущность реализма Гончарова, Добролюбов писал: «В этом уменьи охватить полный образ предмета, отчеканить, изваять его — заключается сильнейшая сторона таланта Гончарова. И ею он особенно отличается среди современных русских писателей».

Характер Обломова раскрыт в романе со всеми присущими ему противоречиями. Обломов — отрицательный тип и, как указывал Добролюбов, «противен в своей ничтожности». Но в нем имеются и положительные человеческие черты. Природа нисколько не обидела Обломова способностью мыслить и чувствовать. «Обломов, — подчеркивал Добролюбов, — не тупая апатическая натура, без стремлений и чувств, а человек, тоже чего-то ищущий в своей жизни, о чем-то думающий».

В романе не раз говорится о доброте, мягкосердечии, совестливости Обломова, его «сердце, как колодезь, глубоко». Восхищенный душевными качествами друга, Штольц восклицает: «Нет сердца чище, светлее и проще!»

На жизненной стезе Обломова были подъемы и взлеты.

Когда-то, в молодости, и он пережил свою эпоху восторженных порывов и речей. Штольц вначале увлекал за собой Илью, и они «оба волновались, плакали, торжественно обещали друг другу итти разумною и светлою дорогой», — словом, давали свою «аннибалову клятву». Тогда Обломов мечтал «служить, пока станет сил, потому что России нужны руки и головы для разрабатывания неистощимых источников». Да и впоследствии, прикованный ленью к дивану, он «не чужд всеобщих человеческих скорбей, ему доступны наслаждения высоких помыслов». Но потом Обломов «отвязал крылья». И Гончаров показывает, как хорошее в Обломове гибнет в борьбе с дурным. Все прекрасные порывы его ни в какой мере не осуществляются и остаются только красивыми фразами. Он ограничивается тем, что строит планы на будущее…

Романтика Обломова глубоко реакционна. Его заветная мечта — иметь «райское, желанное житье», наслаждаться жизнью и не знать труда.

Ему неприятны жалобы управляющего на неполадки и беды в обломовском хозяйстве. «Ах, трогает жизнь!» — стонет Обломов. Ему хотелось бы как-либо избежать этих невзгод, хотя бы с помощью иллюзии, что все хорошо. Эти помыслы и желания Обломова напоминают собой «экономический», так сказать, хозяйственный «романтизм» гоголевского помещика. «И без того случается нам, — сетует он, — часто видеть, что вовсе неутешительно. Пусть лучше позабудемся мы! Зачем ты, брат, говоришь мне, что дела в хозяйстве идут скверно?..»