Анна и Сергей Литвиновы - Три последних дня

• Название: Три последних дня
• Автор: Анна и Сергей Литвиновы
• Жанр: Детектив
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-53459-3

Не ожидала Таня Садовникова такого от мамы! Приехали вместе на респектабельный курорт Карловы Вары, а там родительница окунулась в любовь, как девчонка. С Мирославом Крассом Юлия Николаевна познакомилась еще в молодости, но тогда иностранец загадочно исчез, чтобы эффектно появиться спустя много лет. Ах, как красиво он ухаживал! Увез возлюбленную сначала в морской круиз, а потом на уютный островок в Карибском море. Вот только Таня не поверила в сказочную любовь и попросила отчима, бывшего мужа Юлии Николаевны полковника Ходасевича, проверить Мирослава по своим каналам. Тот узнал: Красс был замешан в дерзких ограблениях музеев, и это далеко не все в его «послужном списке». Что же Мирослав затеял на этот раз и зачем ему понадобилась Танина мама? Боясь узнать об этом из криминальных новостей, Садовникова спешно вылетает на Карибы…

---

Таня отскочила от стены и еле успела подхватить Юлию Николаевну, схватившуюся за сердце.

* * *

– Таня, да бесполезно туда идти! – вновь повторила Юлия Николаевна. – Сколько лет прошло… А Ганушу уже тогда было, – она задумалась, – сорок пять, не меньше.

– Ну, тут Европа, – отмахнулась Татьяна. – Люди долго живут.

– Магазина того тоже наверняка нет, – продолжала упорствовать мать. – Я города вообще не узнаю, здесь все изменилось… Ту улицу точно не найду.

– Ерунда, мама! – отрезала Татьяна.

– Но даже если встретим Гануша, что я ему скажу? – не сдавалась Юлия Николаевна. – Здравствуйте, я вернулась? Бабушка из нищей России, помогите, чем можете? Все давно минуло, Танечка. Говорить больше не о чем.

– Во-первых, ты еще не бабушка, – возразила дочь. – Помогать тебе тоже, слава богу, не нужно. Красивая, уверенная в себе, обеспеченная женщина.

– Спасибо! – заулыбалась мама.

«До чего ж мало надо, чтоб пенсионерку порадовать!» – промелькнуло у Тани.

И она горячо закончила:

– И вообще: разве тебе не интересно узнать разгадку?!

– Но если Мирослав хотел меня найти… зачем он выбрал столь сомнительный способ дать о себе знать? – задумчиво произнесла Юлия Николаевна.

– Сама ж говорила: он романтик. Решил, как у Пушкина в «Дубровском», сношаться через дупло! – фыркнула дочь.

– Но сейчас ведь не восемнадцатый век! И я далеко не юная девушка…

– Да. Ты зануда, – легко согласилась Татьяна. Закатила глаза: – Неужели не надоели еще сплошные воды, променады, процедуры? Развлечься не хочешь?!

Кажется, заразила, наконец, маму своим энтузиазмом. Та молвила:

– Ну, допустим, почему-то решил Мирослав передать мне привет через Русалкину Хатку. А приписку эту когда он, интересно, сделал?

– Давай следствие проведем. – Таня поднялась на цыпочки, прищурилась, доложила: – Я не эксперт, конечно. Но ощущение, что гораздо позже. «Юля с Мирославом» совсем почернели, почти не видно. А эта запись на вид гораздо свежей. Могу попробовать дату определить.

Прошла вдоль стен беседки, испещренных надписями, присматривалась. Наконец, вынесла вердикт:

– Если учитывать уровень потемнения… гораздо позже, чем была ваша с ним любовь. Лет пятнадцать-двадцать назад.

– Тогда совсем ерунда получается, – твердо молвила мама. – Хочешь сказать, что Мирослав решил со мной объясниться лишь спустя долгие годы? Да еще через продавца в магазине?! А с чего он вообще взял, что я снова окажусь здесь? Зайду в Русалкину Хатку?!

– Он ведь не ошибся – ты здесь оказалась и в беседку зашла, – пожала плечами дочь. – Мирослав твой, видно, психологию знает. Убийцу всегда тянет на место преступления, нормального человека – туда, где он был счастлив. Он просто допустил, что когда-нибудь ты снова приедешь в Карловы Вары. Пойдешь, конечно, в беседку – вздыхать о давней любви. Увидишь приписку. И решишь узнать: почему он тогда – сто лет назад – на свидание не пришел.

– Но к чему эта романтическая чушь? Почему было просто не позвонить мне? Не написать? – обиженным голосом повторила мама. – Адрес у меня до сих пор тот же самый.

– Фу, маман! – проворчала Татьяна. – Что за пенсионерская черта – бесконечно пережевывать, гадать, предположения строить? Вспоминай лучше, где магазин был. Найдем Гануша – обо всем расспросим. Не найдем – и не надо.

– Ох, не по душе мне все это, – вздохнула мама.

Однако в антикварный магазин свою дочь привела. Причем нашла его довольно уверенно – всего полчаса поплутали.

– Просто глазам своим не верю! – Юлия Николаевна замерла у витрины. – Ничего не изменилось, ничего!..

– Да, самая натуральная лавка старьевщика, – пригвоздила Таня.

Она с презрением рассматривала выставленные за стеклом истертые чашки, потемневшие от времени бокалы. Явно ношенные украшения. Вязаный платок с парой проплешин. Не старины ощущение возникало, а банальной, убогой, неприкрытой старости.

– Как он не разорился до сих пор? – пробормотала Татьяна и решительно распахнула дверь в магазин. Приветственно звякнул колокольчик, пахнуло пылью. А из полумрака им навстречу выступил огромный, бородатый, с глазами навыкате старик. Но пусть внешность удручающая, улыбка оказалась теплой, речи – сладкими:

– Рад вас видеть, пани! Чем могу помочь?

Обратился он к ним – к Таниной радости – на английском (она не то что стеснялась родной страны, но всегда расстраивалась, когда ее национальную принадлежность определяли с первого взгляда).

– У вас есть украшения с бриллиантами? – тоже на языке Шекспира поинтересовалась Садовникова.

Однако мама тут же разрушила легенду о двух богатых англичанках – пробормотала по-русски:

– Гануш! Это вы?..

Старик в недоумении уставился на нее.

А она приблизилась к нему почти вплотную и вдруг выдернула из своего тщательно уложенного пучка шпильки. Волосы рассыпались по плечам, Юлия Николаевна улыбнулась – задорно, молодо.

В лице старика что-то дрогнуло.

– Юля? – неуверенно пробормотал он. – Из… Советского Союза? Из России?

– Да, Гануш.

Таня услышала в мамином тоне неприкрытое кокетство. Юлия Николаевна лукаво улыбнулась пожилому продавцу:

– Вы по-прежнему злитесь, что я лишила вас дома?..

И смутила ведь старика! Гануш смущенно потупил взор, пробормотал:

– Ох, Юля… мне до сих пор стыдно за тот день… за обстоятельства, при которых мы познакомились… я вам тогда столько ерунды наговорил.

– Дело прошлое, – отмахнулась она.

И – почти нежно! – коснулась руки продавца. Выговорила с интимным придыханием:

– А сейчас я действительно очень рада вас видеть!

Продавец, показалось Татьяне, ужасно смутился. Выхватил вдруг тряпку, зачем-то начал протирать прилавок. Все бормотал:

– Поразительно, просто поразительно…

Окинул Юлию Николаевну оценивающим взглядом, галантно изрек:

– Я уже сам древность. Как все вещи здесь, в лавке. А вы не изменились почти.

На Таню – никакого вообще внимания, даже немного обидно (обычно продавцы, тем более пожилые, да за границей, перед нею всегда стелились).

А тут все внимание маме. Извлек откуда-то снизу запыленную бутылку. Бокалы схватил прямо с витрины, налил себе и Юлии Николаевне. Сообщил:

– Это очень старое вино. Тех, давних, времен. Я специально хранил его на счастливый случай. Такой, как ваше возвращение!..

И смотрит на маман – будто на королеву.

Таня хмыкнула. Но встревать в идиллию пожилых голубков не стала. Скромно отошла в сторонку, принялась разглядывать товары (больше похожие на экспонаты в провинциальном музейчике). Однако к разговору прислушивалась. А когда прозвучало имя Мирослав, а мама ахнула – быстренько вернулась к прилавку.

– Он понимал, что вы считаете его предателем. Очень переживал из-за этого. Оправдываться, считал, подло и бесполезно, – печально, тихо произнес старик. А далее возвысил тон, глаза его ярко блеснули из-под кустистых бровей: – Но он верил, что когда-нибудь вы узнаете правду. И я чрезвычайно рад, что сегодня могу, наконец, вам ее рассказать.

* * *

Давно. Карловы Вары. Мирослав Красс

Мирослав навсегда запомнил тот миг, когда он в последний раз видел Юлию. Как проводил ее до отеля (расстались, в целях конспирации, за два квартала). Поцеловал на прощание, вдохнул аромат ее духов: сладковатый, пряный, совершенно ей не идущий. Долго смотрел вслед: тоненькая, трогательная, в своем лиловом – не по возрасту! – солидном костюме. Хрупкий цветок, чудо! Цокает в своих неудобных туфельках, попкой вертит – старается явно для него.

Он мало общался с русскими – редкие эмигранты, что осели в Карловых Варах, раздражали его своими бесконечными жалобами и всегда кислыми, недовольными лицами. А организованные группы советских туристов, что появлялись в их городке, интересовали его еще меньше: заполошные, дурно одетые, глаза у всех безумные – особенно когда в магазины попадают.

Иногда, правда, задавался вопросом: сам-то он кто? Русский, чех? Говорить на чешском ему было куда удобнее, чем на языке Достоевского и Тургенева, коллеги на работе тоже безоговорочно считали его своим. Зато мама всегда называла его «очень русским – даже больше, чем ты сам, Мирослав, думаешь».

– Да с чего ты взяла, ма? – удивлялся он.

А та целовала его в макушку, ерошила волосы:

– Ты, Мирослав, ранимый, пылкий. С виду сдержан, как все европейцы, а задень тебя – загораешься, как спичка.

Он всегда считал, что мать ерунду говорит. А сейчас – когда в одну, считай, минуту голову из-за девчонки потерял – начал понимать, что та имела в виду.

Взрослый человек, оперирующий хирург, влюбился с первого взгляда, словно мальчишка!

Провожает Юлию взглядом, будто завороженный…

Лишь когда она скрылась за массивными дверями отеля, перевел взгляд на часы. Дьявол! Начало девятого.

Он опаздывает почти безнадежно. Значит, опять Карл встретит его своей омерзительной ухмылкой. Тоненько, по-бабьи, вздохнет. Произнесет тоном мученика: «Тебе всегда было на меня наплевать».