Михаил Шойфет - Нераскрытые тайны гипноза

• Название: Нераскрытые тайны гипноза
• Автор: Михаил Шойфет
• Издательство: ООО «ИД «РИПОЛ классик»
• Жанр: Психология
• Год: 2006
• ISBN: 5-7905-4136-4

Книга известного гипнотизера М. С. Шойфета представляет собой первое в России фундаментальное исследование истории, а также разнообразных психических и физиологических аспектов одного из самых загадочных явлений человеческой психики — гипноза.

Прим. верстальщика: для нормального просмотра таблиц в текстовом виде рекомендуется использовать соответствующие программы, например CoolReader3.

---

Факт существования в психике глубинного бессознательного пласта, с одной стороны, и возможность сокрытия субъектом своих подлинных мотивов — с другой, давно стал настоящим камнем преткновения при экспериментальном исследовании личности. Мотивы скрываются или намеренно маскируются в силу социальной осторожности, подстраивания под социально одобряемые образцы поведения. Вопреки предостережению М. Аврелия о том, что «кто не исследует движение собственных мыслей, не может быть счастлив», картина не меняется.

Интроспекция

Человеческий разум испытывает меньше трудностей, когда он продвигается вперед, чем тогда, когда он углубляется в самого себя.

П. Лаплас

Возможно ли познать происходящее в нашей душе, не стоит ли на этом пути преграда, заложенная самой природой и делающая душевную жизнь по каким-то высшим соображениям непознаваемой? Случайно ли метод, применяемый в психологии, интроспекция (внутреннее самонаблюдение), не дал того, что от него ожидали, и все усилия исследователей не смогли преодолеть несовершенство этого метода?

Американский психолог Липер находит свое объяснение этому положению: «…основная трудность состоит в том, что, даже когда имеются субъективно различимые признаки, с помощью которых каждый из нас способен до известной степени определить, испуган он, сердит, страдает от одиночества или переживает что-то еще, никто не располагает средствами для описания подобных субъективных состояний, чтобы сообщить с их помощью свое знание другим. Вместо этого человеку приходится описывать ситуацию, которая вызвала его эмоциональную реакцию, содержание мыслей, возникающих в этой ситуации, либо обусловленное ею поведение» (Липер, 1984).

К первым беллетристическим произведениям психоаналитического характера следует отнести «Исповедь» Августина Блаженного (354–430 гг. н. э.), в которой он рассказывает о заблуждениях своей юности. «Исповедь» оказала большое влияние на возникновение и развитие психологической «исповедальной» прозы нового времени, в частности на великого французского мыслителя Ж. Ж. Руссо, который мечтал в своей «Исповеди» (1782) довести искусство психологического самоанализа до уровня самых точных наук того времени. «В известном смысле, — писал он, — я произведу на самом себе те опыты, которые физики производят над воздухом, чтобы знать ежедневные изменения в его состоянии. Я приложу к своей душе барометр, и эти опыты, хорошо налаженные и долгое время повторяемые, могут дать мне результаты, столь же надежные, как и у них». Но, как известно, самое сложное для личности — познать и изменить себя (Руссо, 1935), поскольку, как сказал Геродот: «Судьба человека заключена в его душе».

С тех пор прошло 200 лет, барометр-психометр даже писатели-фантасты еще не придумали, а проблема методов исследования по-прежнему одна из острейших. Чтобы наблюдать и затем описывать проявления собственной психики, человеку нужно как бы раздвоиться: одно его «Я», назовем его «Я-деятель», активно действует, мыслит, радуется, страдает, а другое, назовем его «Я-наблюдатель», в это самое время оценивает, анализирует, контролирует, иными словами, подсматривает за первым. До определенной степени именно так в действительности и раздваивается каждый человек начиная чуть ли не с трехлетнего возраста. Но далеко не все свои психологические процессы мы способны наблюдать. Самонаблюдение ненадежно и по другой причине: есть довольно обширная область переживаний, которые в психологии получили название подсознательных. Мы можем не подозревать о некоторых своих чувствах, стремлениях и мотивах поведения.

Ограниченность научного (вербализуемого, дискурсивного) познания внутреннего мира человека способна привести к мысли о невозможности его познания вообще. «Каждый из нас знает уникальность своего внутреннего мира. Становление каждой уникальной индивидуальности лежит за пределами научных исследований» (Eccles, 1979, р. 144). При самоотчете, который требуется психологу, нужна абсолютная искренность. А это само по себе не так легко. Сравнение даже предельно искренних человеческих документов — писем, дневников, автобиографий — с действительностью почти всегда обнаруживает, что человек невольно искажает то, что происходило на самом деле. Одна из причин заключается в субъективности человеческого восприятия. Мы смотрим на мир сквозь призму своего опыта, своих мыслей и чувств, как говорится, «судим по себе».

Даже Ж. Ж. Руссо, обещавший приложить к своей душе барометр беспристрастного анализа, оказался далеко не столь объективным, как ему самому хотелось и казалось. Его «Исповедь» как образец художественного произведения гениальна, но как психологический протокол неточна. Польский исследователь психологии литературного творчества Парандовский, проанализировавший множество мемуаров и дневников писателей, пришел к выводу, что «абсолютной искренности не существует. Не раз перо останавливается на середине страницы, не раз глаза, смотрящие на слова, не запятнанные ложью, устрашаются тени чужой, неведомой фигуры, которая когда-то в будущем склонится над этими страницами, — достаточно мига такой рефлексии, и чистота внутреннего голоса окажется замутненной. Мы настолько тесно связаны с людьми, настолько тщательно они за нами наблюдают, подслушивают, даже когда мы находимся в полном одиночестве, что все это дает знать о себе, стоит лишь взяться за перо. Как выясняется, что есть вещи, о которых человек никогда не осмелится поведать кому бы то ни было».

Когда человек знает, что за ним наблюдают, он старается постоянно удерживаться в какой-то ролевой функции и скрыть от других все то, что его обуревает. Он постоянно следит за собой, боясь «выглядеть неприлично». В обычных условиях эти переживания не так остры, но в любом случае поведение человека меняется от присутствия наблюдателя. Особенно такого, о котором известно, что он нас изучает. Недаром психологи мечтали о шапке-невидимке. Далее посмотрим, стал ли такой «шапкой» гипнотический сомнамбулизм, а пока представим себе, что нам надо изучить какое-то свое чувство — страх, радость, любовь или страдание. Сначала надо дождаться, пока возникнет нужное переживание. Однако это не просто. Ведь нельзя это сделать по желанию. Но, предположим, нам удалось. И тут начинается самое трудное, не для нас, а для психолога-экспериментатора, который ждет от нас отчета. Но что это, только мы собрались проанализировать свое состояние, как оно тут же испарилось. То есть, как только мы начали следить за своими чувствами, тут же перестали их осознавать. Возникает неразрешимое: не может человек раздвоиться до такой степени, чтобы одна часть страдала, а другая в этот момент за ней следила и анализировала. Таким образом, заключаем мы, метод интроспекции для изучения наших душевных состояний и мотивов поведения не годится. Что же нам остается? Как изучать внутренний мир человека?

Есть еще одна трудность в самонаблюдении: «Я-деятель» и «Я-наблюдатель» не могут существовать мирно и независимо друг от друга. «Я-деятель» постоянно захватывает «Я-наблюдателя», и это прекращает самоанализ, начинается человеческая страсть. Последняя искажает, блокирует процесс самопостижения, который делается уже больше по памяти. Происходит психологическая реконструкция, в рамках которой получается не столько интроспекция, сколько ретроспекция. Таким образом, интроспекция имеет много недостатков как метод научного исследования.

Французский философ Кондильяк, один из основоположников ассоционизма в психологии, развивший сенсуалистическую теорию познания: ощущения — единственный источник знаний, — намереваясь анализировать человеческую психику, придумал остроумный способ, чтобы, с одной стороны, осветить, с другой — упростить сложные явления сознания. Кондильяк представил себе одушевленную статую, способную испытывать все эмоции и понимать все мысли, но не содержащую вначале ни одной из них. В эту абсолютно пустую психику он хотел вводить одно за другим отдельные ощущения. Придуманный способ является прекрасным научным методом: множество перемежающихся явлений мешают нам распознать их взаимоотношения и взаимозависимости, но если мы одним мановением волшебной палочки уничтожим все эти явления и воспроизведем в абсолютной пустоте только один факт, то сможем легко оценить его значение и вытекающие из него последствия, так как последние будут развиваться на наших глазах.

Этот идеальный научный метод Кондильяк пытался применить к изучению психических явлений. К сожалению, метод оказался совершенно неприменим, так как философ не работал в Сальпетриере и не имел ни сомнамбул, ни статуй, о которых говорил, и, естественно, не мог свести сознание к его элементарным явлениям. Поэтому он поставил опыты лишь в своем воображении: вместо того чтобы обращаться с вопросом к сомнамбулам и ждать ответа, он сам сочинял вопросы и ответы, то есть вместо анализа предложил нам нечто искусственное.