Питер Чейни - Тайное становится явным

• Название: Тайное становится явным
• Автор: Питер Чейни
• Издательство: Интерпракс
• Жанр: Детектив
• Год: 1993
• ISBN: 5-85235-067-2

В романе "Тайное становится явным" мы встречаемся с детективом мистером Слимоном Калагэном. Чувство собственного достоинства, благородство проявляются в полной мере в деле о похищении фамильных бриллиантов. Риск, основанный на расчете и быстрых опережающих действиях, вознаграждается. Бриллианты возвращены, герой награжден взаимной любовью.

---

– Ничего подобного, – ответил Калагэн. – Я уже сказал, что он недостаточно хорош для вас, и подумал, что, может быть, вы отдадите его своей подруге или еще как-нибудь отделаетесь от него. Мне подумалось, что вам хотелось бы иметь что-нибудь получше, но я боюсь ошибиться с покупкой. Поэтому я подумал, что мы могли бы сегодня вечером встретиться и вместе пообедать. А я дам вам пятьдесят фунтов, чтобы вы купили себе что-нибудь стоящее.

Мисс Роше заворковала.

– Мистер Калагэн. Или мне лучше называть вас Слим, я всегда нутром чувствовала, что вы джентльмен. И, если у вас есть что-то, что можно использовать против Габби Вентуры, то я до конца с вами.

– Хорошо, – согласился Калагэн. – Давайте встретимся в восемь вечера в Джуел Клаб. Мы пообедаем, и я расскажу вам о своей идее. Пока, Паула.

Он повесил трубку.

Улыбка на его лице была более ехидной, чем обычно.

Глава XIII НОЧНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ

Было уже семь часов, когда Калагэн, выпив вторую рюмку виски с содовой, вышел из Беркли Баттери.

Он не спеша направился к телефонной будке на углу Хей Хилл, набрал номер Гранд Отеля и спросил мистера Ланселота Вендейна.

Его попросили подождать. Свободной рукой он вытащил из заднего кармана брюк пачку сигарет, достал одну и закурил, выдыхая дым колечками.

Калагэн размышлял о том, сколько раз он уже пользовался раньше именно этим телефоном-автоматом, когда ему нужно было позвонить по делам, которыми занималось его бюро расследований.

Он хорошо помнил, что большинство этих дел в конце концов – если их рассматривать с точки зрения сыскного бюро Калагэна – были успешными. Он также помнил, что когда вращаешь пенсовую монетку, она двенадцать раз подряд может упасть решкой, но можно голову дать на отсечение, что в тринадцатый раз она упадет орлом.

Калагэн надеялся, что в доме Вендейна монетка упадет как надо.

Калагэн с удовольствием затягивался сигаретой. Он совершенно определенно осознавал, что результаты дела Вендейна зависят от интервью, которые он, Калагэн, собирался организовать сегодня поздним вечером. В любом случае, в том, что касалось Валпертона, Калагэн сжег все мосты.

Это произошло тогда, когда Калагэн написал и отправил письмо, которое к настоящему моменту уже было прочитано и перечитано толковым полицейским офицером с определенным – как подумалось детективу – наслаждением. Калагэну предстояло на следующий день изложить уже готовую историю Валпертону – историю, в которой все бы сходилось. Он должен был это сделать. Отправив это письмо, он тем самым сжигал мосты, потому что, вполне вероятно, что до Валпертона уже дошла новость о смерти Блейза. Имея перед собой письмо Калагэна, Валпертон ничего неопределенного сделать не сможет. Ему придется выждать. Перед тем, как предпринять какой-либо определенный шаг, Валпертон должен услышать все, что Калагэн собирается ему сказать. Если бы не письмо, тогда, по всей вероятности, в этот момент Валпертон находился бы на пути в Девоншир, и по прибытии мог бы по счастливой случайности или ловкости – раскрыть много того, что Калагэн хотел бы оставить нераскрытым.

В трубке послышался голос Ланселота Вендейна.

– Кто говорит?

Голос его звучал очень невесело, даже несчастно.

Калагэн ответил:

– Это Калагэн. Как ты там? Ты чувствуешь себя нормально, Ланселот? Как ты думаешь, можешь ли ты не спасовать перед жизнью? Или ты думаешь, что жизнь слишком тяжелая для тебя штука, и ты не можешь ее принять?

– Послушайте… – начал Ланселот.

Калагэн не дал ему продолжить.

– Однажды я сказал, что ты сукин сын, Ланселот, – сказал он почти ласково. – Я был неправ. Такое определение было бы слишком большим комплиментом для тебя: ты хуже, чем сукин сын. Может, я придумаю нужное слово и скажу тебе, когда мы встретимся в одиннадцать тридцать в Гранд Отеле.

– Меня здесь не будет в 11.30, так что не трудись идти сюда. Если бы я был здесь, то не стал встречаться с тобой. Ты очень высокого мнения о себе, Калагэн, не так ли? Пошел ты к черту.

– Хорошо, – согласился Калагэн. – Пусть я пойду к черту. Но даже это не поможет тебе. Я тебе скажу такое, мерзкий ублюдок, что ты будешь вынужден слушать меня, и тебе понравится, что я скажу!

В голосе Калагэна послышался металл. Он говорил очень тихо, но слова производили особый эффект: как будто через телефонную трубку ударяли по барабанным перепонкам Ланселота.

– Я приду в одиннадцать тридцать – жестко приказал Калагэн. – Ты будешь в своем номере и приготовишь к моему приходу бутылку виски и сифон с содовой. Если тебя там не окажется, я пойду и найду тебя. Когда я тебя найду, я вытрясу из тебя душу, а когда ты выйдешь из больницы, я сделаю так, чтоб тебя арестовали и бросили в тюрьму, как последнего жулика, которого поймали с поличным. Понятно?

– Да неужели… – презрительно хмыкнул Ланселот. – И могу я поинтересоваться, по какому обвинению?

Калагэн начал врать. В его голосе послышалась та неподдельная искренность, которая всегда сопровождала у него самую явную ложь. Он сказал:

– Все улики против тебя, которые мне были нужны, у меня уже есть…, ты, недоумок. У меня есть доказательства, что ты вместе с неким типом по имени Блейз и твоей кузиной Эсме Вендейн замышляли похитить драгоценности в Марграуде. Но вам не повезло, так как майор оказался слишком догадливым, и к тому же Эсме решила, что для нее будет лучше, если она скажет правду. У меня достаточно фактов против тебя, чтобы упрятать тебя за решетку на пять лет, ты, жалкий, никчемный неудачник. Ну, как тебе это нравится?

– Господи, – пробормотал Ланселот. – Все это чушь. Это…

– Черта с два, – сказал Калагэн. – А на твоем месте я не рассчитывал бы на то, что это чушь. Так что ты будешь в этой гостинице в 11.30, или я выбью тебе все твои зубы и заставлю их проглотить.

Он повесил трубку и вышел на Хей Хилл. Было четверть восьмого. Он направился в сторону Албермарл стрит к Джуэл Клубу.

Он подумал о том, что вечер у Ланселота будет не из приятных. Он представил себе, что Ланселот проведет часа два-три, не находя себе места, пытаясь отгадать, что Калагэн собирается с ним сделать. Калагэн усмехнулся, довольный собой.

* * *

Мисс Паула Роше, которая скромно сидела в углу помещения Джуэл Клуб, смотрела через стол на Калагэна с дружелюбием, граничащим с обожанием. Она уже поглотила великолепный обед и с удовольствием выпила три коктейля и почти две бутылки шампанского. Она с большим изяществом держала в своих длинных пальцах ножку фужера, отставив мизинец, что, по ее убеждению, соответствовало представлению о хороших манерах.

Мисс Роше была близка к тому, чтобы довольствоваться жизнью. Пусть войны начинаются и кончаются, думала Паула, а я вот здесь, и все тут. Она считала, что она прекрасно выглядела, – правда, первые признаки появились… чтобы замаскировать начинающие полнеть бедра, ей приходилось втискивать их в одежду на два размера меньше.

Грудь ее была упакована в новый лифчик, изобретенный некой дамой, понимающей что значит "высокая грудь", и он соответствовал своему назначению на сто процентов.

У Паулы было ощущение, что она "на высоте", во всем где было нужно. После сорока пяти минут борьбы не на жизнь, а на смерть перед зеркалом в своей спальне, ее лицо приобрело персиковый оттенок, наложенный слоем не меньше одной шестнадцатой дюйма в толщину. Ее брови, выщипанные до предела, самой ей казались верхом совершенства – даже если на беспристрастный взгляд они напоминали дорожку, оставленную неразумной и хилой сороконожкой, лапки которой были вымазаны индийскими чернилами. Веки ее, подкрашенные синей тенью, хотя и могли вызвать у какого-нибудь стороннего наблюдателя предположение, что Паула около трех лет не высыпалась как следует, по мнению самой Паулы, выражали некую изысканную усталость и склонность к любви – и уж, конечно, были знаками высшего благородства.

Она сказала:

– Мне… Я всегда была из тех, для кого большое значение имеет чувство собственного достоинства – именно это я хочу сказать

– "чувство собственного достоинства", и я не имею в виду ничего другого. Моя квартирная хозяйка, – в общем, я называю ее хозяйкой, хотя она скорее для меня прислуга – так вот, она на днях сказала мне: "Мисс Роше, что меня беспокоит, так это эти самые немцы. Что мы будем делать, если они придут сюда?"

– Я набросилась на нее, – продолжала Паула. – Я сказала: "Если они придут сюда, миссис Карровей… если такое произойдет, тогда вам потребуется прежде всего воинственный дух и чувство собственного достоинства, особенно чувство собственного достоинства".

Она говорит: "О, ну и что хорошего из этого выйдет? Им не нужно чувство собственного достоинства; то, что им нужно – это пара гранат". Тогда я опять набросилась на нее и сказала: "Миссис Карровей, гранаты – это для солдат, но женщине, если она леди, нужно чувство собственного достоинства. Если бы мне пришлось столкнуться с немецким офицером высокого ранга, я бы просто пожала плечами и сказала: "Герр капитан, мне бы хотелось, чтобы вы поняли, что здесь у вас ничего не выйдет. По крайней мере, с Паулой Роше номер не пройдет" и я бы окатила его ледяным взглядом". "Да, конечно, – говорит она. – Но, предположим, что ваш взгляд на него не подействовал. Что тогда, мисс Роше?"