Галина Серебрякова - Маркс и Энгельс

• Название: Маркс и Энгельс
• Автор: Галина Серебрякова
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1966

Эта книга — первая научно-художественная биография Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Она рассказывает, как формировались их взгляды, как вступили они на путь борцов за освобождение трудящихся, возглавили революционную борьбу рабочего класса и вооружили его новой теорией — великим орудием преобразования мира.

В книге представлены иллюстрации.

---

Грубая ошибка немцев заключается в том, что они представляют себе, будто революцию можно сделать в один день. На самом же деле она представляет собою многолетний процесс развития масс…»

Энгельс обнаружил в материалах Маркса экземпляр с изменениями и добавлениями, которые необходимо было сделать к французскому изданию первого тома «Капитала», и решил переработать теоретическую часть некоторых глав, как это было задумано автором.

Он работал без устали. «Третье издание I тома «Капитала» требует от меня каторжной работы», — говорил он часто.

В середине августа 1883 года Энгельс отправился на отдых в Истборн, но и здесь он не расставался с корректурными листами третьего немецкого издания. Выбор жилья оказался не совсем удачным, рядом в одной комнате жили трое взрослых и двое маленьких детей, и Энгельс в письмах жаловался на помехи в работе. И однако не терял времени, мечтая лишь об одном: сделать все возможное, чтобы новое издание первого тома «Капитала» появилось как можно скорее. Книга вышла в свет в феврале 1884 года в Германии.

«Марксу не суждено было самому подготовить к печати это третье издание, — писал Энгельс в предисловии, — могучий мыслитель, перед величием которого в настоящее время склоняются даже его противники, умер 14 марта 1883 года.

На меня, потерявшего в лице Маркса человека, с которым я был связан сорокалетней теснейшей дружбой, друга, которому я обязан больше, чем это может быть выражено словами, — на меня падает теперь долг выпустить в свет как это третье издание пёрвого тома, так и второй том, оставленный Марксом в виде рукописи. О выполнении мною первой части этого долга я и даю здесь отчет читателю».

Энгельс не только подготовил к печати третье, а затем и четвертое издание первого тома «Капитала» на языке оригинала, но и редактировал перевод его на английский язык. Кроме того, при жизни Энгельса, при его участии и с его помощью первый том «Капитала» выходил еще три раза в Лондоне, три издания было предпринято в Нью-Йорке и еще по одному изданию на французском, датском, испанском, итальянском, польском, голландском языках, не считая целого ряда других неполных изданий.

Сознание, что время проходит и надо работать эй двоих, вызывало новый прилив энергии. Ни один исследователь никогда не объяснит, каким образом Энгельс смог за короткий срок проделать столь большую работу, если не примет во внимание главное — любовь к усопшему другу, вдохновенье и решимость доказать врагам, что, хотя прах Маркса уже покоится на Хайгейтском кладбище, марксизм продолжает свое победное шествие по планете.

Энгельс отредактировал и отчасти дописал второй и третий тома «Капитала», подготовил к печати тысячи страниц неопубликованных Марксовых рукописей, помогал своему другу, английскому юристу С. Муру переводить «Капитал» на английский язык, редактировал переводы трудов Маркса и своих работ на многие европейские языки.

«К сожалению, мне все время мешает то, что приходится просматривать множество переводов на французский, английский, итальянский и датский языки, — писал Энгельс Беккеру, — причем в большинстве случаев они в этом весьма нуждаются. К счастью, я не настолько знаю русский и польский, чтобы редактировать на этих языках, а не то этому вообще не было бы конца. Но это может служить тебе доказательством того, какое широкое международное распространение получил теперь наш коммунизм, и поэтому всегда радуешься, если можешь содействовать его дальнейшему распространению».

Основной литературной работе Энгельс по раз и навсегда заведенному порядку посвящал целиком утренние и дневные часы. Вечернее время уходило на чтение газет, переписку с друзьями и соратниками, редактирование, партийные дела. Внимательно следил он за развитием социалистического движения в Германии, США, России, Франции, Англии, развивал выработанные совместно с Марксом новые методы пролетарской тактики и политики. Он считал, что коммунистическое движение будет повсюду развиваться по- разному «в зависимости от места и народа», и поэтому так отличались во всем советы и указания, которые он давал своим соратникам.

«Нельзя предписывать французам, чтобы они развивались на немецкий лад», — писал Энгельс в редакцию газеты «Социал-демократ».

В эти насыщенные работой дни в Лондон приехал Герман Лопатин. Как родному, ему обрадовались в доме на Риджентс-парк-род, № 122.

Минувшие годы прошли для Лопатина бурно, значительно и тяжко, но он был в том возрасте, когда испытания еще не сгибают, не грозят сломать волю и здоровье, а, наоборот, закаляют и облагораживают истинно сильного человека. Герман возмужал, окреп в схватках.

Фридрих крепко обнял его, как желанного сына.

— Ты молодец, Герман, и знаю, как всегда смел до безумия. Надеюсь все-таки, что смелость ты привез с собой, но оставил безумие на родине, — сказал он ему по-русски.

От радостного волнения, которое не хотелось скрывать, Лопатин молчал, не выпуская руки того, кого считал вторым из величайших умов века.

— Увы, ты опоздал, — продолжал уже тише Энгельс, — Мавра нет с нами. Как он высоко ценил тебя, дружище. «Не многих людей я так люблю и уважаю, как его», — сказал о тебе Маркс. Ты можешь этим гордиться.

Могучее хладнокровие и выдержка, присущие в любых случаях Лопатину, на миг покинули его. Он отвернулся к стене и снял очки. Глаза его увлажнились.

— Какое несчастье, что я прибыл из России слишком поздно. Четырнадцатого марта, в день смерти Мавра, я перешел границу и мысленно уже видел себя в Лондоне на Мэйтленд-парк-род. Когда в Женеве мне сказали, что мир опустел и не стало Маркса, я крикнул: не может быть! И сейчас я готов повторить: не может быть. Не должно быть!

В кабинет вошла Ленхен. Ее появление рассеяло гнетущую атмосферу.

— Как хорошо, что вы снова с нами. Я всегда тревожусь о наших друзьях-русских. Царь не очень-то церемонится со своими подданными. Для него виселицы то же, что качели. Мавр и Генерал предсказывали не раз, что русские банкиры и деспоты полетит- таки вверх тормашками.

— Если бы это было не так, я считал бы себя и своих товарищей окончательными банкротами и ослами, — оживился Лопатин.

— Ты прав, — начал Энгельс и протянул Герману сигару и спички. — В России сочетаются все условия, необходимые, чтобы произошел революционный взрыв. Возможно, революцию у тебя на родине, Герман, начнут высшие классы Петербурга, может быть, даже правительственные сферы, но народ этим не удовольствуется, пойдет дальше и выведет ее за грань первой конституционной фазы. А может случиться так, что царя вынудят созвать Земский собор, а это неизбежно приведет к радикальному, не только политическому, но и социальному переустройству.

Энгельс прошелся по комнате. Он курил, медленно затягиваясь, и с заметным удовольствием выпускал голубой дым замысловатыми кольцами. Ленхен шире распахнула окно. Был ясный день, и небо казалось зеленовато-голубым, как морская гладь.

— Карл и я верили всегда в громадное значение выборов. Это школа для народа. Открытая избирательная борьба — наилучшая пропаганда, более успешная, нежели любые книжки, тайные листовки и разъяснения, — продолжал Энгельс громко. В последнее время, особенно после смерти Маркса, он стал туг на левое ухо и, слыша недостаточно хорошо, когда говорили другие, сам часто повышал голос в разговоре.

— Мы с Карлом считали и не ошиблись, что Россия похожа на минированное поле и к бикфордову шнуру остается только поднести огонь, чтобы деспотизм взлетел на воздух. Царизм вступает во все более вопиющее противоречие со взглядами просвещенных классов, в особенности с быстро растущей буржуазией. Самодержавие то делает уступки либерализму, то с испугу берет их обратно и тем самым запутывается все сильнее и подрывает к себе всякое доверие в народе. Но я еще не слышал, как удалось тебе вырваться тайно из России, где, надо думать, по тебе плачут жандармы. А вот и Тусси, твой старый, верный друг.

Элеонора радостно протянула Герману руку.

— Вы живы, здоровы, это главное. Как были бы рады вам Мавр и Мэмэ!

— За всю свою жизнь я не встречал более гостеприимных и любезных людей, нежели доктор Маркс и его супруга. А как я страшился холодного приема! Ведь знаменитости и великие люди бывают иногда несносно чопорны, надменны, равнодушны. Подобных Марксу и вам, Энгельс, нет больше людей на свете. Истинно гениальное всегда…

— Та-та-та, замолчи, дружище, — с нарочитой резкостью прервал Германа Энгельс. — О Марксе мы рады слышать все, что вырывается из твоего сердца, но обо мне прошу никогда не декламировать в столь патетическом тоне, иначе это испортит наши добрые отношения. Маркс и я, как ты помнишь, терпеть не могли славословья и гипербол. Мы всегда жестоко высмеивали, а то и ругали за попытки создания чьего-либо культика. Все это, друг, остатки варварства и времен рабства в сознании. Мерзость! Ну, а! теперь, покуда наступит блаженное время обеда, чревоугодия, воспетого Рабле, мы с тобой продолжим разговор о России. Это, несомненно, страна великой судьбы. Я часто думаю о том, сколько крови свободолюбцев уже пролилось ради ее будущей революционной славы. Твоя родина, Герман, сегодня — это Франция 1789 года. Она законно и правомерно явится первооткрывателем совершенно нового социального устройства. Так-то, мой молодой друг, часто я думаю о ближайших судьбах революции и жду взрыва в России. Более того, ты, несомненно, увидишь великое преобразование своей страны. Если б я был моложе! Но ты принадлежишь к счастливому поколению. Не могу не завидовать тебе.