Григорий Мещеряков - Отыщите меня

• Название: Отыщите меня
• Автор: Григорий Мещеряков
• Издательство: Пермское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1990
• ISBN: 5-7625-0185-X

Повесть о драматических судьбах подростков военных лет, чьи родители были репрессированы или погибли на войне. Написана на документальном материале.

---

Я целую моего дорогого сына Павла и кланяюсь Вам, уважаемая няня Нюся.

Ваш Богумил Пашка». 4

Почти весь долгий путь от границы до Москвы папа молчал, а Павел смотрел в окно вагона. В Москве они жили в какой-то очень высокой гостинице пять дней. Потом с одним чемоданом приехали в Воронеж. Город походил на деревню, выглядел старым и зеленым. Широких улиц мало, больше узких, извилистых, много тенистых закоулков. Потрескавшийся асфальт был только в центре и кое-где на тротуарах. Вымощенные камнем улицы в сухую погоду были душными и пыльными, а в сырую на дороге грязь и лужи. После дождя вода стекает в овраги и ручейками бежит к реке. Набережная во многих местах заросла, у самого берега островками торчал камыш. Длинный мост протянулся с одного на другой берег, и если смотреть с холма, то это места вызывает в памяти Дунай. Высокий, недавно построенный трехэтажный дом стоял кварталах в трех от реки и выделялся среди остальных. Дома вокруг были одно-двухэтажные и деревянные, с почерневшими от времени стенами, некоторые побелены и потому бойко и весело смотрели на улицу. Толстые и кряжистые деревья уткнулись ветками в окна, словно заглядывали вовнутрь.

В новом доме было три подъезда, много лестничных площадок. Мальчишки из соседних домов приходили кататься на перилах с поворотами. Большая квартира на втором этаже сразу понравилась Павлу. Обе комнаты просторные и светлые, а в коридоре можно играть в мяч. На кухне вполне поместятся стол со стульями, шкаф и диван. Целый месяц квартира была пустой, папа не привозил никакой мебели, кроме двух железных кроватей. Завтракали и ужинали бутербродами с молоком, а обедать Павел ходил в закусочную напротив дома, где пожилая посудомойщица приветливо встречала и старалась накормить повкусней. Папа рано уходил на авиационный завод и возвращался вечером. Он усаживал Павла на кровать и принимался учить русским словам. Они запоминались быстро, но с трудом складывались в; предложения и фразы. Папа не знал, что Павла еще учили разным словам мальчишки из соседних домов. Они иногда звали поиграть в ножички или «вышибалы» и наперебой заставляли запоминать новые слова, среди которых были и ругательные. Об этом сказала Павлу посудомойщица в закусочной, когда однажды услышала их от Павла:

— От кого это ты такого набрался? Забудь и запомни, это матершинные слова!

Что значит «матершинные», Павлу тоже было сначала непонятно.

Папа часто ездил в Москву, в Коминтерн и еще по каким-то заводским делам в наркомат. Павел оставался один и очень боялся. Тогда папа решил нанять домработницу. К радости Павла, он предложил посудомойщице из закусочной, и она сразу же согласилась, потому что была из какой-то далекой деревни и в Воронеже не имела своей комнаты, так и скиталась по разным углам. Про свою семью она никогда не рассказывала, а может быть, у нее своей семьи совсем не было.

— Как вас зовут? — при первом знакомстве спросил ее папа.

— Анфиса.

Имя это трудно произносилось, и всегда путались ударения, что вызывало у нее смех.

— Зовите меня попроще, — как-то сказала она, — няней или Нюсей.

И стали звать ее няней Нюсей.

Первый раз пришла она с маленьким расписным деревянным сундучком. В нем она хранила грубошерстные нитки и ситцевые платья. Няня Нюся облюбовала для себя кухню, папа купил диван, и на нем она спала. У мягкого дивана была высокая спинка с козырьком и зеркалом. На козырьке няня Нюся держала вязанье. Она редко выходила из кухни, днями сидела на диване и проворно работала спицами. Няня Нюся каждый день жарила на сковородке вкусные блины или оладьи. Павел больше всего полюбил оладьи. Они у няни Нюси получались пышными и ароматными, как пончики, с розовой хрустящей корочкой. Между делами она, запинаясь, вслух читала газеты, которые каждый вечер приносил папа. Часто подзывала Павла и принималась учить его разным буквам. Сама же хотела научиться еще и писать. Но у нее не выходили прописные буквы, и тогда она их писала печатными, как в книгах или газетах. Буквы получались неровными, плясали в разные стороны, и няня Нюся очень смеялась. Еще больше веселилась, когда Павел неправильно произносил и путал русские слова и коверкал фразы. Тогда они вместе хлопали в ладоши и много раз повторяли одно и то же слово, пока Павел не запомнит его.

— У тебя мозги хорошо варят, ты будешь в школе получать на уроках одни отличные отметки, — улыбаясь, говорила она.

Няня Нюся папу стеснялась, старалась быть при нем серьезной и молчаливой. Папа на это не обращал внимания. Когда он приходил домой с гостями, няня Нюся пекла целую башню блинов и гору оладий, поила всех ядрененьким квасом и подносила по стаканчику медовушки. Все это она готовила сама. Провожая гостей, няня Нюся каждому кланялась в пояс, у нее была такая привычка. Она кланялась и папе у порога, когда он уходил из дому или приходил после работы. Иногда папа спрашивал у няни Нюси что-нибудь ему непонятное, и тут она преображалась, отвечала обстоятельно.

— Скажите, няня Нюся, что означают русские слова «скрипит, как колымага»?

— Уж не про вас ли кто так сказал, Богумил Густавич? — с беспокойством переспрашивала она.

— Нет, — смеется папа, — но я часто слышу…

— Как вам сказать-то попроще? — начинает объяснять няня Нюся. — В народе часто этак говорят. Захотели посмеяться ли над кем, у кого голос неласковый и скрипучий, про того и скажут. Или, бывалоча, про того говорят, кто покою не дает, все-то кряхтит, бурчит, в голос вздыхает, аж душу вытянет, и все-то ему неладно, на все-то у него пустяшная обида иль зло. Уж позарез надоел, и люди уж про то забыли, а он все свое, прямо-таки уши слушать его занемогут, как скрып колымаги на дороге. Оно и в сам-то деле изведет, ежели колымага скрыпучая и дорога долгая… Колымага-та не то что телега, а с прутьями и оградкой, хотя тоже на двух осях и четырех колесах с чекой. Бывает, колесо упрямое о чеку трется, оттудова и скрып идет. А его, проклятого, мажь не мажь — все равно без пользы, хоть подмазывай коровьим маслом. Пуще того, если прутки вплотную не закреплены и оградка расшаталась, тут-ка в пустой колымаге на разные голоса все заскрыпит, как в испорченной музыке, и совсем хоть уши наглухо затыкай. В груженой колымаге или с сеном, то поменее скрыпу, да и наверху не так слышно. Но не дай бог в пустой ехать, иззудит, скрыпучая, хоть с конного двора не выезжай. Первым делом тут-ка надо всю колымагу перетягивать да колесо с чекой заменять. Вот как все это происходит в нашей деревенской жизни…

О маме не было никаких известий, папа сам волновался и успокаивал Павла. Хотелось, чтобы она скорее приехала сюда, и тогда они все вместе станут жить спокойно, без тревог и ожиданий. По большим праздникам папа брал Павла с собой на демонстрацию. Город весь украшен, кругом многоцветно, ярко, весело. Играют гармошки, балалайки и настоящие духовые оркестры. Люди ноют и танцуют, они проходят с цветными шарами мимо высокой фанерной трибуны и громко кричат «ура!». Папа в выглаженном костюме и в галстуке, с красной ленточкой на лацкане пиджака ведет Павла за руку или несет на плечах в окружении своих друзей, таких же праздничных и веселых, как и он. Над головами много знамен и портретов, высоко подняты полотна с лозунгами. Весь день город на ногах и до поздней ночи. К концу Павел очень уставал и чуть ли не валился с ног, но уходить не хотел. По выходным дням папа водил Павла на городской стадион смотреть спартакиады, там больше всего нравились живые пирамиды и футбол. Несколько раз они ходили в клуб на художественные олимпиады, где взрослые и школьники пели и танцевали на сцене, декламировали стихи и показывали литмонтаж. Павлу было все очень интересно, и жизнь казалась ему праздником. Но впереди он ждал свой самый большой праздник — учебу в школе. Папа из Москвы привез букварь и учебники, в другой раз выложил тетрадки, карандаши и пенал. Позднее купил кожаный портфель. Сверстники Павла уже перешли в третий класс, и ему пришлось догонять их. Труда и переводных испытаний было много, а радости куда меньше, чем ждал.

Но тут разразилась война, и жизнь пришла в смятение. По дорогам во все стороны света двинулись машины, люди, обозы. Начались налеты и бомбежки. С няней Нюсей прятались в подвале дома. Уходили в какую-то темную нору. Няня Нюся почти каждую минуту крестилась и приговаривала:

— Упаси бог, упаси бог…

Павла она ни на шаг не отпускала и крепко держала за воротничок куртки, чтобы он не вырвался. Беженцы обезумели от страха, тащили узлы и вещи, с криком, плачем просились уехать на восток хоть на чем попало. Папа вечером появлялся на несколько минут. Он был занят эвакуацией завода. Ночи стояли душные, земля и дома не успевали охлаждаться от солнечного зноя. В кустах и траве верещали, мирно стрекотали кузнечики и цикады. Молчаливый и удрученный папа с чемоданом в руке привел Павла и няню Нюсю к станции. Она обняла обеими руками свой сундучок да так всю дорогу и держала. Няня Нюся хроменькая, одна нога у нее короче другой. Обычно это мало было заметно. Но когда она волновалась или торопилась, то так сильно припадала на левую ногу, что казалось, вот-вот упадет. Вещей с собой взяли совсем мало. Игрушки и медвежонок остались в квартире.