Михаил Пыляев - Старая Москва. История былой жизни первопрестольной столицы

• Название: Старая Москва. История былой жизни первопрестольной столицы
• Автор: Михаил Пыляев
• Жанр: Биографии и Мемуары

«Старая Москва» Михаила Ивановича Пыляева – уникальная энциклопедия-путеводитель по той матушке-Москве, о которой ходили легенды уже в XIX столетии. В отличие от императорского Петербурга, Москва так и осталась царским городом, сохранив тягу к привольной и роскошной жизни, где дом любого вельможи представлял собой двор самодержавного властителя в миниатюре. Это памятник той, теперь уже былинной эпохе, когда облик города и неповторимую московскую атмосферу определяли известные исторические личности – Новиков, Румянцев, Суворов, Орлов, представители знатнейших семейств – Нарышкиных, Шереметевых, Юсуповых, Голицыных. Они строили дворцы и закладывали парки, держали театры, устраивали празднества, на которых не один день от всей души веселился целый город.

Истории, составившие эту книгу, редко встретишь в исторических трудах. Это неповторимые и яркие моменты жизни, какими они запомнились современникам этих событий. Грустные, поучительные, забавные, увлекательные – все они подлинные, как и портреты основных действующих лиц.

---

По этому случаю граф К. Г. Разумовский сказал князю Прозоровскому:

– Вот расхвастался, как город взял! Старичонка, скорченного геморроидами, взял под караул. Да одного бы десятского или будочника за ним послать, так и притащили бы его.

Для следствия над Новиковым прислан был в Москву известный Шешковский, и после вопросных пунктов, данных им Новикову, на которые он отвечал удовлетворительно, ему была предложена подписка в том, что он отказывается от своих убеждений и признает их ложными. Новиков не согласился дать подписку и был отправлен в Шлиссельбург; по просьбе его ему было дозволено взять с собою одну книгу – Библию, которую он читал во время своего заточения и выучил всю наизусть.

В Шлиссельбурге сначала содержали его очень строго, но впоследствии императрица дозволила ему прогуливаться внутри крепости. Там Новиков содержался до вступления на престол Павла I. О судьбе Новикова в Москве ходили разные тайные слухи. Так, в дневнике А. Т. Болотова находим под числом 12 января 1796 года:

«Славного Новикова и дом, и все имение, и книги продаются в Москве из магистрата, с аукциона – и типография, и книги, и все. Особливое нечто значило. По-видимому, справедлив тот слух, что его нет уже в живых – сего восстановителя литературы».

После Новикова университетская типография поступила на откуп к известному в свое время архитектору, ученику и помощнику Баженова, Василию Ивановичу Окорокову, с его родственником Цветушкиным В это время типография и книжная и газетная лавка перемещены были от Воскресенских ворот на Тверскую, в дом бывшей Межевой канцелярии, который впоследствии был пожалован Екатериною II Московскому университету.

С этого времени и Вражский Успенский переулок, идущий с Тверской на Никитскую улицу, стал называться «Газетным», потому что в нем была первая газетная лавка, где подписчикам раздавались московские газеты. Впоследствии там, где была книжная лавка, существовала церковь университетского благородного пансиона.

По возвращении из Шлиссельбурга Новиков по зимам жил в Москве, а летом в селе Авдотьине; приехал он из ссылки дряхлым стариком, в разодранном тулупе. Московские старожилы, жившие еще в пятидесятых годах, хорошо помнили старика Новикова, ходившего с палкой, в гороховом широком сюртуке, черном бархатном жилете и белом галстуке. Черные волосы его, уже тогда редкие на лбу и на висках, зачесанные назад, открывали красивый его лоб, брови его дугою, орлиный нос; нижняя часть лица выражала кротость и добродушие.

Вот как описала наружность Новикова княгиня Е. Р. Дашкова в письме к И. В. Лопухину:

«Мне он тотчас же бросился в глаза, и я бы тотчас его узнала, без всех ваших рекомендаций, по одному его черному пасторскому кафтану, по его башмакам с черными, особенно глянцевитыми пряжками. Лицо его открыто; но не знаю, я как-то боюсь его: в его прекрасном лице есть что-то тайное».

Всегдашним спутником Новикова в прогулках по улицам Москвы был его душевный друг, тоже масон, бывший правитель канцелярии главнокомандующего в Москве графа Чернышева О. И. Гамалея; последний был небольшого роста, имел высокий лоб, маленькие глаза с нависшими бровями; в обществе был молчалив, отчего казался суровым, но у себя в кабинете был очень ласков и словоохотлив, говорил очень убедительно и с одушевлением.

Вышедши в отставку, он не имел ничего и потому был приглашен Новиковым жить у него в деревне, где к окошку его комнаты приходило множество нищих, и он всегда сам выходил на крыльцо, разговаривал с ними и раздавал медные деньги. Гамалея получал пенсии сто рублей в год; в службе он был бескорыстен и никогда никто не смел ничего предложить ему в знак благодарности. Рассказывают, что один богатый московский купец, будучи чем-то ему обязан, хотел угостить его обедом и, узнав, что он любит рыбный стол, достав лучшую и редкую рыбу, он позвал своих знакомых и пригласил Гамалея; последний принял его приглашение только с условием, чтобы весь стол был приготовлен из любимой его рыбы, самой дешевой плотвы.

Купец понял намерение честного Гамалея, отказал своим гостям и должен был с ним вдвоем есть плотву, которой, может, и вкусу до того времени не знал.

Сам Новиков был такой же глубоко религиозный и чисто нравственный человек, как и друг его; про него выразился митрополит Платон:

«Дай Бог, чтобы во всем мире были христиане таковые, как Новиков».

Новиков обладал огромными талантами, образованием и благороднейшим характером; он был главою кружка московских масонов; лучшие люди его времени, как, например, граф Чернышев, Лопухин, Репнин, Тургенев, митрополиты Платон, Михаил (Десницкой) и Серафим (Глаголевской), считали его своим другом.

Новиков умел адептам своим словом внушать подвиги чисто христианской братской любви.

Известен, например, следующий случай, когда в Москве был голод и на съестные припасы стояла неслыханная дороговизна. В одном из собраний своего общества бедствия неимущего класса были описаны им так красноречиво, что один из слушателей встал, подошел к оратору и прошептал ему что-то на ухо; это был человек нестарый, известный богач, премьер-майор Г. М. Походяшин18. Речь Новикова так сильно на него подействовала, что он тут же отдал на помощь бедным все свое огромное состояние.

На деньги этого богача Новиковым была открыта безденежная раздача хлеба неимущим в Москве; это изумило всех москвичей, хотя и привыкших к благотворительным действиям Новикова. Никто не мог понять, откуда взялись средства к такому благодеянию, когда четверть ржи стоила двадцать рублей.

С этой минуты добровольно разорившийся Походяшин исполнился какого-то благоговения к Новикову. В Москве думали, что он разорился на лечение своей жены, и только впоследствии узнали настоящую причину его бедности. Походяшин пережил Новикова; над смертным одром его висел портрет Новикова и смотреть на него было единственным утешением человека, жившего когда-то в роскоши и умиравшего на чердаке в положении, близком к нищете. Просвещеннейшие москвичи весьма сочувственно относились к деятельности Новикова и были усерднейшими его адептами. Но, несмотря на все добрые дела московских масонов и очевиднейшую их благонамеренность, в тогдашнем обществе об них ходила самая дурная слава.

Одной из важнейших причин такой дурной славы, без сомнения, должно считать ту таинственность, в которую их учение облекало все собрания. Державин говорит о своей тетке Блудовой, считающей появившихся в Москве масонов отступниками от веры, еретиками, богохульниками, преданными антихристу, о которых разглашали невероятные басни, что они заочно за несколько тысяч верст неприятелей своих умерщвляют, и тому подобные бредни.

Про масонов говорили также, что в их обществе мужчины и женщины живут все безразлично одни с другими, что члены их дурачат идиотов и обирают их, что они идолопоклонники, служения свои производят на высотах или подвалах, причем исполняют многие магические обряды, проводят на земле черты и фигуры, разводят огни, делают заклинания, клянутся на мертвой голове, спят в гробах со скелетами и проч.

Рассказывали также про обряды посвящения, что брали при этом клятвы служить дьяволу. Также порицали все знаки и непонятные слова для профанов при встречах и при разговорах масонов друг с другом.

Но вот кто были эти страшные московские масоны, или мартинисты, во главе которых стоял Новиков. По словам записки Карамзина, составленной для того, чтобы напомнить о печальной судьбе семейства Новикова, они были не что иное, как христианские мистики; толковали природу и человека, искали таинственного смысла в Ветхом и Новом Завете, хвалились древними преданиями, унижали школьную мудрость и проч.; но требовали истинных христианских добродетелей от учеников своих, не вмешивались в политику и ставили в закон верность к государю.

Помимо этого, мартинисты имели и другое глубокое значение: они проповедовали чистую евангельскую любовь, не щадили капиталов в пользу благотворительности бедным и несчастным, и заботились об устройстве больниц, аптек и школ. Нравственная сторона их учения заслуживает полной симпатии; она вполне объяснена в «Катехизисе» П. В. Лопухина, отпечатанном на французском языке, и в других масонских сочинениях.

Наклонность к мистицизму, составлявшему одно из существенных качеств масонов, была характеристическою чертою века; мистицизм возник в противовес крайнему учению энциклопедистов.

Существует рассказ, что глубоко религиозный Новиков был выбран друзьями-масонами без всяких предварительных объяснений. Однажды посещавшие его приятели собрались к нему в известном числе и, после небольшого вступления, не требуя от него обета, прочли ему принятие и против ожидания его поздравили членом своего общества.

– Мы знаем тебя, – говорили они, – знаем, что ты – честный человек, и уверены, что не нарушишь тайны.