Мишель Турнье - Каспар, Мельхиор и Бальтазар

• Название: Каспар, Мельхиор и Бальтазар
• Автор: Мишель Турнье
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-94278-710-7

Мишель Турнье не оспаривает евангелиста, но создает свою историю о волхвах, принесших загадочные дары к вифлеемской колыбели… Как Булгаков с историей о Пилате, он играет с историей волхвов, царей с Востока. Царь Мероэ, принц Пальмиры, владыка Ниппура… Откуда они пришли и куда отправились дальше?

Все, что говорит о волхвах евангелист, является правдой, утверждает писатель, Однако это не вся правда. Дело в том, что на самом деле, волхвов было четверо…

---

Вначале над Иудиными горами разразилась гроза, превратившая пересохшие русла рек и каменистые овраги в яростные потоки воды. Люди и слоны, быть может, примирились бы с этим освежающим душем, если бы не приходилось с мучительным трудом передвигаться по топи. Наконец внезапно выглянуло солнце, и от влажной земли стали подниматься густые испарения. Все охорашивались под полуденными лучами, как вдруг страшный рев ледяным холодом пробрал путешественников до мозга костей. Они хорошо понимали язык слонов, и у них не было сомнений: крик, который донесся до них, означал муки и смерть. Мгновение спустя замыкавший шествие слон Джина бешеным галопом проскакал вперед, подняв хобот, распустив уши веером, расшвыривая и сокрушая все на своем пути. Кто-то был убит, кто-то ранен, слон Асура опрокинут на землю со всей своей кладью. Понадобились долгие усилия, чтобы навести какой-то порядок. После чего отрядили людей на поиски несчастного слона, следы которого было легко обнаружить на песке, поросшем кустами и колючками. Слон, охваченный внезапным безумием, успел убежать далеко, и караванщики только затемно добрались до конца его пути. Сначала они услышали мощное жужжание, идущее со дна оврага глубиной в сто локтей, словно там скрывалась дюжина ульев. Они подошли ближе. Нет, это были не пчелы, а осы, а ульем служило тело несчастного слона — он был одет черно-золотым панцирем из насекомых, который вздрагивал, как кипящее растительное масло. Караванщики сразу поняли, что произошло. Джина нес груз сахара, сахар растаял под дождем, покрыв шкуру слона липким сиропом. Оказавшийся поблизости осиный рой довершил дело. Само собой, прокусить кожу слона осы не могли, но у него были глаза, уши, кончик хобота, не говоря уже о чувствительных и нежных органах, расположенных под хвостом и поблизости от него. Люди не смели приблизиться к бедняге. Им оставалось только убедиться в том, что слон погиб, а с ним и сахар, который он нес. На другой день Таор и его свита с двумя оставшимися слонами вступили в Вифлеем.

Суматоха, которую вызвала в стране официальная перепись населения, обязавшая каждого явиться к месту своего рождения, продолжалась всего несколько дней. Разъезды кончились, и люди вернулись восвояси. Жители Вифлеема зажили привычной жизнью, однако улицы и площади деревни, как обычно после праздников или ярмарок, еще были завалены пучками соломы, конским пометом, сломанными корзинами, сгнившими фруктами и даже разбитыми повозками и больными животными. Взрослые жители, усталые и пресыщенные, отнеслись к слонам и свите Таора без большого интереса, но здесь, как и повсюду, к ним прилипла стайка маленьких оборванцев — восторженно глазея на пришельцев, они в то же время клянчили милостыню. Трактирщик, которого Таору указали трое царей, объяснил, что мужчина и женщина с ребенком, выполнив необходимые формальности, уехали из Вифлеема. Но куда? На этот вопрос трактирщик ответить не мог. Наверно, на север, в Назарет, откуда они и прибыли.

Таор посовещался с Сири. Тот мечтал об одном — поскорее вернуться в Эйлат, где на якоре стояли корабли, и там дожидаться перемены муссона, чтобы плыть в Мангалуру. Сири напомнил принцу, в каком плачевном состоянии находится караван: они лишились трех слонов из пяти, есть погибшие, больные, кое-кто пропал: то ли сбежал, то ли похищен, а денег и съестных припасов почти не осталось — это может подтвердить казначей Драома. Таор слушал своего раба с удивлением. Это был язык здравого смысла, он сам рассуждал так еще совсем недавно. Но в нем свершилась громадная перемена. Когда именно? Таор не мог этого сказать, но он слушал доводы Сири, как слушают детскую считалочку, допотопную и не имеющую никакого отношения к реальной жизни и насущным ее потребностям. Каким потребностям? Найти Младенца и открыть ему свою душу. Таор не мог уже больше обманывать себя: сквозь ничтожную цель его путешествия — раздобыть рецепт фисташкового рахат-лукума — просвечивал таинственный и глубокий замысел, конечно чем-то связанный с этой целью, но она была совершенно несоизмерима с ним, как роскошное горчичное дерево, в тени которого отдыхают люди, несоизмеримо с крошечным зернышком, из которого оно произросло.

Вот почему, вопреки мнению Сири, Таор уже собирался отдать приказ идти на север, по направлению к Назарету, когда слова трактирной служанки на время прекратили их спор. Эта самая девушка помогала роженице и взяла на себя первые заботы о новорожденном. Так вот, она уверяла, что случайно услышала разговор мужа с женой и поняла, что семейство хочет отправиться на юг, в Египет, чтобы избежать страшной опасности, о которой его предупредили. Какая опасность может грозить безвестному плотнику, не имеющему ни богатства, ни власти и путешествующему с женой и новорожденным сыном? Таор вспомнил о царе Ироде. Сири Акбар со своей стороны чувствовал, что странствие, затеянное ради удовольствия, все больше омрачается, заволакиваясь черными тучами.

— Принц, — умолял он, — не будем терять время, двинемся на юг. Таким образом, идя по следам Святого Семейства, мы будем в то же время приближаться к Эйлату.

Таор согласился. Но отъезд он назначил на послезавтра, потому что у него созрел прекрасный, радужный план, который он задумал осуществить в Вифлееме.

— Сири, — сказал он, — среди всего того, что мне довелось узнать с тех пор, как я покинул свой дворец, есть одно обстоятельство, о котором я никогда прежде не подозревал и которое меня глубоко удручает, — оказывается, дети голодают. Во всех городах и деревнях, через какие мы проходили, наши слоны привлекают толпы детей. Я смотрю на этих детей и вижу, что все они худые, хилые, истощенные, — один страшнее другого. У некоторых до самых костлявых коленок свисают животы, похожие на бурдюк, а мне известно, что это один из признаков голода, может быть, самый главный. И вот что я решил. Мы привезли на слонах множество лакомств, которые хотели поднести Божественному Кондитеру. Теперь я понимаю, что мы заблуждались. Спаситель вовсе не таков, как мы воображали. К тому же я вижу, как по мере наших горестные приключений тают наши запасы, а кондитеры и повара, которые их сопровождали, разбегаются. Мы устроим в расположенном над деревней кедровом лесу громадное ночное пиршество и созовем на него всех вифлеемских детей.

И Таор с таким веселым азартом стал раздавать поручения своим приближенным, что это доконало Сири, все более убеждавшегося в том, что его господин спятил. Но пирожники развели огонь и принялись за работу. Назавтра с самого утра по улочкам Вифлеема поплыли ароматы сдобы и карамели, так что появление посланцев Таора, которые обходили дом за домом, приглашая всех детей, девочек и мальчиков, на пиршество в кедровом лесу, было хорошо подготовлено и встречено благожелательно. Впрочем, речь шла не обо всех детях. Принц долго обсуждал этот вопрос со своими управляющими. Поскольку звать родителей не хотели, нельзя было приглашать и самых маленьких детей, которые не могли ходить и есть без посторонней помощи. Правда, хозяева старались по возможности снизить возрастной ценз и в конце концов решили считать рубежом двухлетний возраст. Старшие будут помогать малышам.

Едва солнце скрылось за горизонтом, в кедровом лесу появились первые гости. Растроганный Таор заметил, что бедняки пытались как могли оказать уважение своему благодетелю. Все дети были умыты, причесаны, одеты в белое, на многих были венки из роз или лавровых листьев. Таор, которому не раз приходилось видеть, как ватаги маленьких сорванцов с криками гоняются друг за другом по улочкам и лестницам деревни, ждал, что они начнут обжираться, шуметь и орать. Не для того ли он и пригласил этих бедных малышей, чтобы они повеселились? Но на них явно произвел впечатление кедровый лес, факелы, огромный стол, заставленный дорогой посудой, — взявшись за руки, они в сосредоточенном молчании шли до того места за столом, на которое им указывали. Потом садились на скамью, держась очень прямо и положив на край стола сжатые кулачки, но ни в коем случае не опирались на стол локтями, как им и было наказано.

Их не заставили томиться ожиданием и сразу подали молоко с медом, потому что, известное дело, дети всегда хотят пить. Но питье пробуждает аппетит, и перед изумленными глазами детей появилось желе из зизифуса, ватрушки с творогом, блинчики с ананасами, финики, фаршированные орехами, суфле из китайских орехов личи, парфе из манго, пирожные с мушмулой, крем на лидийском вине, миндальные печенья и другие чудеса, в которых индийскую национальную кухню обогащали рецепты, освоенные за время нынешнего путешествия в Идумею и Палестину.

Таор с удивлением и восторгом издали наблюдал за происходящим. Стемнело. Немногочисленные, разбросанные на большом расстоянии друг от друга смоляные факелы омывали сцену мягким, неярким золотистым светом. Во мраке кедрового леса, среди могучих стволов, под навесом громадных ветвей большой, накрытый скатертью стол и дети в льняной одежде образовывали светлый островок, неосязаемый и нереальный. Было трудно решить, кто же это — орда живых ребятишек, которые явились сюда, чтобы полакомиться вволю, или вереница невинных душ, душ умерших, хрупким созвездием парящих в ночном небе? И словно потому, что это пиршество избранных должно было непременно сопровождаться горем проклятых, все услышали вдруг далекий отголосок страдальческого вопля, несущегося из невидимой деревни.