Митрополит Макарий - История русской церкви (Том 10)

• Название: История русской церкви (Том 10)
• Автор: Митрополит Макарий
• Жанр: Религия

---

Мирились, но не все. Мы видели, что еще в 1653 г., едва Никон издал первую свою "Память" о поклонах, как на него восстали четыре протопопа, считавшиеся прежде его друзьями, а потом сделавшиеся его врагами, когда он взошел на патриаршую кафедру и будто бы возгордился пред ними, - видели, как резко высказывали они Никону свои укоризны и сопротивление и как строго он наказал их. Главнейший из этих протопопов, Иван Неронов, сослан был (4 августа 1653 г.) на Кубенское озеро в Спасо-Каменский монастырь под строгое начало на черные службы. А между тем принят был в монастыре настоятелем, архимандритом Александром, с знаками особенного почета. Настоятель дал ему не только келью, но и слугу, велел носить ему в келью из монастырской кухни лучшую пищу, а в церкви ставил его выше даже келаря. Неронов скоро начал вмешиваться в монастырские дела, указывать настоятелю, что читать за церковными службами, укорять его за бесчиние в церкви, за поездки его из обители, за то, что он кормил рыбой монахов в посты, а монахов укорять за их пьянство и небрежность в богослужении. Эти укоризны на Страстной седмице до того усилились, что архимандрит в Великий пяток по окончании службы вышел из алтаря с попами и дьяконами и стал кричать: "Доколе нам терпеть от протопопа Иоанна? Он противится Церкви". И запретили ему ходить в церковь, прогнали от него всех слуг и оставили его одного в келье. Но не столько эти, сколько другие действия Неронова в Каменском монастыре должны были огорчать патриарха Никона, к которому послал теперь настоятель монастыря донесение о Неронове. Неронов, проживая на Кубенском озере, в Вологодском уезде, в не очень далеком расстоянии от Москвы, удобно пересылал в Москву свои письма к царю, царице, царскому духовнику Вонифатьеву и другим близким своим знакомым, и в этих письмах постоянно хулил Никона как врага Божия, и восставал против начатого им исправления церковных обрядов. К Неронову в Каменском монастыре удобно приезжали "от всех четырех стран боголюбцы, многих градов люди и дворяне, посещения ради" и, без сомнения, слышали от него такие же хульные речи против патриарха. Нашел возможность посетить здесь Неронова и один из ближайших его единомышленников, протопоп Логгин, хотя был сослан в Муромские пределы под строгий надзор своего отца. Пришел сюда к Неронову и остался при нем в качестве ученика и писца игумен московского Златоустова монастыря Феоктист, который первый из монашествующего духовенства пристал к четырем протопопам, врагам Никона. После этого не удивительно, если Никон, получив от настоятеля Каменского монастыря донесение о Неронове, дал указ (1 июля 1654 г.) сослать Неронова на отдаленный Север, в Кандалакшский монастырь, и там держать его на цепи, в железах, и чернил ему не давать. Отправившись в путь, Неронов остановился на время в Вологде и отправил отсюда (13 июля) два послания: одно к царскому духовнику, которого извещал, что "грядет на мучения, в дальния страны заточаем"; другое, окружное ко всей "братии, боголюбцам царствующаго града Москвы, и прочих градов, и всех купно стран", убеждая своих духовных друзей, чтобы они не скорбели о нем, а радовались, чтобы облеклись во вся оружия Божия противу кознем диавольским и блюли себя от злых делателей. Кроме того, находясь в Вологде и посетив Софийский собор, Неронов позволил себе по окончании литургии произнесть здесь всенародно следующую речь: "Священники и все церковные чада! Завелись у нас новые еретики (так называл он Никона); мучат православных христиан, творящих поклоны по отеческим преданиям, а также сложение перстов (для крестного знамения) толкуют развращенно по своему умыслу". Затем в Крестовой архиерейской церкви пред Собором всех властей говорил: "Дал благочестивый царь государь Алексей Михайлович волю тебе (т. е. Никону), и ты, зазнавшись, творишь всякие поругания, а ему, государю, сказываешь: я-де делаю по Евангелию и по отеческим преданиям. Но ты творишь так, как сказано в Евангелии: поругалися жидове истинному Христу... Да будет время, и сам из Москвы побежишь, никем же гоним, токмо Божиим изволением. Да и ныне всем вам говорю, что если он нас посылает вдаль, то вскоре и самому ему бегать. Да и вы если о том станете молчать, всем вам пострадать. Не одним вам говорю, но и всем на Москве и на других местах: за молчание всем зле страдать". Когда о тех речах донесено было дьяку съезжей избы в Вологде, то он устрашился и поспешил выпроводить Неронова из Вологды в дальнейший путь.

К сожалению, зло, посеянное Нероновым в Москве, успело уже немало распространиться, и вражда против патриарха скоро обнаружилась. Царь в то время находился на войне; к концу июля по случаю появившейся в Москве моровой болезни уехал из Москвы вместе с царским семейством и патриарх Никон. Поветрие усиливалось, народ молился в храмах. В 25-й день августа вместе с народом присутствовал в Успенском соборе за литургией и московский воевода князь Пронский с товарищами, которому царь поручил свою столицу. Когда Пронский вышел из церкви, то увидел подле нее множество народа из разных слобод. Земские люди, держа в руках икону "Спас Нерукотворенный", на которой лик был соскребен, приблизились к боярину и начали говорить: "Взят был этот образ на патриархов двор у тяглеца новгородской сотни Софрона Лапотникова, и отдан ему образ из тиунской избы для переписки - лицо выскребено, а скребли образ по патриархову указу" (это, очевидно, был один из тех образов латинского письма, которые, как мы уже упоминали, отобраны были по приказанию Никона у владельцев, выскоблены и потом возвращены им для написания православных икон). Лапотников присовокупил: "Мне было от этого образа явление: приказано показать его мирским людям, а мирские люди за такое поругание должны стать". И из толпы послышались голоса: "На всех теперь гнев Божий за такое поругание - так делали иконоборцы. Во всем виноват патриарх, держит он ведомого еретика старца Арсения, дал ему волю, велел ему быть у справки печатных книг, и тот чернец много книг перепортил (а между тем Арсений и не мог еще тогда перепортить книг, если бы даже и хотел: ни исправление, ни печатание книг в августе 1654 г. еще не начались, был только Собор в Москве, решивший исправлять книги; в Царьград только еще посланы были о том вопросы - так-то преувеличивали дело и обманывали народ враги Никона!); ведут нас к конечной гибели, а тот чернец за многие ереси вместо смерти сослан был в Соловецкий монастырь. Патриарху пристойно было быть в Москве и молиться за православных христиан, а он Москву покинул, и попы, смотря на него, многие от приходских церквей разбежались; православные христиане умирают без покаяния и без причастия. Напишите, бояре, к государю царю, к царице и царевичу, чтоб до государева указа патриарх и старец Арсений куда-нибудь не ушли". Пронский с товарищами старался всячески успокоить народ и говорил: "Святейший патриарх пошел из Москвы по государеву указу, и когда сотские приходили к нему бить челом, чтобы он в нынешнее время из Москвы не уезжал, то патриарх казал им грамоту, что он идет по государеву указу, а не по своей воле". Толпы разошлись спокойно, но в тот же день снова собрались у Красного крыльца с иконными досками, на которых лики были соскребены, и кричали: "Мы разнесем эти доски во все сотни и слободы и завтра придем к боярам по этому делу". Пронский поспешил отписать к царице, царевичу и патриарху Никону, находившимся еще в Троице-Сергиевом монастыре, и по их приказу призвал к себе сотских, и старост, и лучших людей черных сотен и слобод и убеждал их, чтобы они не приставали к совету худых людей, уговорили свою братью отстать от такого злого начинания и заводчиков воровства выдали боярам. Заводчиками оказались три купца гостиной сотни - Заика, Баев и Нагаев, а кто стоял за этими купцами, кто настроил их и их сообщников против Никона, осталось неизвестным. Чрез несколько дней, в начале сентября, явилась какая-то женка Стефанида калужанка с братом Терешкою, и оба начали разглашать, что им было видение и ведено книг не печатать и Печатный двор запечатать. Пронский допросил их и расспросные речи отослал к царице с царевичем и Никону, от которых и получил ответ: "Та женка с братом своим Терешкою в речах своих рознились: женка указывала в видении на образ великом. Параскевы, именуемой Пятницею, а брат ее Терешка указывал на образ Пречистой Богородицы, да женка ж сказывала, что тот брат ее отроду был нем, а Терешка сам про себя сказал, что он говорил немо, а не нем был. И то знатно, что они солгали, и вы б впредь таким небыличным вракам не верили. А что они в речах своих говорили, чтоб запечатать книги, то Печатный двор запечатан давно и книг печатать не велено для морового поветрия, а не для их бездельных врак".

Прошло более года, как Неронов сослан был в отдаленную Кандалакшскую обитель. И хотя приказано было держать его там на цепи и не давать ему чернил, но он и оттуда в 1655 г. имел письменные сношения с царским духовником Вонифатьевым и с братьями Плещеевыми в Москве и прислал за своею рукою какие-то тетради архимандриту переславльского Данилова монастыря Тихону. Десятого же числа августа того же года Неронов бежал из своего заточения с тремя своими работниками и духовными детьми. На пути с честию был принят архимандритом Соловецкого монастыря Илиею и, снабженный всем потребным в дороге, отпущен на богомольной ладье. Не доезжая до Архангельска, вышел на берег и с одним из работников пешком отправился в Москву, куда и прибыл благополучно, между тем как два остальные работника, пошедшие другою дорогою, были задержаны в Холмогорах и заключены в темницу. В Москве Неронов остановился прямо у царского духовника Вонифатьева и много дней жил у него тайно от патриарха; виделся здесь с многими своими единомышленниками и сам посещал их дома. Вонифатьев доложил о приходе Неронова государю, и государь не только не сказал о том Никону, а еще послал грамоту в Холмогоры, чтобы освободили из темницы двух работников Неронова. Таким образом, Вонифатьев и царь, хотя по-видимому держали сторону Никона в деле исправления книг, но тайно покровительствовали и Неронову в его противодействиях Никону. В 25-й день декабря 1655 г., т.е. на самый праздник Рождества Христова, Неронов пострижен был в монашество архимандритом переславльского Данилова монастыря Тихоном в соборной монастырской церкви по совету и по собственноручной отписке государева духовника, протопопа Стефана, и наречен Григорием. После пострижения прожил еще сорок дней у протопопа Стефана в келье, у Благовещения Пресвятой Богородицы, что у государя на сенях. А потом, в начале февраля 1656 г., удалился на житье в Спасо-Ломовскую Игнатиеву пустынь, где погребены были его родители и куда нередко ездил он и в прежнее время. Между тем Никон, как только получил известие о побеге Неронова из Кандалакшского монастыря, повсюду разослал свои приказы и гонцов, чтобы схватить его, строго наказал игумена и иноков Кандалакшского монастыря и даже архимандрита Соловецкого монастыря Илию, но все наказания и поиски не привели ни к чему. Никон узнал о местопребывании Неронова, когда уже он, сделавшись иноком, поселился в Игнатиевой пустыни. Патриаршие боярские дети немедленно явились туда, чтобы взять беглеца, но он удалился в соседнюю весь Телепшино, где крестьяне скрыли его и не захотели выдать посланным от патриарха, несмотря на все их усилия, и даже оскорбили их. Тогда-то Никон решился созвать Собор в Москве, чтобы судить Неронова заочно. Собор состоялся 18 мая 1656 г., в воскресный день после Вознесенья. На Соборе вместе с патриархом Никоном присутствовал и Антиохийский патриарх Макарий - и это было уже последнее личное участие его в тогдашних Соборах наших, потому что чрез десять дней он уехал из Москвы на родину, щедро наделенный царем и нашим патриархом. Присутствовали также митрополиты: Никейский Григорий, Молдавский Гедеон, а из русских Новгородский Макарий, Казанский Корнилий, Ростовский Иона, архиепископы: Суздальский Иосиф, Тверской Лаврентий, Астраханский Иосиф, Псковский Макарий и епископ Коломенский Александр, также множество архимандритов, игуменов, протопопов, попов и дьяконов. Неронову вменили в вину то, что он: а) будучи сослан в монастырь, не испросил себе прощения у святого Собора, но бежал из монастыря и, обходя тайно разные места, возмущает не утвержденные в вере души; б) написал многое ложное о государе царе Алексее Михайловиче, о патриархе Никоне и о всех четырех Вселенских патриархах, отметаясь греческого православия, и укорил старые святые книги, писанные на хартиях за двести, триста, пятьсот и более лет; в) не испросив благословения и не примирившись с святою Церковию, постригся от своего единомысленника, архимандрита переславльского Данилова монастыря Тихона (это второе лицо из монашествующего духовенства, открыто присоединившееся к четырем протопопам, враждебным Никону). Вследствие всех означенных вин Собор судил отсечь Неронова с его единомысленниками от святой Церкви и постановил: "Иван Неронов, иже ныне в чернцах Григорий, и с своими единомысленники, иже не покоряющеся святому Собору, от Святыя Единосущныя Троицы и от св. Восточныя Церкве да будут проклята". И если Собор Московский 1656 г., начавшийся 23 апреля и закончившийся 2 июня, изрек анафему, как мы видели собственно на не повинующихся Церкви в сложении перстов для крестного знамения, то настоящий Собор изрек проклятие вообще на единомысленников Неронова как не покоряющихся Церкви во всем, в чем не покорялся Церкви Неронов и в чем доселе не покоряются его последователи, с этого Собора началось действительное отделение русских раскольников от православной Церкви, начался русский раскол.