Одри Дивон - По ту сторону лета

• Название: По ту сторону лета
• Автор: Одри Дивон
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-389-01918-8

Эжени Марс далеко за пятьдесят. Однажды, когда ей уступают место в автобусе, она понимает, что жизнь клонится к закату, а впереди — только одиночество и угасание. Муж ушел к молодой женщине, дочь-студентка изводит бесконечными придирками и насмешками. Как-то раз, обедая в ресторане с двумя подругами-занудами, она замечает юного официанта: его легкая танцующая походка завораживает ее.

---

— Я вас разбудил, — одними губами проговорил он.

— Ничего страшного.

— Налить вам чего-нибудь? — Он кивнул на бутылку виски на столе.

— Сами пейте, если хотите.

Он закончил складывать рубашку и убрал ее в чемодан. Снова посмотрел на меня — чтобы прочитать на моем лице неодобрение.

— Если не ошибаюсь, вчера вечером вы обещали Арно утром обсудить с ним будущее путешествие?

— Возможно, возможно…

— Он вас целую неделю ждал. Корпел над своей картой. Ни о ком, кроме вас, говорить не мог. Вам что, до такой степени на него наплевать?

Он вздохнул и сел, грузно привалившись спиной к подушке и вытянув вперед длинные ноги. Махнул мне рукой, приглашая сесть рядом с ним, но я не пошевелилась. «Да не смотрите вы на меня так, мадам Эжени. Знаю, что вы обо мне думаете. И мне очень неприятно, что вы смотрите на меня именно так. Обычно я успеваю уйти раньше, чем кто-нибудь на меня посмотрит. Да-да, я трус, если называть вещи своими именами. Я бегу от всяческих осложнений как от чумы. Обычно проблемы создают женщины. Они большие мастерицы создавать проблемы, поэтому мне в конце концов приходится собирать вещички и исчезать. На цыпочках. Крадучись. Оставляя за собой счастливые воспоминания и слезы сожаления. Единственной женщиной, которая однажды чуть было не заставила меня измениться, была его мать. Но я и ее бросил. Как остальных. Малыш ничего не желает слушать, но на самом деле мне не хватило смелости. Я мог бы сделать ей ребенка, о котором она просила. Но она же была сумасшедшая! Сама хуже ребенка. О себе-то позаботиться не умела, не то что о других. Значит, мне пришлось бы стать отцом, а вот для этого, мадам, у меня кишка тонка. Он вечером так радовался… Разве у меня хватило бы духу сказать ему нет? Но я не желаю быть ничьим отцом. Ни сегодня, ни завтра, никогда. Понимаете?»

Он сделал щедрый глоток виски и откинул голову назад, чтобы обжигающий алкоголь разлился по горлу. Я молчала, продолжая в упор смотреть на него, и он продолжил свой монолог:

— Я предпочитаю не обманываться на свой счет, Эжени. У меня давно не осталось никаких надежд. Я слишком полюбил свою роль Деда Мороза. Я появляюсь из камина, когда меня никто не ждет, и все ахают от изумления. Я приношу радость — веселю, шучу, развлекаю, а потом — хоп! — и исчез. До следующего раза. Не стану вас обманывать, малыш у меня не единственный «приемный сынок». Есть еще, и во Франции, и в других местах. Я их всех навещаю. Но его я на самом деле люблю. Он не похож на других, я это давно заметил. Может, потому что он немножко похож на меня, хотя я точно знаю, что я ему не отец. Обычно бывает наоборот. Мне протягивают детишек, ни капли на меня не похожих, и пытаются убедить, что они — моих, ха-ха, рук дело. Ха-ха-ха!

Он засмеялся хриплым пьяным смехом. Пожал плечами и осушил стакан до дна.

— А его мать? С ней вы видитесь?

Он удивленно обернулся ко мне. Как будто перед его голубыми очами явился призрак.

— Так он что, ничего вам не рассказал?

— Нет.

— Марианна умерла. Три года назад. Скоротечный панкреатит. Сказалось увлечение любимым коктейлем из спиртного и таблеток.

— А отец?

Пер потряс головой: «Марианна никогда о нем не говорила». Потом задумчиво погладил рукой бороду и уставился на меня предельно честным взглядом: «Да-да, Арно один на белом свете. Совсем один». На улице послышались нетерпеливые гудки автомобиля. Пер вскочил, словно пробудившись от сна, резким движением закрыл крышку чемодана и охлопал себя, расправляя мятый костюм. Возле подъезда стояла белая машина — посреди дороги, перекрыв проезд. Он обернулся ко мне. Я видела, что, несмотря ни на что, он смущен.

— Я трус, мадам. А трусы не умеют говорить «до свидания». Просто передайте ему, что меня срочно вызвали.

— Ваш «срочный вызов» — это женщина?

Он виновато улыбнулся. Подхватил свой тяжелый чемодан и ушел, аккуратно, чтобы не скрипнула, закрыв за собой дверь.

Солнце пыталось пробить первыми лучами белесую рассветную муть, и я поняла, что мне уже не заснуть. Очень жаль. Именно сейчас мне больше всего хотелось бы впасть в забытье. Я сидела и смотрела, как безжалостный свет постепенно заливает парижские крыши, стирая с пейзажа всякий намек на цвет. Я так долго ждала этих разоблачений и вот теперь получила ответы — слишком много ответов, в том числе на вопросы, которые так и не успела себе задать. Я съежилась в кресле и постаралась ни о чем не думать, подставив лицо новому дню.

24

Арно лежал в позе зародыша, обхватив руками коленки, и стучал зубами. Сразу после отъезда Пера он заболел летней ангиной. Шустрый вирус завладел его телом за какую-нибудь пару часов и терзал его с редкостной яростью. Арно дрожал под теплым одеялом и даже во сне хмурил брови. По бледному лицу стекали капли жаркого пота. Наверное, рассуждала я про себя, он заболел нарочно, чтобы замаскировать горе более достойным проявлением слабости. Он ни словом не обмолвился о бегстве Пера, зато, упомянув о нем в разговоре, назвал его Пер-Улов, как будто хотел подчеркнуть, что отныне между ним и этим человеком — непреодолимая дистанция. Не знаю, может, мне следовало выдумать какую-нибудь байку, обеляющую скандинава, а не рассказывать Арно всю правду. Но я не умела лгать. Кроме того, я не считала, что Пер заслуживает прощения, хотя ничуть не сомневалась: при первой же возможности Арно его все-таки простит.

Температура у бедного мальчика поднялась внезапно. Арно совершенно потерял аппетит. И четырех дней не прошло, как он заболел, а у него на боках уже выступили ребра. Грудная клетка — хрупкие и нежные косточки, обтянутые бледной, как тонкий лен, кожей, — вздымалась от дыхания; я смотрела на него, не в силах отвести взгляд. Никогда еще он не казался мне таким маленьким и беззащитным; его уязвимость будила во мне материнский инстинкт. Напрасно я боролась с собой, запрещая себе думать о нем как о сыне. Я видела ребенка, пожираемого жаром, ребенка, нуждавшегося в моей заботе, и ничто не могло вытеснить из сознания этот навязчивый образ. Конечно, я понимала: смертельной опасности нет, но изводилась так, словно это не его, а меня глодала болезнь. Я гладила его по голове, шепча, что скоро все пройдет. Вдруг в порыве отчаяния он протянул ко мне руки, обнял и прижался всем телом. Сухими и потрескавшимися губами он умолял меня не бросать его, никогда, ни за что, требовал, чтобы я пообещала, что всегда буду ему помогать. Он бредил, бормотал бессвязные, бессмысленные слова, явно не соображая, что говорит. Он так крепко стиснул меня, что мне стало больно, но в то же время меня затопила волна счастья. И я поклялась всем, что мне дорого, что спасу его. Я спасу тебя, маленький мой.

На его имя пришло письмо. Адресованное Люка Верню. «Эжени Марс, для Люка Верня». Видимо, Пер все-таки раскаялся в том, как поступил с ним. Арно по-прежнему не вставал с постели. Он страшно ослаб, хотя температура заметно упала. Мне не хотелось отдавать ему письмо — нет, не сейчас. Одно неосторожное слово — и он опять погрузится в пучину страдания. Сожги ты это письмо, сожги, и дело с концом. Если он передумал и решил, что все же стоит отправиться в путешествие, то он просто украдет у тебя Арно, и на сей раз украдет навсегда. Одному богу известно, что там, в этом письме. Может, оно не от Пера, а от цыганки, но это все равно: кто-то пытается отнять у тебя Арно. Отдать письмо — значит сыграть с судьбой в орлянку. Но, если ты его потеряешь, ты останешься одна, Эжени. И будешь до самой смерти понапрасну ждать, что он вернется. Это просто глупо — рисковать сейчас, когда он уже почти созрел, почти смирился с тем, что вы уедете вместе.

Погруженная в мучительные раздумья над проклятой дилеммой, я допустила новую оплошность — забыла отменить приглашение в гости Мариссы с Лорой. На протяжении последних недель они обе не оставляли попыток взять мою квартиру штурмом, готовые, если понадобится, высадить двери, до того им не терпелось увидеть Арно. То, что они затевали, больше всего напоминало политический мятеж. Внутри демократии дружбы существуют свои законы. Поэтому они не сомневались в своем праве явиться ко мне. Ну что ж, пожалуй, они действительно имели право на него посмотреть, и им удалось меня в этом убедить. Устав бороться с их неослабевающим натиском, подогреваемым любопытством, я уступила. Так и быть, сказала я, приходите на чай. Семнадцатого мая, в пятницу.

И вот она наступила, пятница 17 мая. Разумеется, я не могла предвидеть, что Арно заболеет. Они уже топтались под дверью и во второй раз жали на звонок, не оставив мне выбора. Марисса не вошла, а влетела в переднюю, словно боялась, что я передумаю и вышвырну их вон. Даже Лоре изменила ее всегдашняя сдержанность.

— Где он? — вытягивая страусиную шею, первым делом спросила Марисса. На губах у нее играла ухмылочка, безуспешно маскирующаяся под сочувственную.