Одри Дивон - По ту сторону лета

• Название: По ту сторону лета
• Автор: Одри Дивон
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-389-01918-8

Эжени Марс далеко за пятьдесят. Однажды, когда ей уступают место в автобусе, она понимает, что жизнь клонится к закату, а впереди — только одиночество и угасание. Муж ушел к молодой женщине, дочь-студентка изводит бесконечными придирками и насмешками. Как-то раз, обедая в ресторане с двумя подругами-занудами, она замечает юного официанта: его легкая танцующая походка завораживает ее.

---

Но, если любовница оказывает вам услугу, это еще не значит, что вы должны включить ее в круг друзей. Конечно, я догадывалась, что он шляется на стороне. Невеселая доля — быть обманутой женой. Я вешала в шкаф его пиджак, и меня обдавало едва уловимым ароматом духов. Запах притворялся несуществующим, но я чуяла его помимо собственной воли. И вздрагивала как от булавочного укола. Мне было больно думать, что, щадя меня, он за моей спиной обсуждает мое поведение: «Понимаешь, сейчас я никак не могу ее оставить. Она не совсем в себе. Боюсь, как бы не наделала глупостей». Наверное, Жорж пользовался мною как предлогом, чтобы избегать серьезных отношений с женщинами. Порой мне казалось, что я — тот камень, на котором он возводил постройки своих романов. Не злиться на него было трудно, даже если я все понимала. Как много унижений тебе пришлось снести? Как будто он плевал тебе в лицо и при этом мило улыбался, чтобы ты не жаловалась. Частенько тебе хотелось его убить, пару раз ты его действительно чуть не убила, и никто не смеет тебя в этом упрекать. Я молча копила обиды и вообще перестала с ним разговаривать — из опасения, что, стоит мне открыть рот, и я больше не смогу держать их в себе. Мелкой ссорой дело не обойдется, уж это я знала. Если начнется буря, она сметет на своем пути все.

Хуже всего было, когда мы садились ужинать. В эти минуты становилось особенно очевидно, что нам нечего сказать друг другу. Я даже сняла со стены на кухне большие часы — под тем предлогом, что они отстают, — хотя на самом деле просто больше не могла выносить агрессивное тиканье и бег по циферблату секундной стрелки. Сидеть и слушать, как утекает время, — нет, это было выше моих сил. Тогда Жорж, чтобы заполнить пустоту, стал включать радио. В основном новости. Диктор бесцветным голосом рассказывал о всяких ужасах. Покушение в Палестине. Межэтнический конфликт в Судане. По карте мира струились реки крови. А Жорж как ни в чем не бывало сидел и жевал бифштекс. Далекие катастрофы помогали поддерживать иллюзию, что у нас зато все хорошо.

Как-то в четверг, это было в сентябре, Жорж спросил, собираюсь ли я на выходные в деревню, к его сестре. В Нормандии лило не переставая.

Я как наяву увидела Жюстину — сидит перед камином и часами напролет рассказывает нам о недавно прочитанной книге, которая так ее потрясла. И Фредерика, ее мужа, погруженного в собственные мысли. И ужин, в котором, как в зеркале, отражается наша собственная семейная жизнь.

— Нет, — ответила я.

— Что значит «нет»? Мы же договорились! Она готовилась!

— Брось, Жорж. Скажешь тоже — «готовилась!» Велела Марии постелить белье в комнате для гостей, всего-то и хлопот. Переживет как-нибудь.

— Но почему ты не хочешь ехать? Что случилось? Вы что, поссорились с Жюстиной?

— Я никогда не ссорюсь с Жюстиной. Просто хочу остаться дома.

Я видела, как побледнело его лицо, и поняла, что настал решающий миг.

— Ты можешь объяснить, что у тебя тут за неотложные дела? В телевизор пялиться? Так ты его и там насмотришься! Мне все это надоело, Эжени! Мне это все осточертело! Сколько можно безвылазно торчать в квартире? Ты никого не желаешь видеть. А я так больше не могу! Мне обрыдло сидеть с тобой и подыхать со скуки!

Прямо посреди нашей гостиной только что разорвалась бомба. Буря в конце концов грянула, и все разлетелось в клочья. Он сказал, что с него довольно лжи и лицемерия. Что дальше так продолжаться не может. Мы только мучаем друг друга. Он встретил женщину и хочет жить с ней. Я не протестовала. Еще он сказал, что так будет лучше для всех. Что я не живу, а гнию заживо. Что между нами давно нет ничего общего. Что он устал натыкаться в постели на мою спину. Что ни один мужчина не способен жить со статуей — холодной, равнодушной и угрюмой. Он добавил еще что-то обидное, но я уже потеряла способность к восприятию. Под конец, когда ураганом смело остатки нашего общего существования и не осталось совсем ничего, он вдруг посмотрел на меня с такой печалью, что меня проняло. Я даже заплакала — позже, запершись в ванной, вспоминая этот взгляд побитой собаки.

2

Бетти постучала ко мне в дверь — сказать, что я опаздываю. Бетти — низенькая филиппинка с круглой, как шар, головой. Она носит фартук в бело-синюю полоску и умеет бесшумно передвигаться. Ей пришлось бросить семью и в поисках работы переехать во Францию. Три года назад от сердечного приступа умер ее муж, и теперь она должна одна кормить четверых детей, которых, может быть, больше никогда не увидит и которые пишут ей только затем, чтобы потребовать выслать еще денег. Она мне нравится. Я считаю, нам обеим в жизни не повезло, и мне плевать, что наши несчастья несопоставимы. Какая разница, если результат и в том и в другом случае одинаково плачевный. Она молится, я смотрю телевизор. У каждого своя религия.

Бетти следит за тем, что я делаю. Ей бы тоже хотелось, чтобы я нашла себе какое-нибудь занятие, только в отличие от моей дочери ей хватает ума не говорить об этом вслух. Вот и сегодня утром она со своим акцентом, из-за которого слова кажутся порубленными на кусочки, просто сказала: «Мадам, вы опоздаете на обед». Знаю, Бетти, знаю. Но, поверь мне, торопиться совершенно некуда. Три старых подружки собираются выпить чаю — тоже мне, вакханалия.

Марисса и Лора — это мой круг общения. Через них жизнь еще подает мне кое-какие сигналы снаружи и сообщает о последних событиях. Мариссе известна изнанка всего нашего района, ей ведомы все секреты, которые соседи предпочли бы замести под ковер. Понятия не имею, как ей удается втираться в доверие к людям, но последние двадцать лет она бесперебойно снабжает нас восхитительно гнусными сплетнями. Единственное, что изменилось с годами, — это манера ее рассказа. С тех пор как она прошла курс лечения у психоаналитика, у нее полностью обновился словарь. Если одна из наших общих знакомых слетает с катушек, она теперь рассуждает об «эмоциональном срыве». Раньше издевалась, теперь сочувствует. Правда, только для виду, потому что, по сути, ее суждения остались прежними.

Марисса не жалеет усилий, чтобы оставаться красивой и нравиться мужчинам. Она не отказалась от борьбы и желает, чтобы все это знали. Чуть-чуть слишком ярко красит свои восточные глаза. Не стесняется смелых декольте, убежденная, что намек на вульгарность придает порядочной женщине пикантности. Если замечает мужчину и он ей нравится, слегка выгибается вперед, словно выставляет себя на обозрение.

Лора скромнее, холоднее и благороднее. У нее высокий печальный лоб, перерезанный парой недовольных морщин, чем дальше, тем яснее выдающих ее сокровенные мысли о собственном существовании. Впрочем, она никогда не делится с нами своими проблемами, полагая, что девушка из хорошей семьи обязана уметь держать язык за зубами. Кому интересно, что у ее мужа рак яичка? Мы же не собираемся выложить на стол его причиндалы и по-дружески распотрошить их, чтобы прийти к единодушному мнению, что умирающий пенис — это не слишком весело, правда? Пусть они твои подруги, но ты прекрасно знаешь, что они думают о тебе: скука вписана в твой генетический код, и с тобой никогда не происходит ничего, о чем стоило бы рассказывать другим.

Сколько мы общаемся, меня никогда не покидало ощущение, что я — статистка, которую зовут, чтобы не сидеть за столом вдвоем. Как-то раз я подслушала, что они говорят обо мне, уверенные, что я уже ушла. Действительно, я, попрощавшись, покинула кухню Мариссы, где мы лакомились кексом, но задержалась возле зеркала, повязывая шелковый платок. Я не хотела подслушивать, клянусь, что не хотела. «Все-таки ей надо куда-то выбираться. Приложить хоть капельку усилий. Встречаться с людьми. Как можно быть такой тряпкой! У домашней собаки жизнь насыщеннее!» И вторая: «Ну конечно. Он не монстр, но он ее бросит. Как ты думаешь, она в курсе?» Вот когда ты должна была порвать с ними навсегда. Но вместо этого я тихо-тихо открыла дверь, помня, как скрипят плохо смазанные петли, и сбежала, не желая ставить их в неловкое положение. Еще на лестнице проглотила сразу две таблетки. Мне было больно, но могла ли я их винить? Они ведь сказали правду, и их предчувствия полностью оправдались.

Уже одетая, чтобы идти на встречу в ресторан, я постучала в дверь Эрмины. Она спала, хотя должна была сидеть на лекциях. Я понимала, что вхожу в клетку со львом, но материнский долг пересилил боязнь. В числе прочего он подразумевал, что я проявляю интерес к ее будущему. В комнате стоял спертый воздух, пахло немытой пепельницей и, пожалуй, спиртным. Вчера Эрмина вернулась поздно. Я давно отказалась от попыток представить себе, как она проводит вечера. Раньше я мучилась, рисуя в воображении, как с ней происходит нечто ужасное, думала о тысяче подстерегающих ее опасностей, о существовании которых она даже не подозревает. Мысль о том, что она по собственной воле рискует обратить в реальность выдуманные мною страхи, была мне невыносима. В голове мелькали картины одна кошмарнее другой, и каждая казалась до дрожи правдоподобной.