Карлос Бальмаседа - Кулинарная книга каннибала

• Название: Кулинарная книга каннибала
• Автор: Карлос Бальмаседа
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Триллер
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9985-0972-8

Поразительный кулинарный триллер одного из ярчайших авторов современной Аргентины, достойного соперника Федерико Андахази. Именно таким, по мнению критиков, мог бы получиться «Парфюмер», если бы Патрик Зюскинд жил в Южной Америке и увлекался не бесплотными запахами, а высокой кухней.

«Цезарю Ломброзо было семь месяцев от роду, когда он впервые попробовал человеческое мясо» — так начинается эта книга. Однако рассказанная в ней история начинается гораздо раньше, на рубеже XIX и XX вв., когда братья-близнецы Лучано и Людовико Калиостро, променяв лазурные пейзажи Средиземноморья на суровое побережье Южной Атлантики, открыли ставший легендарным ресторан «Альмасен Буэнос-Айрес» — и написали не менее легендарную «Поваренную книгу южных морей»…

---

39

Беттина провалилась в глубокий сон вскоре после того, как Цезарь, окутанный плотным колючим облаком, вышел из комнаты, но прежде женщина, желая избавить себя от тяжелой бессонницы, которая пропитала ее тело, наглоталась снотворного, запив его стаканом воды. Через нескольких минут снотворное начало действовать, и пока ее одолевал глухой зов лекарства, она рыдала, раздавленная отравой воспоминаний: вот появились широко раскрытые глаза Рафаэля, глядящие на нее из какого-то неприютного уголка ада, его лицо в пятнах засохшей крови, и в глазах не было какого-либо сострадания или жалости. Явился и Франко Лусарди, офицер устремил на нее свой взгляд, полный коварства инквизитора, он шевелил губами, как будто хотел сказать что-то мерзкое, но только красная пена стекала по его губам. И вдруг с искаженным от боли лицом перед ней предстал Пабло Марцолло: Беттина испугалась призрачного видения и поняла, что повар кончил свою жизнь так же, как ее муж и полицейский. Она закашлялась от ужаса и отвращения, ее стошнило прямо на свое скрюченное тело, она попыталась подняться, чтобы смыть рвоту, но голова закружилась, она упала и уже больше не пошевелилась.

Возможно, последнее, что почувствовала Беттина в своей жизни, — свое тело, укрытое липкой от рвоты простыней, головокружение, вызванное снотворным, гнилостный запах, заполнявший спальню, судорога последнего сна, падение в неизведанную пропасть смерти. Но прежде чем потерять сознание, она увидела движущуюся во тьме комнаты фигуру, и тут же — серебристая вспышка, мелькнувшая в потемках, два черных блестящих агата, внимательно смотревшие на нее из густого тумана, но ее угасающим глазам уже не удалось разглядеть больше ничего, кроме черной пустоты склепа, поглотившей ее навсегда.

Цезарь Ломброзо зарезал свою тетю в той же самой постели, в которой они несколько днями раньше предавались страсти, а через несколько часов он приготовил ее, чтобы съесть всю целиком, без остатка. Наутро у него уже было готово несколько блюд, которые прежде он никогда не готовил; он отыскал на страницах «Поваренной книги южных морей» вкуснейшие рецепты из красного мяса дичи, рецепты жаркого из кусочков баранины и свинины, он расшифровал тайную алхимию, которой пользовались Лучано и Людовико Калиостро, чтобы превратить в изысканные кушанья остатки тела — печень, сердце, внутренности, легкие, а чтобы придать блюдам новые ароматы и оттенки вкуса, смешал травы и специи, смолол семена, подобрал соусы и приправы, использовал масла и изысканные жиры, отварил зелень и грибы, овощи и картофель, порезал луковицы и корни. Когда наступил рассвет, обильное пиршество было уже готово, и оставалось только сесть за стол, чтобы вонзить в пищу зубы.

С первыми лучами солнца Цезарь вышел из «Альмасена», отправившись в неизвестном направлении, избавился от мешка для патологических отходов, в котором было все, что осталось от тела Беттины. Затем он вернулся домой, уверенной рукой прикрыл решетками и жалюзи все двери и окна, пошел в самую большую ванную комнату, набрал в ванну теплой воды, добавил ароматических солей, фыркая от наслаждения, залез в воду, послушал немного музыку и выпил чаю с яблоком и анисом. После этого оделся и спустился в кухню, оттуда позвонил по телефону своим помощникам по ресторану, сказал им, не вдаваясь в детали, что Беттина и он должны срочно уехать в Италию встретиться с Рафаэлем Гарофало, так что таверна будет закрыта до конца месяца.

В полдень того же дня Цезарь Ломброзо открыл каннибальское пиршество: он заглатывал каждый кусочек пищи с привычной расчетливостью аристократов, пережевывал еду, закрыв от удовольствия глаза, наслаждался каждым оттенком вкуса, упивался каждым ароматом, ощущая их возбужденной кожей, сердце его билось в сладострастном ритме, губы дрожали от незнакомых ощущений, член его отвердел и пульсировал в штанах, словно тугой бурдюк, и вдруг, проглотив маленький кусочек розового мяса, сирота почувствовал, что член его извергнул обильное и теплое семя, и это заставило сироту задрожать от опустошающего удовольствия.

Пять дней и ночей провел Цезарь взаперти в «Альмасене», наслаждаясь собственным кулинарным гением, упиваясь жутким меню, которое превратило его тетю и любовницу в восхитительные фаршированные блинчики, в антрекоты со специями из Индонезии и Мадагаскара, в жаркое, мусс и пирожки с мясом, паштеты, Fondue bourguignonne, мясо на шампурах, рулеты, медальоны и эскалопы. И с каждым съеденным кусочком повторялся тот же самый пьянящий экстаз, та же самая ненасытная страсть заставляла бурлить кровь и разъедала кожу Цезаря, беспрерывная дрожь терзала его опустошенное желанием тело, каждый кусочек еды вырывал из его глотки душераздирающие стоны, и в конечном итоге его охватывала вязкая тоска, которой заканчивалась буря оргазма.

На шестой день, когда от Беттины уже не осталось того, что можно было бы съесть, находящийся в крайнем возбуждении чувств Цезарь понял, что пришла пора приготовить блюдо, самое необычное из всех, что когда-либо он готовил в своей жизни. Сорок часов Цезарь вчитывался в страницы «Поваренной книги южных морей», читал и перечитывал их, утоляя голод и жажду фруктовыми соками, снимая усталость волшебными настоями из Таиланда и Непала. Утром того дня, который уже не имел даты, Цезарь составил вожделенный рецепт и после этого свалился, одолеваемый опустошающим сном: он сидел на кухне и только что закончил записывать рецепт и ингредиенты, как вдруг почувствовал заполнившую его тело меланхоличную благодать и замер, прислонив голову к деревянному кухонному столу. Через мгновение он закрыл глаза, и усталость принесла сон.

40

Когда Цезарь Ломброзо открыл глаза, уже наступали сумерки. Стояла могильная тишина, поглощавшая все звуки. Желто-красный свет проникал через маленькое оконце и погружал пространство кухни в блеклый туман. Сирота плавными движениями рук размял мышцы, медленно поднялся, неспешно вышел из кухни и направился в свою комнату принять душ, желая смыть с себя последствия бури последних безумных дней. Потом он оделся в белое хлопчатобумажное белье, самое безупречное, что было в его шкафу, надел лучшую поварскую форму, которую ему подарила Беттина, спустился по главной лестнице и снова оказался всем своим существом — и телом, и душой — на кухне. Он работал несколько часов, словно средневековый алхимик: открывал флаконы и бутыли, пользовался горшочками, глиняной посудой, мелкими сосудами, маринадами, он смешивал специи из Малой Азии, вареные овощи, ароматические травы из Индии и Ямайки, масла с эффектом бальзама, сиропы из Индонезии и Китая, уксусы Хереса и Мальты, маринованный чеснок, горсти трав, сиропы и эссенции, дрожжи, европейскую горчицу, семена с Востока и Средиземноморья, вымоченные в воде оливки, кунжутное масло и масло из горчичного зерна, масла и сливки, яйца, нежный овечий и козий сыры, отваренные корешки, жареные клубни, пропаренную стручковую фасоль, итальянский и горький мексиканский перцы, шампиньоны, испанскую и египетскую зелень, финики и бруснику, муку и крахмал, натуральные соки, белое вино, ликеры и эссенции.

Закончив готовку, Цезарь ушел в свою комнату, полностью разделся, встал перед большим, в рост человека зеркалом, висевшим на дверце шкафа, и простоял перед ним несколько минут, застыв во времени, словно затерянный в сельве тотем. Вскоре он пришел в себя, как человек, которому вдруг дунули в лицо, повернулся, неторопливо ступая, вышел из комнаты, спустился по лестнице и снова исчез в пасти кухни.

С этого момента существует только множество подозрений и догадок, строящихся на легковесных, но вполне возможных доводах, потому что есть детали, которые превосходно стыкуются друг с другом, а отсюда и их сила убеждения. Нет иного способа пролить свет на сумрак прошлого — только тогда призраки обращаются в людей из крови и плоти, из тишины рождаются мелодии, а тайные знаки оказываются понятными языками.

Цезарь Ломброзо вернулся на кухню совершенно голый, он тщательно вымазал свое тело соусами и приправами, кремами и маслами, тестом и соками, все блюда приготовленного меню он расставил на огромном кухонном столе, на который лег сам. Двигаясь, словно воздерживающийся от пищи древний факир, он скрестил на груди руки, сжимавшие чудесную «Поваренную книгу южных морей», закрыл глаза, глубоко вздохнул и издал сиплый свист. Сейчас он сам стал сказочным пиром, самым вкусным из всех блюд, которые рождал его талант кулинарного кудесника. Он лежал в центре стола, приправленный и украшенный, словно самое большое и аппетитное кушанье, которое когда-либо подавалось в ресторане. Он пробовал считать минуты, стрелки часов, что двигались в его голове, ползли черепашьим шагом, и тут он представил себе клепсидру, в которой вода, потерявшая вязкость, легко уносила с собой минуты и часы, капая из одного сосуда в другой; он попробовал подремать, чтобы унять сжигающее его внутренности волнение, свойственное новичку, и все еще боролся с терзавшими его опасениями, когда вдруг услышал сухой стук множества лап, которые пробивали проход через старый фундамент и стены «Альмасена». Цезарь задержал воздух в легких и нахмурился: не был ли этот шум тем, о чем он думал? Он знал, что не ошибался, потому что до него дошло эхо царапающих деревянный пол когтей, краткое и тонкое повизгивание, которое разрезало влажный воздух подвала, постукивание желтоватых и жаждущих пищи зубов. Мышцы Цезарь напряглись, он вспотел, сердце беспорядочно запрыгало в грудной клетке. Вскоре он почувствовал, что его обнюхивают десятки холодных остроносых мордочек, и он нервно улыбнулся, веки его были закрыты, губы сомкнуты, руки напряжены, желудок сжало судорогой. И тогда его опьянил совершенный запах его последнего блюда, восхитительный аромат, плывший над свирепой степью кухни, и он почувствовал, что летит, подхваченный внеземным ветром, который уносит его прочь из таверны.