Генри Джеймс - Послы

• Название: Послы
• Автор: Генри Джеймс
• Издательство: Наука, Ладомир
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-86218-295-0

Американский писатель Генри Джеймс (1843–1916) — крупнейшая фигура в литературе западного мира, один из новаторов, давших направление психологической прозе XX столетия.

Роман «Послы» (1903), который Джеймс считал своим главным творческим свершением, выходит на русском языке впервые. Читателям предстоит увлекательное путешествие в мир человеческих страстей, запутанных ситуаций, глубоких переживаний. Вместе с главным героем мы побродим по улицам туманного Лондона, погуляем по бульварам сияющего Парижа. Автор с помощью своих героев раскроет много тайн, главная из которых — тайна человеческой души.

Издание подготовили М. А. Шерешевская, А. М. Зверев.

---

— Нет, вы, что и говорить, очень милы со мной. Но, — пояснила Мария, — тут дело во мне. Наступает лето, и в Париже, как вы могли заметить, становится жарко и пыльно. Все разъезжаются, и кое-кто — не в Париже — ждет меня к себе. Но если я нужна вам здесь…

Она словно уже подчинилась его слову, тем не менее им вдруг овладело острое — острее, чем он от себя ожидал, — чувство страха ее потерять.

— Вы нужны мне здесь.

Она приняла эти слова, словно услышала все, чего желала, словно они принесли ей, дали ей, возместили что-то недостающее в ее положении.

— Спасибо, — сказала она просто, и хотя он, несколько отрезвев, бросил на нее взгляд пожестче, добавила: — Спасибо вам.

Это нарушило течение их беседы, и он чуть-чуть задержался с ответом.

— А вот два месяца назад — или когда это было? — вы вдруг сорвались отсюда на целых три недели. И причина, которую мне назвали, вряд ли соответствовала действительной.

— У меня и в мыслях не было, — сказала она, — что вы мне поверили. Ну раз не догадались, тем лучше.

Он отвел глаза и, насколько позволяла тесная комната, медленно погружаясь в себя, отошел.

— Я часто об этом думал, но так ни до чего и не додумался. Нет, не догадался. И вот видите, с какой бережностью я отношусь к вам: ведь ни разу не спросил вас до сегодняшнего дня.

— Почему же сегодня… все-таки спросили?

— Чтобы показать, как мне вас недостает, когда вы отсутствуете, и как много это для меня значит.

— Ну, положим, куда меньше, — рассмеялась она, — чем могло бы. Впрочем, — добавила она, — если вы и впрямь не догадались, я скажу.

— Не догадался, — подтвердил Стрезер.

— Совсем?

— Совсем.

— В таком случае, я сорвалась, как вы выразились, чтобы не сгорать со стыда, находясь здесь, если Мари де Вионе вздумалось бы рассказать вам что-то меня роняющее.

Он, видимо, и сейчас не вполне поверил.

— Но ведь вам все равно пришлось бы столкнуться с этим по приезде.

— Ну, если у меня появилось бы основание полагать, что она сообщила вам что-то дурное, я оставила бы вас навсегда.

— Стало быть, — продолжил он, — только зная, что она поступила с вами милостиво, вы решили вернуться.

— Да, я благодарна ей, — подтвердила Мария. — Каково бы ни было искушение, она не разлучила нас. И это одна из причин, по которой я искренне ею восхищаюсь.

— Будем считать, что я тут присоединяюсь к вам. Но о каком искушении идет речь?

— Что обычно служит искушением для женщин?

Он задумался — правда, долго думать ему, естественно, не понадобилось.

— Мужчины?

— Устранив меня, она тем самым приковала бы вас к себе намного крепче. Но она поняла, что и без того может иметь вас в своем распоряжении.

— О, «иметь» меня! — Стрезер не без сомнения вздохнул. — С этим или без этого, — галантно добавил он, — вы всегда можете иметь меня в своем распоряжении.

— О, «иметь» вас! — повторила за ним мисс Гостри. — Я и впрямь вас «имею», — сказала она уже чуть менее иронично, — и в тот же момент, как вы изъявляете на то ваше желание.

Он остановился перед ней растроганный.

— Готов изъявлять его по пятьдесят раз на дню.

Это вновь вызвало у нее — весьма непоследовательно — сокрушенный вздох.

— Вот видите, какой вы.

Таким он и оставался до конца визита и, словно желая показать ей, насколько она ему полезна, вернув разговор к отъезду Пококов, принялся излагать — очень живо и с куда большим числом подробностей, чем мы в состоянии воспроизвести, — свои впечатления от всего, что произошло с ним в это утро. Он провел десять минут с Сарой в ее отеле — десять минут, отвоеванных — благодаря его непреодолимому давлению — из того времени, которое, как уже доложил мисс Гостри, к концу их предшествовавшего свидания в его гостинице полагал для себя навсегда заказанным. Сару он, не доложив о себе, захватил врасплох в гостиной, где она занималась с модисткой и lingere,[96] счета которых, видимо, более или менее тщательно выверяла и которые вскоре удалились. Он сразу же начал с объяснения, что ему поздно вечером удалось выполнить данное ей обещание повидаться с Чэдом.

— Я сказал ей, что возьму все на себя.

— И вы «возьмете»?

— Возьму, если он не поедет.

Мария помолчала.

— А если поедет, чья это будет заслуга? — осведомилась она с несколько мрачноватым юмором.

— Думается, — сказал Стрезер, — в любом случае, все падет на меня.

— Иными словами, вы, полагаю, хотите сказать, — произнесла, чуть помедлив, его собеседница, — что полностью отдаете себе отчет: вы теряете все.

Он снова остановился перед ней.

— Да, пожалуй, можно и так сказать. Но Чэд теперь, когда увидел сам, действительно не хочет ехать.

Она была готова поверить, но, как всегда, добивалась ясности:

— Что же такого он увидел?

— Увидел, чего они от него хотят. И этого ему оказалось достаточно.

— По контрасту — неблагоприятному — с тем, чего хочет мадам де Вионе?

— По контрасту — точно так. Полному и разительному.

— И поэтому, главным образом, по контрасту с тем, чего хотите вы?

— Ох, — вздохнул Стрезер, — я и сам уже перестал оценивать или даже понимать, чего хочу.

Но она продолжала:

— Вы хотите ее… миссис Ньюсем… после того как она так с вами обошлась?

Мисс Гостри взяла более прямой курс в обсуждении этой леди, чем они до сих пор — она всегда держась высокого стиля — себе позволяли; но, видимо, не только поэтому он несколько помедлил с ответом.

— Смею сказать, иначе она себе и не представляет.

— А потому вы тем сильнее хотите.

— Я принес ей жестокое разочарование, — счел нужным напомнить Стрезер.

— Не спорю. Это известно, это ясно уже давно. Впрочем, разве менее ясно, — продолжала Мария, — что даже сейчас у вас есть средство исправиться. Тащите его решительно домой, — полагаю, это все еще в ваших силах, — и перестаньте казниться из-за ее разочарования.

— Ах, но тогда, — засмеялся Стрезер, — мне придется казниться из-за вашего.

Но это очень мало ее задело.

— Интересно, что, в таком случае, вы вкладываете в понятие «казниться»? Вряд ли вы пришли к тому, к чему пришли, желая ублажить меня.

— О, и это, знаете ли, тоже, — возразил он. — Я не могу отделить одно от другого — здесь все слито воедино, и, возможно, именно по этой причине, признаюсь, я перестал что-либо понимать. — Он был готов вновь заявить, что все это не имеет ни малейшего значения, тем более что — как сам утверждал — он, собственно, ни к чему не «пришел». — В конце концов, раз дело дошло до крайней черты, она все же — в последний раз — меня прощает, дает еще один шанс. Видите ли, Пококи уезжают недель через пять-шесть, и они вовсе не рассчитывали — Сара сама сказала, — что Чэд поедет с ними путешествовать. Ему открыта возможность присоединиться к ним в последний момент в Ливерпуле.

— Открыта возможность? Разве только вы ее «откроете». Как может он присоединиться к ним в Ливерпуле, когда все глубже и глубже увязает здесь?

— Он дал ей слово — я уже говорил вам, она сама мне сообщила — слово чести поступить так, как я скажу.

Мария остановила на нем долгий взгляд.

— А если вы ничего не скажете?

Тут он, по обыкновению, вновь прошелся по комнате.

— Кое-что я нынче утром ей сказал. Дал ответ — ответ, который обещал, после того как услышу от Чэда, что он готов обещать. Вы помните, она потребовала вчера, чтобы я вырвал у него чуть ли не клятву.

— Стало быть, цель вашего визита, — проронила мисс Гостри, — сводилась к тому, чтобы ей отказать.

— Отнюдь нет. Напротив, попросить отсрочки, сколь ни странным вам это покажется.

— Какая слабость!

— Совершенно верно! — Она проявляла раздражение — и прекрасно: теперь, по крайней мере, он знает, на каком он свете. — Если я человек слабый, мне следует это для себя выяснить. А если это не так, смогу утешиться, даже гордиться тем, что я — человек сильный.

— Единственное утешение, полагаю, — заметила она, — которое вам остается.

— Во всяком случае, — возразил он, — это даст еще целый месяц. В Париже, как вы сказали, в ближайшие дни и в самом деле станет пыльно и жарко, но жара и пыль ведь не самое главное. Я не боюсь остаться; лето здесь сулит свои бурные — вернее, тихие — радости: город в это время еще живописнее. Думается, мне в нем понравится. Вдобавок, — и он благодушно ей улыбнулся, — здесь будете вы.

— Ох, — вздохнула она, — моя скромная персона не прибавит Парижу живописности: я буду самой незаметной фигурой в вашем окружении. Однако, вполне возможно, — предупредила она, — никого другого у вас не будет. Мадам де Вионе скорее всего уедет. И мистер Ньюсем отправится вслед за ней. Разве только они заверили вас в обратном. Так что как бы ваше намерение остаться здесь ради них, — она считала своим долгом его предостеречь, — вас не подвело. Конечно, если они останутся, — добавила она, — Париж только выиграет в живописности. Впрочем, вы можете составить им компанию и в другом месте.