Дэвид Дикинсон - Смерть в адвокатской мантии

• Название: Смерть в адвокатской мантии
• Автор: Дэвид Дикинсон
• Издательство: Слово
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-85050-909-5

«Смерть в адвокатской мантии» — пятый роман в серии о знаменитом детективе лорде Пауэрскорте (с предыдущими издательство «Слово» уже познакомило российских читателей).

Во время праздничного банкета в лондонской юридической корпорации Куинз-Инн умирает блестящий столичный адвокат Александр Донтси. Отравление — таково заключение медэкспертов. А вскоре убивают друга и коллегу Донтси, мистера Стюарта. Расследовать дело об убийстве адвокатов приглашают лорда Пауэрскорта. Среди подозреваемых — и мошенник, создатель финансовой пирамиды, и ревнивая жена, и очаровательная любовница, и ее муж — старый больной рогоносец, ко всему прочему — большой специалист в ядах… Кто же из них преступник? Пытаясь ответить на этот вопрос, детектив сам подвергается смертельной опасности. Но, как всегда в романах Дэвида Дикинсона, справедливость восторжествует и порок непременно будет наказан.

---

— Джонни, ты шутишь? — побледнев как мел, вскочила и встала за спиной мужа леди Люси.

— Я убийственно серьезен, — молвил Джонни, склонившись над бутылкой и ввинчивая штопор. — Думаю, Фрэнсису сейчас не стоит выходить из дома без револьвера.

— Опять, стало быть, как на фронте в Южной Африке, — невесело усмехнулся Пауэрскорт. — Это уже второе за сегодняшний вечер предупреждение, а я пока что весьма туманно представляю, кто может стоять за убийством адвокатов. Вспоминается то дело в Комптонском соборе, когда вся клерикальная верхушка надумала на Пасху перейти из англиканства в католичество. Я боялся, что кто-то из каноников откажется участвовать в заговоре и его убьют так же, как трех других отступников. Сейчас происходит нечто подобное. Задай неточный — то есть как раз точный — вопрос, и вмиг подпишешь себе смертный приговор. Но пусть меня пугают, дела я не брошу.

Этой ночью леди Люси добавила к своим молитвам еще одну. Она просила Господа спасти и сохранить ее Фрэнсиса, оставить детям отца и жене мужа.

В понедельник в девять тридцать утра Пауэрскорт уже был в Куинзе. Суета на главном дворе напоминала слетавшуюся к добыче воронью стаю. Из каждого подъезда группами и поодиночке выпархивали экипированные по всей форме юристы с пачками бумаг. Документы были выверены до последней запятой, мантии, провисевшие все выходные на крюке за дверью, аккуратно вытряхнуты, парики плотно нахлобучены. Придерживая полы черных накидок, адвокаты летели к Дворцу правосудия или в Олд Бейли. Отлет длился минут пятнадцать, затем пронеслась еще парочка запоздавших, и двор опустел.

Эдварда среди разлетевшейся стаи не было. Эта одинокая птица все еще корпела над делом Панкноула, слушания по которому должны были начаться в конце недели.

— Вы не могли бы, Эдвард, выкроить для меня полчаса? — обратился к нему Пауэрскорт, с уважением глядя на зарывшегося в горы бухгалтерских документов молодого друга.

— Конечно, сэр, — бодро откликнулся Эдвард, ныне готовый жизнь положить за Пауэрскорта или его близких.

Покинув Куинз, они немного прошли по Стрэнду и заняли угловой столик в полупустом зале ресторана «Риджентс-отеля». Детектив заказал кофе.

— Прошу прощения за конспирацию, Эдвард. Мне необходимо задать вам несколько вопросов, но в стенах Куинза это было бы слишком опасно для нас обоих.

По лицу Эдварда скользнула недоверчивая улыбка.

— Подумайте-ка вот о чем, мой друг, — сказал Пауэрскорт, сделав глоток кофе. — Допустим, что за этими двумя убийствами стоят большие деньги. Мне стало известно, что незадолго до своей гибели мистер Донтси очень беспокоился по поводу счетов Куинза. — Пауэрскорт умолчал и об источнике сообщения, и о том, что это всего лишь одна из версий. — Если мотив преступления именно таков, то любой, кто проявит интерес к бухгалтерии вашего сообщества, может поплатиться за это жизнью.

— Но ведь вас не убьют, лорд Пауэрскорт? — встревожился Эдвард. — Вы и ваша семья были так добры ко мне. Я этого просто не переживу.

— Поверьте, я вовсе не намерен в ближайшее время покидать сей грешный мир, оставив леди Люси вдовой, а четверых детей сиротами, — усмехнулся Пауэрскорт. — Тем более что я еще не успел наиграться с близнецами. Итак, Эдвард, как я понимаю, счета Куинза для рядовых членов недоступны. Однако надо полагать, существует должностное лицо, контролирующее поступление арендной платы от каждого из отделов, отчисления на питание и прочее, хотя истинное положение дел неизвестно и ему.

— Да, — сказал Эдвард, — это главный эконом. В прошлом году он у нас сменился. Прежний, мистер Бассет, совсем одряхлел. Ему было уже семьдесят пять, и он уволился. Почему-то главные экономы служат здесь до глубокой старости. За всю историю Куинза их было всего шесть.

«Шесть за полтораста лет, — прикинул Пауэрскорт, — значит, каждому досталось примерно по четверть века».

— Эконому известно про хлеб с маслом все до последнего пенса, — предположил он, — но о движении капиталов, всяких инвестициях и завещанных пожертвованиях ему неведомо, верно?

— Верно, — согласился Эдвард. — Чего только не услышишь о нашей корпорации: то Куинз практически разорен, то скупил половину домов в Мэйфере и на Оксфорд-стрит[36]. Но чем я могу вам помочь, лорд Пауэрскорт?

— Я хотел попросить вас составить для меня список всех бенчеров Куинза с указанием дат их смерти.

Чашка выпала у Эдварда из рук. Осколки брызнули во все стороны, кофе темной лужицей растекся по ковру. Посетители ресторана, повернувшись, негодующе уставились на возмутителя спокойствия.

— П-п-простите, п-п-пожалуйста, — пробормотал Эдвард пожилой официантке, которая мгновенно принялась наводить порядок.

Пауэрскорт дал ему время прийти в себя и продолжил, только когда та удалилась.

— Зная даты смерти бенчеров, мы сможем ознакомиться с основными пунктами их завещаний в архиве Сомерсет-Хауса или каком-нибудь другом. Это даст нам не слишком много, но мы, по крайней мере, будем знать, сколько они оставили Куинзу. Как руководство потом распоряжалось этими суммами — возможно, выгодно помещая деньги и делая солидные капиталы на одних процентах, — мы, конечно, не узнаем, и завещания этот клубок не распутают, но они хотя бы помогут нам ухватиться за конец ниточки. Вы понимаете меня, Эдвард?

Юноша кивнул и усмехнулся. Потом втянул ртом воздух и с трудом сглотнул.

— Боюсь, это будет крайне сложно, сэр, — произнес он. «Слава Богу, — подумал Пауэрскорт, — парень может говорить». — Но я вспомнил: юристам, которых хотят переманить в Куинз, и почетным гостям дают рекламный проспект. А в нем на последней странице есть список всех бенчеров и сроки их членства в корпорации. Кое-где люди после шестидесяти уходят на отдых, только не в Куинзе. У нас, если уж ты стал бенчером, то на всю жизнь. Как члены Верховного суда в Америке.

— Прекрасно, — обрадовался Пауэрскорт. Задача его сильно облегчалась. — А не припомните ли, Эдвард, там указан только год или месяц тоже?

Юноша на секунду задумался.

— Вам везет, лорд Пауэрскорт. Составители проспекта, видимо в силу профессиональной для юристов точности, указали и год и месяц. В большинстве случаев вы узнаете даже число.

Уже через час детектив рассматривал список. По его подсчетам, там было больше сотни бенчеров, служивших в Куинз-Инн с момента его основания.

Пауэрскорт сидел в подвальном помещении Сомерсет-Хауса, где толстые темно-бурые тома хранили все завещания вплоть до 1858 года. Сюда заносили перечень главных, с точки зрения регистратора, пунктов волеизъявления. Историк, некрофил и любой другой заинтересованный в их содержании человек мог получить копию нужного ему документа. Прямоугольное помещение архива с длинным дубовым столом в центре предоставляло любознательным вампирам десятка два мест, но этим утром тут сидело только пятеро. Дневной свет едва проникал сюда сквозь небольшие люки в потолке, который служил полом верхнему внутреннему дворику. Электрические лампочки на стенах тоже светили вполнакала. Здесь как-то странно пахло — смесью пота, пыли и специфического аромата старинных фолиантов. Повсюду на стенах висели грозные предупреждения о наказаниях за нарушение правил: за пометку на страницах регистрационных записей — вечное изгнание из архива, за кляксу — отлучение на пять лет, за отметину, процарапанную на коленкоровом переплете перочинным ножом или пером, — двадцать фунтов штрафа. В дальнем конце зала за столом под выцветшей литографией с юбилейным портретом королевы Виктории[37] сидели, неусыпно наблюдая за посетителями, два рослых стража с одинаково торчащими усищами, обряженные в синюю, прусского образца, униформу. Пауэрскорт решил, что это, должно быть, бывшие старшие сержанты, которые ежедневно тренируются во внутреннем дворике и готовы в любой момент жестоко покарать провинившегося за злостную порчу архивных книг.

Этот сумрачный подвал, тесно уставленный томами с описью чьих-то предсмертных распоряжений, казался детективу настоящим царством мертвых. «Да и приходящие сюда живые — тоже призраки, — думал он. — Ведь все мы лишь до поры до времени блуждаем наверху, в земном мире теней, по тротуарам Стрэнда или Холборна, стараясь позабыть, что каждому в свой срок придет конец, как и всем зарегистрированным здесь завещателям. Знали ли эти богачи — а надо было накопить немало, чтобы тебя внесли в толстые фолианты, — что через сотни лет какие-то совсем чужие люди придут и будут читать их завещания? Это напоминает разграбление могил. Неужели когда-нибудь сюда придут для того, чтобы покопаться в пунктах и параграфах и моего завещания?»

Имена покойных бенчеров завораживали. Джеймс Герберт Померой, скончался в 1770-х и оставил двадцать фунтов жене, а дом на Линкольнз-Инн-филдс — в распоряжение Куинз-Инн. Эдвард Мадингли Чоули, умер в 1780-м, оставил пятьдесят фунтов на содержание и обучение бедных студентов, «дабы недостаток средств не воспрепятствовал получению преимуществ, дарованных оным от рождения». Там был Джосайя Стерндейл Тарлетон, умерший в 1785-м. Не отец ли это полковника Банастра Тарлетона, столь вдохновенно запечатленного Рейнолдсом? Пауэрскорт мысленно представил его портрет. Молодой, вооруженный с головы до ног кавалерист в тугих белых бриджах и зеленом мундире с золотыми пуговицами. За спиной у него дым пушечного взрыва, рядом пара запасных лошадей, ибо полковнику не пристало передвигаться пешком, а также артиллерийское орудие и багровые, под цвет той жутко кровавой войны, знамена. Что ж, Тарлетону-старшему, по крайней мере, не пришлось изведать горечь потери заокеанских колоний, за которые сражался его сын. Пауэрскорту вспомнилось также, что полковник Банастр Тарлетон многие годы был возлюбленным попавшей в число временных фавориток принца Уэльского красавицы Пердиты, чей портрет кисти Гейнсборо украшает Собрание Уоллес. А Роберт Фитцпейн Уилберфорс, умерший в 1792-м, может, это отец или дядя того Уилберфорса, что так успешно ратовал за отмену рабства?