Гелена Мнишек - Майорат Михоровский

• Название: Майорат Михоровский
• Автор: Гелена Мнишек
• Жанр: Исторические любовные романы

Роман «Майорат Михоровский» является продолжением книги «Прокаженная».

---

Немка на эстраде кружилась так, что кружева взлетали вверх, обнажая ноги до колея.

Один из мужчин, сидевших за столиком неподалеку от ложи, сказал своему спутнику:

— Вы только посмотрите, как эта германская свинка заголяется…

— И за что ей так хлопают? — удивился другой, глядя на кланявшуюся шансонетку. — Голос у нее тяжелый, как крестьянская колбаса с горохом…

— Зато формы словно из мрамора — ноги, бюст…

— Какой там мрамор! Простой камень, только подкрашенный и побеленный! Да нет, жаба, сущая жаба, это вам не венгерка…

На эстраду выбежали пять полуголых девушек, выбрасывая ноги в канкане.

— Посмотрите, выставка женщинятины…

— Чего?

— Ну, есть телятина, гусятина, а это — женщинятина. Голое мясо. Как на витрине. Но знатоков тут изрядно, взгляните хотя бы на молодого Михоровского…

Майорат вздрогнул — но соседи, разумеется, смотрели не на него, а на Богдана, пожиравшего взором ножки танцовщиц.

— Видите? Одну уже ангажировал, но облизывается и на всех остальных… Ничего, скоро обожжет крылышки…

— Думаете? Вряд ли.

— Многие мотыльки, порхавшие над такими цветочками, обжигали крылышки…

— У этого — порода! Возьмите глембовического майората — какой повеса был в молодости. И до сих пор хоть куда.

— Говорят, майорат собирается жениться на кузине. Но пока он женится, этот молокосос пустит на ветер половину состояния…

— Да, я слышал, что майорат его опекает. Плохо, должно быть, опекает, если юнец только и делает, что увивается за балеринами…

Вальдемар вдруг испугался, что его заметят, и отодвинулся в глубь ложи.

Танцовщиц на эстраде сменил певец, а на смену ему появился рослый негр и, вскрикивая голосом петуха, которого режут, показывал фокусы.

Зал был полон табачного дыма. Повсюду звучала веселая болтовня, слышались шутки, громкий смех, шампанское лилось рекой. Какой-то юнец расхаживал меж столиками с корзиной цветов, ухитряясь продавать их исключительно там, где платили щедро, не чинясь. Богдан купил у него огромный букет роз, грациозным жестом положил перед своей дамой.

Вальдемар думал: «Такое неизбежно. Некий закоулок человеческой натуры всегда содержит в себе миазмы разврата. Только у одних этот уголок никогда не пробуждается к жизни, охраняемый волей и чувством долга, и потому не способен отравить организм. Но у других из-за моральной ущербности яд прорывается в кровь… И любое развлечение, если вдуматься, становится преддверием разврата и распущенности — правда, многие так и не переступают рокового порога, к чести своей чести.

Вдруг его внимание привлек тихий разговор за соседним столиком.

— Ого! Вот она, кровь Михоровских! Наш петушок размахивает крылышками! Смотрите: явно назревает скандал…

— Да, наши магнаты повздорили… — согласился второй.

За столиком, где сидела прима-балерина, и в самом деле разгорался скандал: Богдан и один из молодых людей осыпали друг друга резкими, оскорбительными словами. Лицо Богдана пылало гневом. Дама явно смутилась и не прочь была уйти. Несколько лакеев предусмотрительно придвинулись поближе к столику. Соседи с любопытством прислушивались и присматривались — но веселый шум в зале не утихал, скандал не привлек всеобщего внимания.

Вальдемар видел, как Богдан швырнул противнику свою визитную карточку. Балерина вскочила. Богдан энергично удержал ее и крайне вежливо раскланялся с обоими молодыми людьми, тут же удалившимися. Потом он испепелил взглядом официанта и лакеев, попятившихся в смущении, встал и, пропустив вперед свою даму, вышел из зала походкой владетельного князя, гордо подняв голову. Но он шел не к выходу — Вальдемар разглядел, что Богдан и его дама исчезли в одном из дальних кабинетов.

— Смотрите, он решил остаться… — буркнул сосед Вальдемара.

— Туда понесли шампанское. Оргия перед поединком… Каков удалец! Наверняка из-за неё и вспыхнула ссора.

— Типичный кабацкий скандал. Словно дерущиеся за самку олени… Михоровский, надо сказать, победил.

— Да, этот молодчик и под пистолетом не дрогнет.

Вальдемар содрогнулся.

XXIX

Противники подняли пистолеты. Богдан успел сказать своему секунданту Стальскому, старому знакомому по Ривьере:

— Я выстрелю в воздух, а он… пусть поступает, как знает.

— Раз, два…

Раздались выстрелы. Богдан скривился и, выронив пистолет, левой рукой схватился за правое предплечье.

Все кинулись к нему.

На рукаве расплывалось кровавое пятно. Глядя на свои окровавленные пальцы, Богдан сказал с деланным спокойствием:

— Впервые не Михоровский поразил противника, а, Михоровского поразили. Боже мой, предки в гробах перевернутся!

Врач осмотрел его рану. Пуля прошла навылет, не задев кости.

Богдан протянул раненую руку своему противнику:

— Итак, мы уладили дело? Не годится так говорить, но я жалею, что не отстрелил вам мизинца на ноге, вот это был бы выстрел! Ничего, в другой раз я это исправлю…

Севши в карету, он вдруг ослаб и безвольно откинулся на подушки.

— Вряд ли это от боли, скорее всего — от волнения, — сказал врач сидевшему здесь же Вальдемару. — Как-никак это его первая дуэль…

— Богдан что-то шепнул побелевшими губами. Майорат заботливо поддержал его, спросил:

— Что ты сказал, Богдан?

— А, пустяки! Это еще не конец, в другой раз я не буду таким растяпой. Вызову какого-нибудь хлыща — и в лоб! — неловко пошевелив раненой рукой, он охнул от боли и тихо проговорил: — Ведь было бы за что…

Прошло несколько дней, а Вальдемар никак не мог дознаться о причине дуэли.

Богдан упорно молчал.

Однажды между ними произошел разговор, который Богдан начал первым:

— Дядя, стоит ли женщина того, чтобы умереть за все?

— Смотря какой она категории.

— Ну что ты говоришь — категории… «Женщина» — и все тут. Каждая женщина имеет нос — чтобы держать по ветру, глаза — для кокетства, губы — для поцелуев и добродетель — на продажу…

Вальдемар сурово ответил:

— Боюсь, там, где ты привык бывать, ты приобрел несколько односторонний опыт…

Богдан замолчал и нервно зашагал по комнате. Вдруг принял вызывающую позу и остановился перед Вальдемаром:

— Дядя, позвольте заявить: мой опыт вовсе не односторонний. Мир состоит исключительно из таких женщин, про которых я говорил. Конечно, не отрицаю, встречаются и порядочные, сущие святые, но редко, очень редко, прежде чем встретится такая, сто раз можно потерять голову из-за всяких вертихвосток, и в прямом смысле потерять, а уж в переносном и речи нет…

— Откуда ты это знаешь? — удивился майорат.

— Знаю уж…

— Вот тебе хороший урок. Больше не станешь рисковать жизнью из-за всяких глупостей.

— Ох, дядя, мне не раз еще придется… Неужели ты сами никогда не попадали в авантюру из-за первой попавшейся юбки? В любой вашей «категории», даже среди тех, кто разодет в бархат и горностаи, такие попадаются…

Богдан иронизировал, смеялся, но о причине дуэли упорно молчал и ходил, словно в воду опущенный, рука его давно зажила, так что боль ему докучать не могла. Что-то за этим крылось.

Однако Вальдемар, хотя и обеспокоен был состоянием юноши, сам пребывал в душевных терзаниях. По всем великосветским салонам шептались о его браке с Люци как о чем-то решенном. На них уже смотрели, слови на новобрачных.

Люция цвела, Вальдемар мрачнел.

Он старательно избегал Люцию, и они лишь случайно сталкивались на больших приемах. Столь странные отношения не ушли от внимания пани Идалии. Но она ни; словом себя не выдала, делая вид, что ничего не замечает и понятия не имеет о ползущих сплетнях. Возможно, и она искренне желала брака Люции с Вальдемаром но, должно быть, мало верила в то, что это могло произойти.

Однако непрестанно устраивала приемы, следя, чтобы Вальдемар получил приглашение одним из первых, стараясь, чтобы Вальдемар и Люция всегда оказывались рядом, участвовали в общих развлечениях. И ей это удавалось.

Люция изменила поведение. Из холодной весталки она вдруг преобразилась в кокетливую красавицу. Эта столь внезапная перемена уже сама по себе очаровывала мужчин — а Люция все свое обаяние направила на Вальдемара. Казалось, ее пожирает внутренний огонь, глаза, сияют, приоткрытые губы ждут поцелуя…

— Я твоя! — говорило каждое ее движение.

И душа майората стала понемногу оттаивать.

Словно тень промчавшейся ласточки, словно долетевшая неведомо откуда волна неуловимо благовонного запаха, словно колыханье расцветшей ветки акации…

Что-то новое, еще непонятное, проникало ему кровь — капля за каплей. И каждая капля делала кровью горячее. Что-то в нем просыпалось, слабо, неуловимо, словно отдаленное горное эхо, казалось, давно уснувшее; меж скал, но пробудившееся нежданно. Вальдемара порой охватывали удивление и страх. Но он посещали все приемы, балы и рауты, куда его приглашали, не пытаясь искать спасения в бегстве.